- Я надеюсь, ты собираешь совместить свой опыт посещения борделя и изначально обозначенную тему? – перевел я внимание француза, больше отвлекая его от переживаний, чем поторапливая.

- Ну так посмотри!! – с этим воплем Жерар артистично простёр руку в направлении собиравшейся присесть на скамейку девочки, в которой я опознал Шино Цуруму – пурпурноволосую любительницу облапать человека в коридоре. Высокая и статная японка, вспугнутая воплем, скосила глаза на француза, продолжая находиться в полусогнутом положении. Учитывая, что в зубах она держала поджаренный тост, явно утащенный из столовой, вид девушка имела вороватый и виноватый.

- Посмотри же на эту красоту! – не унимался француз, даже не думая сбавлять голос, - Какой цвет волос, какое прекрасное лицо, какая нежная и гладкая кожа, лишенная пятен и родинок! Какие потрясающие, великолепные, неподражаемые формы!

Француз продолжил умело осыпать комплиментами полусогнутую и неумолимо краснеющую Цуруму с куском хлеба в зубах, привлекая внимание сидящих на трибунах учеников, а я внезапно прозрел. Причем, последнее я сделал вперив взгляд во всю туже девушку – мозг впервые отметил длину и форму ее почти полностью обнаженных ног, объем высокой груди, которой могла бы позавидовать любая из признанных европейских красавиц, идеальное симметричное лицо без всяких признаков макияжа, потрясающей формы и глубины оттенка янтарные глаза… Теперь я с уверенностью мог сказать, что ни одна из европейских девушек или женщин, за исключением Скарлетт и Миранды, не могла бы соревноваться в красоте с японскими аристократками. Но сестру и подругу сложно было считать «нормальными»… по разным причинам.

- Ты прав, - почти автоматически произнес я, - Она идеальна.

Наверное, я сделал это слишком громко, судя по возникшей неподалеку тишине.

Крепкие молодые зубы безжалостно сомкнулись, кусочек поджаренного хлеба жалобно хрустнул и упал на пол. Цурума медленно разогнулась, так же медленно развернулась, и, пылая ушами, деревянной походкой скрылась с поля, сопровождаемая… взглядами.

- Так вот, - голос Сент-Амора внезапно наполнился холодом и издевкой, - Такая внешность – это результат скрещивания людей с материализовавшимися духами. Как думаешь, какие побочные явления у потомков таких мезальянсов?

- Ответ напрашивается сам, - я пожал плечами, - Энергетические.

- Именно! – энергично кивнул француз.

Его семья, как оказалось, специализировалась на биологической селекции, поэтому выводы Жерар мог подкрепить солидной базой знаний, хранимой и расширяемой его семьей из поколение в поколение. Занимаясь аграрным сектором и выводя новые породы животных и растений, Сент-Аморы не гнушались и знанием о человеческой генетике, доступной на уровне развития науки этого мира.

Скрещиваясь с материализованными разумными духами, знать Японии получила многое – особую внешность, удивительное по сравнению с европейцами здоровье, практически полное отсутствие простудных заболеваний, прекрасный иммунитет к инфекциям и разноцветные волосы с радужками глаз. Но заплатили они за это большую цену – разница в энергетических системах духа и человека породила странный и неустойчивый гибрид. Юноши и девушки от подобных союзов спокойно жили и радовали глаз родственников до двадцати пяти-тридцати лет, потом начиная чахнуть и болеть. Апатия, сонливость, в конце – отказ сердечной мышцы. Разгадка выяснилась быстро – для полноценной и долгой жизни было необходимо регулярно подвергать свою энергетику нагрузкам… и разгрузкам, выпуская ставшую «слишком своей» энергию и заполняя тело свежим эфиром.

Удержаться от удивленной мины было сложно. Гимнастика для духовного здоровья, с возрастом становящаяся вполне опасным оружием? Забавно, загадочно… и непрактично. Судя по доносящимся до моих ушей время от времени разговорам одноклассников-аборигенов, эти самые упражнения и медитации кушали немалую долю времени, жестко регламентируя распорядок жизни молодежи. На озвученные мной сомнения Жерар лишь пожал плечами, заявив, что не знает никого, кто бы отказался выглядеть в пятьдесят лет на двадцать-тридцать, да и жить до сотни, просто занимаясь ежедневно и получая в нагрузку еще и боевое умение, которое для молодежи выставляется в первые ряды.

Интересная точка зрения, полностью игнорируемая мной, так же как и внешняя красота японок ранее. Древние рода, находящиеся под надзором Эдвина Мура, Герцога Крови, чувствовали себя великолепно, выглядели отлично и жили долго. О том, что проблема возраста и здоровья может волновать других… я как-то не задумывался.

Интеллектуально обогатившись от дружелюбного француза, я решил посвятить остаток свободного времени на полезное и приятное плавание в грозящем скоро закрыться на зимнее время бассейне. Сейчас, за исключением времени плавательных занятий, в бассейне было свободное посещение, которым почему-то ученики пользовались редко.

Это было неудачным решением. Снаружи бассейна никого не было, а вот в нем самом… у стеночки плавал труп.

Позади из коридора послышались чьи-то голоса, и я понял, что деваться некуда. Уйти – меня заметят. Спрятаться – найдут, когда увидят тело. Безвыходное положение.

Скрипнув зубами, я заорал погромче, нырнул в бассейн и кинулся к плавающему вниз лицом мертвецу. Тот безвольно колыхался, совершенно равнодушный к перипетиям собственного бытия, но осложняющий мне жизнь до таких степеней, о которых думать совершенно не хотелось. Вытолкнув тело из воды, краем глаза видя настороженно выглядывающих из-за двери девчонок, я понял, что совершенного мало, и нужно, хотя бы для большей достоверности в суде, изобразить спасательные процедуры.

Присмотревшись к телу, я горько хрюкнул – это была покойная Шино Цурума, как раз номер один из числа моих пассивных неприятелей. Бледная, не дышащая, ее мокрые пурпурные волосы расползлись по голубому кафелю черными плетьми. Послышалось оханье девчонок. Делать уже было совершенно нечего, поэтому я приступил к реанимационным процедурам – вдувая воздух трупу в рот, с перерывом на несколько ритмичных толчков грудной клетки. В голове билась глупая ирония – надо же, я возвращаю этой извращенке долг по домогательствам посмертно. Извиняет ли меня то, что все, что я делаю, происходит во имя защиты собственной чести и достоинства? Или же наоборот усугубляет?

Вдох-выдох, вдох-выдох. Толчки. Повторить. А сколько это уместно делать, чтобы свидетели засчитали за искреннюю попытку спасти жизнь случайно найденной утопленнице?

Ответа на этот вопрос я не изыскал. Вместо него изогнулось сильное гибкое тело в черном закрытом купальнике и исторгло из себя воду, хрипло закашлявшись в процессе. Жива! Ура!! Я, улыбаясь во все шестьдесят два зуба, обернулся, дабы позвать свидетельниц разделить мое облегчение, но тех уже и след простыл. Пришлось подождать, пока неудачливая утопленница выкашляет остатки жидкости и обмякнет, заворачивать ее в обнаруженное на лавках у бассейна большое полотенце и нести в медпункт. Предварительно я, разумеется, оделся, точно помня по прошлой жизни, что раз человек задышал и отключился, то жить будет, а значит – нет повода сверкать полуодетым телом на всю академию.

На процессию переноса тела смотрело подозрительно много учеников, да и не только их. Это натолкнуло меня на мысль, что девушки-свидетельницы могли несколько… перестараться, разнося новости, поэтому я сделал лицо построже и походку поувереннее. Ближе к медпункту меня и Цуруму уже встречал встревоженный Асаго Суга в компании двух других преподавателей и комаину. Собаковидный тут же что-то шепнул на ухо директору и тот видимо расслабился, облегченно улыбаясь. Передав тело в заботливые, но дрожащие руки медсестры, я сообщил Суга все обстоятельства произошедшего инцидента, горько пожаловался на убежавших учениц, которые могли оказать поддержку, и был отпущен.

Свобода моя продлилась где-то секунд десять – на выходе из кабинета в высоком прыжке в меня влепился увесистый японский карлик, сшибая на пол как куклу. Не успев среагировать, я лишь крякнул, звучно рухнул на паркет, и немного по нему проехал, везя на себе удобно устроившуюся на груди Иеками Рейко.