— Когда я стану кланяться да величать Брукса «массой», тогда и впрямь все пропало! — Точно так же, как находиться здесь вдвоем и не иметь возможности прикоснуться к ней, а уж тем более поцеловать. Черт побери, это действительно его убьет!

Она вытерла слезы тыльной стороной руки и даже шмыгнула носом — блестящий жест! Но в следующий миг она сделала нечто неожиданное: взяла его за руку и погладила. Этого не полагалось по сценарию.

— Пожалуйста. — Она старательно ловила его взгляд. — Ты еще слишком слаб, чтобы отправиться на Север, а мы с Ларами найдем тебе убежище не раньше чем через два дня. Я понимаю, что тебе бесполезно объяснять, но это просто чудо, что ты выжил. Брукс бил тебя так, что открылось внутреннее кровотечение… И если он снова тебя ударит…

— А я понимаю, что вам бесполезно что-либо объяснять! — перебил Джамаль. — Вам бесполезно объяснять, что значит желать чего-то больше жизни — и знать, что ты никогда этого не получишь! Никогда! Никогда! — Он позволил своим тайным желаниям, своей страсти вырваться на свободу. — Всю жизнь я слышал одни приказы: что делать, что думать, что говорить! А жизнь и вещи, которые меня окружали, все равно оставались для меня недостижимы! — «…такие, к примеру, как ты!»

Она так смотрела на него, широко распахнув глаза, приоткрыв влажные губы, что Джамаль почувствовал, что сходит с ума. От такого зрелища впору было забыть не только роль, но и собственное имя!

— Я не сумел выбрать дело, чтобы было мне по душе, — продолжал он с грубым акцентом. — Я не мог говорить, когда хочу, или гулять туда… словом, куда мне хочется гулять, — «…или поцеловать тебя прямо в губы!» Кажется, она подалась вперед. Или это сделал он сам — но в итоге ее лицо оказалось совсем близко, и у него так зашумело в ушах, что он едва различил собственные слова:

— Я не могу… не могу…

Вот чего он действительно больше не мог — так это остановиться. Он наклонился вперед еще на пару дюймов, и… черт побери, он ее все-таки поцеловал!

А она прижалась к нему и так отвечала на поцелуй, что Джамаль не устоял бы на ногах — хорошо, что он сидел на земле.

Первой его мыслью было: «И где это она выучилась так забористо целоваться?» Второй мыслью было: «А кого это, собственно, волнует?» Ведь главное было в том, что он наконец-то поцеловал Сюзи Маккой!

На вкус ее губы были как молодое вино — сладкие, терпкие и чудесные.

Тут у всех наблюдавших за сценой перехватило дыхание. Судя по всему, до Сюзи тоже это дошло. В камерах по-прежнему жужжала пленка, и Джамаль из последних сил заставил себя выпрямиться и отодвинуться от Сюзи. Хоть бы они не заметили, как у него дрожат руки!

— Я не могу жить так, как захочу. — Никакое актерское мастерство не могло бы создать эту внезапную хрипоту в его голосе. — Я не могу полюбить ту, что мне нравится.

Ее руки тоже тряслись, пока она собирала свои баночки с мазью.

— Я тоже этого не могу, — сухо заметила она. — Но не собираюсь из-за этого помирать! — Джейн выпрямилась. — Попозже загляну еще, надо будет снова намазать раны. — Она повернулась к двери, но задержалась и с чувством добавила:

— Ты должен выжить! Потому что надежда умирает последней!

— Да мне-то на что надеяться? — тихо промолвил Джамаль, качая головой.

Она молча повернулась и вышла.

В полной тишине Джамаль смотрел ей вслед полными слез глазами.

Медленно, неохотно он закрыл глаза и отвернулся.

— Снято! — шепотом объявил Виктор.

Но в комнате по-прежнему стояла гробовая тишина.

Джамаль открыл глаза и увидел, как испуганная Сюзи заглядывает в двери. Он устало вытер лицо. Больше всего ему хотелось сейчас забиться в какую-нибудь нору и как следует выплакаться.

Но никто из присутствующих так и не двинулся с места.

Наконец Виктор многозначительно прокашлялся.

— Хорошо, — заявил он.

— Хорошо, — слабым эхом откликнулась Кейт. А Джерико расхохотался во все горло.

— И это называется хорошо? Да это же просто замечательно! — И он спросил у Кейт:

— Как по-твоему, можно будет оставить все как есть, с поцелуем?

— Не знаю. — Она задумчиво прикусила губу. — Надо подумать. Пока пусть останется как есть, а вырезать мы всегда успеем. — И она обернулась к Виктору:

— Ты не против?

— Абсолютно. — Виктор оживленно хлопнул в ладоши. — Давайте поставим камеру под другим углом. Я хочу снять все сначала, и с поцелуем. Как, ребята, вы не очень устали?

Джамаль посмотрел на Сюзи. Она все еще не оправилась от потрясения, но лишь пожала плечами.

— Нормально.

Джамаль откашлялся. Сейчас он сможет поцеловать ее еще раз.

— Да. Нормально.

И впервые за свою актерскую карьеру ему искренне захотелось запороть роль. Чтобы им пришлось сделать не меньше сотни дублей!

Кейт стояла возле камеры и смотрела, как ее любовник целует другую женщину при свете очага.

Они снимали сцену из воспоминаний Ларами — брачную ночь с Сарой.

Джед был гладко выбрит, а блестящие длинные волосы аккуратно причесаны. Он был одет в строгий темный костюм и белоснежную сорочку — и едва напоминал опустившегося, заросшего щетиной Ларами, в пьяном угаре слонявшегося ночами возле фермы Виллетов. Он не был похож даже на непривычно трезвого и сдержанного Ларами с красными от бессонницы глазами, каким становился ближе к концу фильма.

Кейт не могла не отдать должное: из Наоми Майклсон вышла превосходная Сара. Миловидная, с длинными золотистыми локонами, в белом подвенечном платье, она была настоящим воплощением невинности и чистоты.

На глазах у Кейт Джед грациозно скинул с себя пиджак и рубашку и склонился над Наоми. Загорелая кожа, бугрившаяся мускулами, тускло отсвечивала в пламени очага, пока он целовал Наоми. Нет. Неверно. Это Ларами целовал Сару.

А Джед, не спуская с Наоми глаз, расстегнул на ней платье и нежно провел пальцами по обнажившимся грудям. В его взгляде горело столь откровенное желание, что Кейт не выдержала и отвернулась.

Сцена выглядела слишком реалистично. И была насыщена страстью.

Джед, целуя актрису, опустился с ней вместе на пол, выйдя из поля зрения камеры, которой следовало теперь «наехать» на языки пламени в очаге.

— Снято, и давайте укладываться!

Наоми устало поднялась на ноги, но Джед так и не двинулся с места, пока к нему не подошла Кейт.

— У меня еще никогда в жизни так не болела голова, — заявил он, глядя на нее снизу вверх.

Наконец он уселся, двигаясь при этом скованно и неловко, зажмурил глаза и помассировал переносицу. Даже под загаром было видно, как он побледнел и осунулся.

Вот что казалось настоящим чудом! Кейт с трудом верилось в то, что еще минуту назад он был здоров — во всяком случае, играл здорового человека.

Она присела на корточки, откинула со лба волосы и пощупала, нет ли у него жара.

Он просто горел в лихорадке.

Кейт решительно выпрямилась и крикнула:

— Анни!

В тот же миг рядом возникла ее ассистентка.

— Как зовут здешнего доктора, который согласился круглые сутки отвечать на наши вызовы?

— Слокум.

— Позвони доктору Слокуму и попроси подождать нас в трейлере у Джерико минут пятнадцать.

— Ничего себе! — возмутился Джед, вскакивая на ноги. — Только врача мне не хватало!

— Ты же болен!

— Это ерунда, — возразил он. — У меня постоянно воспаляются лобные пазухи. А из-за них трещит голова. Ничего страшного.

— Но ты же сам только что сказал, что такая головная боль у тебя впервые в жизни! И как я понимаю, она началась не две минуты назад. Почему же ты молчал до сих пор?

— Потому что это ерунда. — Джед снова стал массировать переносицу.

— Джед, да ты же белый как полотно, и я чуть не обожглась об твой лоб, и…

— И что с того? У меня немного разболелась голова? Сыграл-то я как здоровый! На то я и актер! И нечего делать из мухи слона!

— Ах вот как, теперь она уже разболелась немного? Послушай, сегодня днем, когда вы с Сюзи и Джамалем снимали ту сцену в бараках, ты был еще в норме? Или уже успел заболеть?