Я не спала. Вообще-то я понимала, что мне уже довольно долго не хотелось спать — да, усталость тела была, но желания спать — нет. Однако идти дальше, пока не рассеется туман, я не могла, так что единственное, чем я могла заняться, это подумать. Где-то глубоко у меня в душе дремали осколки памяти — может, что-то, что я запомнила в хранилище знаний Лазка Волька.

Лазк Вольк… Сейчас казалось, мое прошлое на Чалоксе осталось так далеко, будто я смотрела на длинный-предлинный коридор, в дальнем конце которого виднелась полуоткрытая дверь. Но кое-как, вспомнив его, я смогла собраться с мыслями. Я старалась вообразить, что сижу перед ним и как раз собираюсь сделать доклад о какой-нибудь учебной ленте, выстраивая слова в порядок, готовясь высказать ценные и весомые соображения.

Какие же факты мне удалось открыть? Отвращение Оомарка к еде, которую я несла, перемены в нем, его страх перед веткой с цветами.

Но — я ведь тоже начала меняться, хотя и не ела того, что он. Как? Почему? Я тщательно перебирала все, что помнила. Я же пила! Проснувшись здесь, я выпила из пруда. Следовательно, я внесла в организм кое-какие природные продукты этого мира. Тогда почему цветущая ветка вернула мою кожу в нормальное состояние? И что с моими волосами? Я выдернула два волоска взглянуть на них.

Они были не такими зелеными, как раньше — это точно. Они снова стали слегка волнистыми. И это сделали цветы. Не поэтому ли Оомарк их боялся? Знал ли он, что они остановят перемены в нем, а может, и сделают его таким, как раньше? Но ведь он должен хотеть этого! Я покачала головой и вспомнила привычное резюме компьютера Волька: «недостаточно данных».

Раздумывать об Оомарке нет смысла. Лучше ограничусь тем, что я думаю, чувствую и знаю о себе самой. Легко можно допустить, что если здесь ешь и пьешь, то в твоем теле происходят изменения. Волосатое создание — если я не ошибалась в своих предположениях, то он — она — оно — может, когда-то было человеком! Этим объяснялось, почему он (почему-то я думала о чужаке как об особи мужского рода) делал неистовые попытки получить еду другого мира, в надежде, что с ее помощью совершит обратную перемену. Но цветы же помогли мне — почему они не помогли ему? Может, перемена в нем достигла такого уровня, что он уже не может ими воспользоваться? Я могла только гадать и гадать, но так и не узнать, додумалась ли до правды.

Я уловила перемену в окружающем и подняла голову, напряжено вслушиваясь. В тумане что-то двигалось. Я следила за этой едва различимой тенью. Уж слишком хорошо я помнила и ту тень, что кружила вокруг кольца, когда мы с Оомарком там укрывались, и тех, кого я встретила среди холмов.

Тень, темная тень, шла прямо на меня! Я приподнялась — с тяжелой сумкой наперевес. Слепо убегать сквозь туман не было смысла. Лучше уж встретиться с опасностью лицом к лицу, хоть и немного было надежды на то, что то, что шло за мной, мне по силам одолеть.

Фигура медленно приближалась, пошатываясь, будто была ранена или искалечена. Потом я смогла разглядеть ее яснее, насколько позволял туман. Волосатое существо! Я замахнулась сумкой, предупреждая, и оно остановилось.

На груди у него была изорванная повязка, которая, возможно, прикрывала рану. Но — он изменился! По крайней мере, мне не запомнилось, чтобы он так напоминал человека. Его голова стала прямее, а плечи не такими сутулыми. И волосяной покров — не таким густым.

— Друг… — Слово прозвучало отчетливо, как если бы его произнесли Оомарк или Бартаре. И снова он показал обе пустые руки, в знак доброжелательности. Доверять ли ему? Если бы я нашла партнера, проводника в этой стране кошмаров, добраться до детей было бы проще, а может, я смогла бы даже вернуться в нормальный мир.

— Кто ты? — строго спросила я.

Он заколебался, не зная, подойти ли поближе, и потом прошаркал еще несколько шагов. Я увидела, что в одном месте на тряпках, которыми он обернул тело, было темное пятно, и почти безотчетно добавила:

— Ты ранен!

Он прикрыл ладонью перевязанную рану.

— У Шарка были клыки, — в его голосе звучала усталость.

— Шак — Шарк, — я эхом повторила крики, которые привлекли внимание чудовищ, позволив мне убежать. — Это ты звал так из-за гребня холма?

— Они должны отзываться на свои настоящие имена. Таков закон, — уклончиво ответил он. — Вот почему они так тщательно таят свои имена, чтобы не повиноваться, когда их называют.

Может, это имело бы смысл, знай я столько же, сколько и он. Но по крайней мере, должно быть, именно это существо спасло меня от тех, кто подкрадывался среди холмов. Так что я не могла поверить, глядя на него, что он желает мне зла.

— Что тебе нужно? — Может, это прозвучало холодно и жестко. Но я все-таки еще не была готова к радушному приему такого странного коллеги-путешественника.

— У тебя есть… еда. — Он облизал губы.

— Теперь уже очень мало, — быстро ответила я. — И зачем она тебе? Здесь ведь ее, кажется, полно.

— Если ты ее ешь, то становишься частью этого мира, — сказал он медленно. — И тогда можешь и не надеяться вернуться назад.

— А дорога назад вообще есть ? — я страстно ухватилась за это. — Где?

— Они знают, великие из фольков. И у них можно выпытать. Но я узнал это слишком поздно. Я оказался здесь в ловушке. Но если ешь настоящую еду, появляется шанс разрушить их чары. — Он указал на ветку цветов. — Ты не смогла бы держать это, будь одна из них. Они боятся заметуса, потому что он нейтрализует их заклинания. — Он пошатнулся, будто больше не мог держаться на ногах, и опустился вниз, протянув ко мне руки, в мольбе получить то, что я несла.

Благоразумие подсказывало мне оставить его в одиночестве. Но в тот момент сочувствие побороло благоразумие. Я опустилась рядом с ним на колени, потянув за его тяжелое плечо, пока не перевернула его на спину. Его глаза закрылись, он часто дышал. Пятно на повязке было высохшим, так что я не стала сдвигать ее, чтобы исследовать рану, опасаясь больше навредить, чем помочь.

В этот раз я находилась достаточно близко, чтобы увидеть, что эти лохмотья были остатками обычной ткани, а на одном кусочке была видна эмблема. Я знала этот знак. Это существо, лишь очень отдаленно напоминавшее человека, носило эмблему исследователя!

Исследователь! Прикоснуться к этому символу, дающему связь с прошлым, было стимулом к действию — и усилило мою решимость противостоять опасностям этого мира. И правда, это была связь со здоровой нормальной жизнью, хотя, оказалось, тому, кто носил ее, удача не слишком-то помогла остаться собой.

Он зашевелился, и его глубоко впавшие глаза открылись. Я даже не была уверена, понимает ли он меня, но я должна была знать.

— Ты исследователь — кто? — Думаю, я бы стала вытрясать из него ответ, если б он сам не проговорил медленно:

— Джорс Косгро, исследователь первого разряда, 25-ое подразделение, Сектор Аргол…

Только одна вещь сейчас имела для меня значение — Сектор Аргол. Если он с этого сектора, то, может быть, бывал на Дилане. Но зачем? Дилан есть на звездных картах уже больше ста лет. А исследователи добирались до неизвестного намного дальше. Если только его не послали сюда по какому-то заданию, и он оказался очень далеко от того места, где ему следовало бы быть.

— Я попала сюда с Дилана. Как ты попал сюда?

Если б он на это ответил, то, может быть, у меня появился бы ключ к возвращению. Его разговоры о ком-то из фольков, у кого, может быть, можно было выпытать, как нам вернуться, не много для меня значили. Мне нужны были только факты.

— Джорс Косгро, исследователь первого разряда, 25-ое подразделение, Сектор Аргол… — повторял он механически из последних сил.

Я наклонилась ближе.

— Джорс Косгро!

Он уставился на меня, и у меня сложилось впечатление, что он вообще меня не видит. Обескураженная, я села на корточки. Может, это последствия ранения, а возможно, он изменился так сильно, что память о прошлом помутилась. Жаль, не было воды: может, если б брызнуть ему в лицо… Но что он там говорил? Ему нужна была еда, которую я несла. Я открыла сумку с припасами. У меня осталось три плитки шоколада и остальное — пачки вафель. И еще — тюбик ежевичного джема, который выдавливают на вафли, и еще мясной экстракт — его тоже выдавливают. Я выбрала мясо как самое питательное.