Однако Элисса не питала иллюзий. Посол по-прежнему оставался в числе подозреваемых ею в убийстве брата. Она не могла позволить себе забыть об этом. Петтигрю был умен, обладал хорошими связями. Вдобавок, если судить по его нынешнему безрассудному азарту, он вполне мог оказаться человеком, нуждающимся в крупных суммах денег. Значит, сэр Уильям мог быть Ястребом.
Но он мог быть и невиновен. Подумав об этом и не в силах смотреть, как несчастный продолжает проигрывать, Элисса наклонилась к его уху и зашептала:
— Мне бы не хотелось прерывать игру, господин посол, но я с удовольствием вышла бы в сад, а вы обещали меня сопровождать. Надеюсь, вы не откажете?..
Посол немного поворчал, посмотрел на карты, зажатые в руке, и наконец перевел на Элиссу взгляд, в котором безошибочно читалось облегчение.
— Разумеется, моя дорогая. С радостью. — Он повернулся к остальным: — Боюсь, джентльмены, вам придется меня извинить. Рыцарский долг превыше всего. Графиня просит меня сопровождать ее на прогулке, и я счастлив подчиниться ее желанию. Полагаю, вы не станете возражать.
Партнеры улыбнулись, пробормотали вежливое согласие, забрали невостребованные карты и положили их в колоду на углу стола. Петгигрю отодвинул кресло и протянул Элиссе руку, которую та с улыбкой приняла. Поворачиваясь, чтобы уйти, она бросила взгляд на полковника и увидела, как усмешка тронула уголки его губ. Элисса поняла, что он отлично знает, чем продиктовано ее вмешательство. Он смотрел на девушку с одобрением, к которому примешивалось еще что-то неуловимое.
Но уж конечно, не ревность. Для этого они слишком мало знали друг друга. И все же в его глазах что-то мелькнуло. Что бы это ни было, у Элиссы подпрыгнуло сердце, а губы внезапно пересохли. Она была рада возможности уйти из карточной комнаты.
Покинув зал, они с послом рука об руку вышли на террасу и задержались у кованой ограды, залитые мерцающим светом фонарей, укрепленных высоко над их головами на каменной стене.
— Мне не следовало так увлекаться игрой, моя дорогая. Я должен был понять, что вы скучаете. — Посол держал в чуть дрожащей руке бокал бренди, и Элисса увидела, что он еще более пьян, чем ей показалось.
— Поверьте, я вовсе не скучала, сэр Уильям, просто мне захотелось выйти на воздух. — Элисса с улыбкой смотрела, как посол подносит бокал к губам, и в ее мозгу вновь мелькнула мысль, которая уже посещала ее сегодня днем. Она шлепнула его по плечу веером. — Честно говоря, я подумала… Еще не поздно, как вы полагаете? Я бы с радостью выпила хереса перед сном. Может быть, вы наполните свой бокал, сэр Уильям, и мы вместе выпьем у камина в малом салоне?
Белые кустистые брови Петтигрю взлетели вверх.
— Великолепная мысль, дорогая. Действительно великолепная.
Они прошлись по террасе, отыскали лакея, потребовали бренди для посла и хереса для Элиссы и, взяв бокалы, отправились в уютный зал, о существовании которого большинство гостей, по-видимому, и не догадывалось.
Лишь только когда Петгигрю, выпив еще несколько бокалов, окончательно опьянел и всласть наговорился о своей любимой жене Матильде и их единственной дочери Мэри, сверстнице Элиссы, выражая сожаление по поводу их отсутствия, Элисса начала исподволь расспрашивать его в надежде выяснить, каковы на самом деле политические взгляды и пристрастия посла.
— Должно быть, переговоры относительно такого важного союза очень сложны, — сказала она.
— Чертова война… — пробормотал Петгигрю, клюя носом над наполовину опустевшим бокалом. — Ничего хорошего… одни убытки.
— Вы правы, сэр Уильям. Мне думается, война недешево обойдется австрийцам, а теперь, когда Наполеон стоит у их порога, наше вмешательство может лишь усугубить положение. Не лучше ли оставить их одних?
— Им нужно наше золото… Эрцгерцог пытается собрать большую армию, и французы… французам это не нравится. Они хотят помешать австрийцам… и сделают все, чтобы поставить их на колени.
— Еще бы. Бонапарт заплатил бы любые деньги за сведения, которые помогут ему победить.
— Любые… да.
— Изменник мог бы сколотить целое состояние…
Слова Элиссы были прерваны шорохом плотной ткани.
— Или изменница, — негромко произнес полковник Кингсленд, наклоняясь к Петгигрю и подхватывая бокал, который едва не вываливался из его непослушных пальцев.
Лицо полковника по-прежнему было бесстрастным, но по мрачному взлету бровей было ясно: он недоволен, что при попустительстве Элиссы посол оказался в таком состоянии.
— Полагаю, сэр Уильям, леди пора отдохнуть, — сказал он, метнув в ее сторону жесткий многозначительный взгляд.
— Да-да, конечно. Уже давно пора спать. — Очнувшись, Петтигрю криво улыбнулся девушке: — Прошу прощения, моя дорогая…
— Да, разумеется. Я и не заметила, что… что уже так поздно. — Посол встал, едва держась на ногах, и Элисса виновато подняла глаза на полковника: — Могу ли я просить вас об одолжении?..
Полковник коротко кивнул:
— Я с удовольствием прослежу за тем, чтобы господин посол благополучно вернулся в свои апартаменты. — Он вперил в девушку взгляд, наблюдая за тем, как розовеют ее щеки, и Элисса задала себе вопрос, действительно ли он так легко читает ее мысли, как кажется. — Доброй ночи, леди.
— Доброй ночи, барон. — Она смотрела, как Кингсленд, незаметно поддерживая сэра Уильяма под руку, осторожно уводит его из салона к лестнице, оберегая посла от конфуза.
Ей оставалось лишь надеяться, что полковник не догадался, чем она здесь занималась.
Но даже если он и догадался, Элисса знала, что при первой возможности сделает то же самое, как бы ей ни претило пользоваться слабостью сэра Уильяма.
Что бы там ни думал полковник, она должна любой ценой выяснить, был ли посол тем самым человеком, который называл себя Ястребом.
Наутро в Блауен-Хаусе начались приготовления к охоте, и в особняке все окунулись в кипучую деятельность. В округе водились серны и косули, дикие кабаны и перепела. Генерал Стейглер уговорил отпустить на охоту дам, которые любили прогулки в седле, и гостям подали лошадей.
Элисса всегда обожала верховую езду и с удовольствием присоединилась к охотникам, выбрав себе изящную серую в яблоках кобылу; генерал отправился на своем великолепном белом жеребце. Из всех скакунов Элиссе больше всего нравился огромный черный конь полковника Кингсленда; этот жеребец казался ей самым прекрасным из всех лошадей, каких она когда-либо видела в жизни.
Все утро компания мчалась, минуя поля и рощи, останавливаясь тут и там, пока охотники осматривались в поисках добычи. Перед обедом они оказались в маленькой долине с красной землей, окруженной поросшими лесом холмами, и мужчины приступили к разбивке импровизированного лагеря. Элисса отправилась к окраине долины, где слуги привязали скакунов, и пошла вдоль строя лошадей, осматривая прекрасных животных одного за другим, задержавшись у бесподобного черного жеребца полковника.
— Хороший, славный мальчик, — приговаривала она, поглаживая бархатистые ноздри коня. — Готова побиться об заклад, ты скачешь быстрее ветра. — Элисса с детства любила лошадей; ей повезло, она жила неподалеку от богатого сквайра, который разделял ее страсть и позволял ездить на своих чистокровных животных, когда она пожелает.
Конь мягко фыркнул и прижался ноздрями к ладони девушки.
— Настоящий красавец. Твой хозяин полковник недурно разбирается в лошадях.
— Это уж точно, — произнес черноволосый офицер, выступая из кустов за спиной Элиссы. Она несколько раз встречалась с ним и знала, что его фамилия Сент-Джайлз. — Столь же недурно он разбирается и в хорошеньких женщинах.
Элисса отвела взгляд и слегка раскраснелась. Ей было известно, что майор и полковник — близкие друзья, и она подумала, знает ли Сент-Джайлз о том, как Уолвермонт по ошибке забрался к ней в комнату.
Она провела рукой по шее коня, чувствуя ладонью солнечное тепло, которое впитала темная шкура животного.