Муллин послал одного из мнимых барубских спортсменов купить чего-нибудь прохладительного, и тот, уходя, «забыл» возле киоска свою спортивную сумку. Муллин, наблюдавший за этим с безопасного расстояния, подождал, когда возле киоска никого не будет, и нажал кнопку пускового устройства у себя в кармане. После чего убрался восвояси.

Римо и Чиун услышали взрыв, находясь на трибуне стадиона, откуда наблюдали за тренировкой бегунов, пробовавших искусственную гаревую дорожку вокруг большого футбольного поля.

— Взрыв, — сказал Римо.

— Может, сходишь, — отозвался Чиун. — Меня это не интересует.

Он все еще дулся после того, как Римо четко объяснил ему, что просто не сможет вывести из строя всех спортсменов, чтобы таким образом получить возможность выиграть все золотые медали.

— А не мешало бы поинтересоваться, — заметил Римо.

— Меня интересует только твоя золотая медаль, и больше ничего.

— Ну да. Потому что тебе захотелось прославиться, попасть на телевидение и заработать на рекламе, правильно?

— Приблизительно так.

— Так вот что я тебе скажу, Чиун. Если погибнет кто-нибудь из спортсменов, все внимание телевидения и прессы будет обращено только на это убийство. Даже имени моего в газетах не появится. И никто у меня не будет брать интервью. Я буду просто ничто, а это значит, что и ты ничего не получишь. Так что лучше бы тебе поинтересоваться.

— Чего ж ты мне сразу не объяснил, — сказал Чиун. — Чего ж мы тут сидим и тратим время на разговоры?

— Затем встал и понюхал воздух, точно ищейка. — Туда, — сказал он и бросился бегом в сторону, откуда донесся взрыв.

Только Соркофский с Бехенбауэром двинулись к двери, чтоб выяснить, что означает этот звук, как в радиомониторе на столе полковника раздались щелчки.

Докладывал один из агентов службы безопасности, установивший, что взрыв произошел в продовольственном киоске.

— Убитые или раненые есть? — спросил Соркофский в микрофон.

— Пока неизвестно, — ответил голос.

Соркофский и Бехенбауэр выбежали из кабинета.

Прошмыгнув мимо охраны, которая пыталась восстановить порядок до прибытия на место происшествия офицера, Римо и Чиун получили возможность в течение четырех минут пошарить среди обломков кирпича, оставшихся от киоска, прежде чем их попросили удалиться.

Этих четырех минут им было вполне достаточно.

Чиун подобрал небольшой кусок плотной ткани, лежавшей под доской, которая до того была прилавком, и передал его Римо. Тот пощупал и сказал:

— Похоже, от спортивной сумки.

Чиун кивнул.

— Вполне резонно. Сумку у прилавка совершенно спокойно мог оставить кто угодно. А что в этой сумке примечательного?

Римо снова осмотрел ткань, пока агенты службы безопасности отгоняли их от груды развалин.

Когда они с Чиуном оказались за линией милицейского оцепления, Римо сказал:

— Домотканая.

— Совершенно верно, — сказал Чиун. — А что еще?

Тут они остановились, чтобы посмотреть на здоровенного русского офицера, который прибыл в сопровождении худощавого человека с усиками, похожего на хорька, и тотчас же начал отдавать отрывистые команды. На месте взрыва моментально установилось некоторое подобие порядка. Римо про себя отметил, что этот русский верзила толковый малый. Он знал, что надо делать, и умел командовать. Таких было не много, что среди милиционеров, что среди военных.

— Ну, — сказал Чиун, — говори. Что еще?

Римо повернулся и пошел вслед за Чиуном, не заметив, как русский офицер, оглядевшись, остановил на нем взгляд. Глаза русского вспыхнули, потому что он тотчас же узнал Римо Блэка, фотографию которого незадолго до этого видел в рапорте, лежавшем у него на столе. Соркофский кивком головы подозвал одного из людей в штатском, тот подошел и, выслушав отданные шепотом указания, небрежной походкой двинулся в том же направлении, куда пошли Римо и Чиун.

— Не знаю, Чиун, — сказал Римо, разглядывая кусок ткани на вытянутой руке. — Что же еще?

— А ты понюхай.

Римо понюхал лоскут, но уловил только намек на какой-то специфический запах. Тогда он сжал лоскут в ладонях, чтобы согреть ткань и усилить запах, после чего поднес сложенные ковшиком ладони к носу и глубоко вздохнул.

Теперь он узнал специфический запах, свойственный взрывчатке, но было и еще что-то, какой-то горьковато-приторный, щекочущий ноздри запах. Он уже встречал его когда-то, очень давно... но где?

Римо покрутил головой и понюхал еще раз. Он мог отделить этот запах от всех остальных, которые издавал лоскут, — от запаха порохового дыма, пота, — но определить его происхождение никак не мог.

— Не знаю, Чиун. Что это?

— Арника, — сказал Чиун. — Понюхай еще, чтобы знать в следующий раз.

Римо понюхал еще раз, закладывая запах в свою память.

— А что это такое — арника? — спросил он.

— Ее делают из сухих цветов целебной травы. Изготавливаемая из нее мазь используется боксерами для снятия опухолей и заживления ссадин, — сказал Чиун.

И Римо вспомнил. Это было давным-давно, еще до КЮРЕ и Чиуна, когда он служил в армии, где ему пришлось участвовать в соревнованиях по боксу. Он очень удачно встретил противника правой и рассек ему бровь, а в следующем раунде, когда они сошлись в клинче, нос Римо оказался прямо рядом с порезом, и он уловил запах этой арники, которой воспользовался секундант противника, чтобы уменьшить опухоль и остановить кровотечение из ссадины.

— Боксер, — сказал Римо. — Нам надо искать боксера.

— Правильно, — сказал Чиун. — В команде, где есть сумки из домотканой материи.

Римо кивнул.

— Видимо, в команде какой-то маленькой страны, которая по бедности не смогла обзавестись нормальной экипировкой.

— Молодец, — сказал Чиун. — Меня радует твоя сообразительность. А теперь, поскольку я сделал за тебя твою работу, я вернусь на стадион и понаблюдаю за твоими конкурентами.

— Прекрасно, — сказал Римо. — А я пойду к боксерам. А заодно и прихвачу с собой «хвоста».

Он указал головой через плечо, и Чиун в знак понимания кивнул в ответ. Даже не видя шедшего за ними русского агента, оба знали, что их взяли под наблюдение еще возле взорванного киоска.