От пробуждения памяти я беспокойно заерзала. Мои глаза больше не болели. Да — это был нормальный, естественный мир, в котором не было сверкающих фигур. Я была рядом с прудом, в который впадал миниатюрный водопадик; из него струился маленький ручеек, над которым весели растения с высокими свежими зелеными листьями, по форме напоминающими лезвия древних мечей. В середине каждой грозди этих лезвий — как сокровище, которое они призваны были защищать — стебелек немного темнее, увенчанный большими белыми цветами; каждый лепесток был слегка украшен точкой мерцающего серебра.
Дальше росли кусты, отяжелевшие от цветов, кремово-белых или бледно-серебряных. Нигде — я медленно поворачивала голову, чтобы осмотреть долину, в которой была — нигде не было никакого другого цвета, кроме оттенков белого и кремового — у цветков, серебристо-серого — скал, и зеленого — листвы.
Я зачерпнула воду рукой и снова напилась. И все вспомнила.
— Оомарк?
Но это другой мир — должно быть, я каким-то образом вернулась на Дилан. Тогда — что с детьми? Вернулись ли они тоже? Или же они все еще в ловушке — на ней, в ней — как бы себе это ни представлять. Я должна найти их — или помочь найти.
— Оомарк!
Я встала на ноги; мое тело было на удивление легким, восстановившим силы. Теперь я не чувствовала ни усталости, ни острой боли, ни тупой. И не хотела есть. Я только испытывала нетерпение.
— Оомарк?
Рассматривая потревоженный мох и землю, я видела след, который продавила, когда ползла к бассейну. Может, если пойти назад по следу…
И действительно, я оставила хорошо заметный след, сначала сломав стену цветущих кустов, а потом и между деревьев. От цветов исходил сильный аромат, а среди них нежно порхали существа с прозрачными крылышками, насчет которых я так и не смогла решить — птицы ли это или очень большие насекомые. У деревьев были темно-зеленые листья. Между ними то тут, то там виднелись большие, плоские как тарелки цветы; такие цветы рисуют дети: большая середина, каждый лепесток отдельно от другого. Они тоже были зелеными, но намного светлее и ярче. У некоторых на лепестках была примесь голубого; других расцвечивала светло-серебристая пыль. И все же, и те и другие росли на одном и том же дереве.
Хотя мне нужно было срочно отыскивать детей, я все время оглядывалась по сторонам; казалось, я вижу детали отчетливее, чем когда-либо в жизни.
Следы того, как я ползла, закончились, наконец, в том месте, где начинались следы ног. Когда я их увидела, уверенность, что я освободилась от другого мира, разрушилась: это были следы моих собственных ботинок. Эти следы затем пересекались с маленькими, а также с еще одними большими. И те большие были странно бесформенными, так что нельзя было сказать, что за существо их оставило, кроме того, что, наверное, это были отпечатки преследователя Оомарка.
Итак, я шла по продолжению маленьких следов. Они вели вперед, петляя между стволами деревьев, будто Оомарк летел не разбирая дороги с единственной целью — лишь бы оторваться от преследования, что бы это ни было. Мой страх все возрастал; я побежала что есть духу в ту же сторону.
Деревья стали расти реже. Затем выбежала из рощи на открытую местность, но и здесь поле зрения было ограниченным из-за тумана. Оглянувшись, я увидела, как туман смыкается за моей спиной.
Деревья сменились кустами, многих из них украшали ароматные цветы. Что-то просвистело у меня над головой и скрылось. Должно быть, какая-то птица или другая летающая живность выискивала жертву.
У меня росло подозрение, что за мной наблюдают. Дважды я резко останавливалась и, оборачиваясь, осматривала пройденный путь. И хотя я не видела, что там что-то движется, все же чувство, что что-то только что торопливо спряталось, не ослабевало.
Ведший меня след, который был так отчетливо виден на влажной почве леса, здесь различить было труднее. Я нашла только несколько слабых оттисков, а на пересеченной тропинке остались отпечатки ботинок Оомарка и следы бесформенной ноги охотника. Раз я вообще потеряла их, и мне пришлось кружить вперед-назад, пока не нашла какую-то грязную и примятую траву, которая — подумалось мне на первый взгляд — должно быть, была местом, где Оомарка схватили. И все же, в утешение мне, чуть дальше был след ботинка.
Здесь он резко повернул направо. Интересно, пытался ли он повернуть обратно в лес, уйти с открытого места — ведь здесь не было никакого укрытия, кроме травы, толстой и сочной, хлещущей меня по лодыжкам, когда я пробиралась сквозь нее.
Эта особая туманная атмосфера скрывала деревья, из которых я вышла. Я была окружена маленьким открытым пространством, которое передвигалось вместе со мной, будто я была под каким-то передвижным колпаком, созданным, чтобы навсегда ограничить мне поле зрения. Я с трудом брела сквозь траву и камни, пока не оказалась у каменного возвышения высотой с дерево. Когда я дошла до этого места, то услышала рыдания, самой своей безнадежностью подававшие мне сигнал об опасности.
Настороженная, я стала двигаться бесшумно, как только могла, с осторожностью ставя ногу на гравий и камушки, обильно разбросанные среди камней, пока не добралась до места, откуда можно было взглянуть вниз со склона.
И как раз на границе видимости, у стены тумана, были те, кого я искала. Оомарк был втиснут меж двух камней, будто изо всех сил пытался пролезть в самый узкий кармашек безопасности. Он плакал, но походило это больше на блеяние, звук, исходящий, наверное, от человеческого существа, которого страх довел почти до безумия. И он все еще слабо двигал руками, будто толкал что-то, будто старался так защититься от нападающего.
И все же то нечто, что охотилось на него, было скорее в отдалении, чем вблизи, расхаживая вперед-назад, будто его отгораживала от мальчика какая-то невидимая стена. Он… оно… нечто — у меня перехватило дыхание от изумления, и в то же время я была совершенно уверена, что мои глаза достоверно докладывали о том, что там бродит. Размером с человека, в целом гуманоид; я никогда не видела ни человека, ни инопланетянина, похожего на него. Его плечи были широкими и ссутулившимися, отчего и без того большая голова при движении не держалась прямо, а наклонялась вперед. Руки были длинными. Ноги толстыми, и он был покрыт черными волосами, кучерявыми, как шкура у домашних животных. И все же это не было животным — ибо по всему волосатому телу виднелись остатки одежды, спутанные и связанные вместе, будто оно старалось сохранить их, как, бывает, держатся за амулет, хотя, возможно, существу было бы намного удобнее их отбросить.
Снова и снова оно останавливалось и поворачивалось к Оомарку, и мне было слышно то же нечленораздельное бормотание, которое оно издавало во время погони. Но Оомарк не отвечал и не двигался, если не считать этих толкательных движений.
Интересно, почему существо не подошло и не высвободило мальчика из этого неудачного укрытия? Уж, конечно, его сила была бесконечно больше, чем у маленького ребенка. И все же было очевидно, что по той или иной причине оно не могла достигнуть цели своей охоты, какова бы эта цель ни была.
И эта нерешительность или неспособность давали мне шанс спасти его. Я стряхнула с плеча сумку с припасами. Затем переложила ее содержимое в перед пиджака. Потом начала искать камни подходящего размера и веса.