Глаза Джо потемнели.

— Только около полуночи. Я не мог уснуть, и мы со Стормом вышли прогуляться.

— Прогуляться? — эхом отозвалась Марианна; вопросы, заданные утром Риком Мартином, вновь угрожающе зазвучали в ее сознании. — Джо, ты опять видел кого-то? Так же, как и прошлой ночью?

Джо покачал головой.

— Я ничего не видел. Просто хотел пройтись. Что здесь плохого?

Марианна почувствовала, что сбита с толку. Ему всего лишь тринадцать лет, а сейчас полночь, и одному Богу известно, что может случиться в лесу. Вне всякого сомнения, Одри не одобрила бы...

Но потом ей показалось, что она понимает.

Только сегодня днем он видел, как хоронили его родителей.

Что это значило для него?

Этого она не могла себе даже вообразить.

Сегодняшняя ночь, первая после похорон, должно быть, стала для него бесконечным страданием. Ей самой следовало просидеть всю ночь с открытой дверью и включенной лампой, на случай, если она понадобится ему.

Но он не хотел будить ее, не хотел никого беспокоить своим горем, думала она, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, чувствуя, как переполняет ее сердце сострадание к этому хрупкому темноглазому ребенку. И он взял с собой собаку и пошел прогуляться.

А как же сарай? Что он делал там? И почему Сторм надвигался на нее так, что напугал до полусмерти?

— Разве ты не слышал, когда я звала тебя в сарае? — спросила она, в голосе уже не слышались нотки гнева.

Джо удивленно поднял брови, затем нахмурился.

— Я не был в сарае. Мы просто немного прошлись вдоль ручья.

Теперь наступила очередь Марианны нахмуриться.

— Но я только что была там, Джо. Дверь сарая оказалась открыта, и... — она запнулась, не зная, какое же слово ей употребить. — Что-то находилось там внутри. Оно надвигалось на меня!

Джо удивленно смотрел на нее.

— Но там ничего нет, — произнес он. — Я заходил туда, чтобы проверить, как там лошади, прежде чем мы зашли в дом. Все прекрасно!

Джо быстро взбежал по лестнице вверх, Сторм крутился у его ног. Марианна слышала, как закрылась дверь.

В полном замешательстве она выключила внизу все лампы. Темнота и безмолвие ночи вновь сомкнулись вокруг нее.

Но сегодняшней ночью, в спокойном сельском местечке, в темноте и безмолвии ранчо у Марианны появилось вдруг зловещее предчувствие, которое заставило ее дрожать, хотя ночь была теплой и тихой.

Прошло еще немало времени, прежде чем она заснула. Дважды она вставала, подходила к окну и до боли в глазах всматривалась в бархатную темноту за окном.

И хотя она так ничего не увидела и не услышала, ее не покидало тревожное ощущение, что что-то — кто-то — был там, снаружи.

Наблюдая и выжидая.

В понедельник Марианна поднялась ни свет ни заря с твердым намерением, несмотря на праздник — День труда, всерьез разобраться с хозяйством и управлением ранчо. До этого дня все ее силы уходили на борьбу со свалившимся на нее горем — потерей самой близкой подруги, на организацию двойных похорон, поминок. Но сейчас похороны были уже позади, выходные она провела в длительных прогулках вместе с Алисон и Логаном по территории ранчо и теперь пыталась вспомнить как можно больше из бесконечных объяснений Джо по поводу увиденного. Она решила, что, прежде всего, следует определить с самого утра — день отдыха сегодня или нет — и в соответствии с этим построить весь день.

Впрочем, вчера она выяснила, что в Сугарлоафе День труда отмечают в воскресенье, не считаясь с тем, когда празднует вся страна.

— Фермеры не знают, что такое выходные дни, — объяснил ей в пятницу Чарли Хокинс, — а здесь в округе это последняя в сезоне возможность подоить летних туристов.

Поэтому «традиционный» пикник состоялся вчера (для туристов — двадцать пять долларов с человека) вместе с родео (еще двадцать пять долларов) и вечерним «массовым гулянием на площади» (пятнадцать долларов, напитки — по пять баксов за глоток спиртного).

— А в понедельник все магазины работают целый день, на случай, если у кого-то осталось хоть немного наличных денег, — объяснял Чарли.

Но, следуя его совету, а также собственной интуиции, Марианна с детьми осталась дома.

— Это очень важно для Вашей дальнейшей жизни здесь, — сказал Чарли. — И будь я на Вашем месте, подождал бы немного, прежде чем активно участвовать в общественных мероприятиях.

И поэтому они все четверо оставались на ранчо и в субботу, и в воскресенье. А вчера, когда Марианна увидела Билла Сайкеса, возвращающегося поздно вечером из города, она вышла ему навстречу и попросила зайти к ним утром к семи часам.

Сайкес поджал губы, явно выражая свое неудовольствие.

— Мистер Уилкенсон никогда не просил меня зайти раньше восьми, а то и восьми тридцати, — вызывающе заявил он, и, судя по тону, Марианна поняла, что это первая проверка ее полномочий.

Оглядываясь назад, она решила, что справилась с ситуацией весьма неплохо.

— Я уверена, что буду многое делать иначе, чем мистер Уилкенсон, — ответила она ровным голосом. — Итак, если Вы придете на кухню к семи часам, кофе для нас будет уже готов и мы сможем обсудить некоторые вопросы.

Сайкес не произнес ни слова, но Марианна заметила слабый кивок в знак согласия; и когда она вечером ложилась спать, то завела будильник на шесть часов. Она примет душ, оденется и будет готова к встрече, включая обещанный кофе, по крайней мере за десять минут до назначенного времени.

В семь пятнадцать, когда не было и признаков Билла Сайкеса, она почувствовала, что раздражена. Стоит ей ждать или позвонить? А может, выйти и поискать его?

Что если она обнаружит его в сторожке спящим, с пустой бутылкой из-под виски рядом с кроватью? Уволить его? А что делать потом? Она не сможет управлять ранчо самостоятельно...

Стук в заднюю дверь прервал ее мысли, а увидев Сайкеса, заглядывающего в окно, она тут же забыла о своих намерениях его уволить. Он пришел, и это произошло на сорок пять минут раньше, чем от него обычно требовал Тед, если, конечно, допустить, что она поверила рассказу Билла. Если ему хотелось немного опоздать лишь для того, чтобы доказать свою независимость, пусть так и будет. Это она переживет.

Марианна помахала ему рукой, приглашая войти в дом, налила чашку кофе и кивком головы указала на стол в углу большой комнаты.

— Вы хорошо отдохнули? — спросила она.

Билл Сайкес безучастно пожал плечами, стащил с седой головы вязаную шапочку, которую обычно носил, и не двинулся с места, чтобы присесть на один из стульев, стоявших вокруг стола.

— Я все время думаю, — начал он без предисловий, — я, возможно, уйду с работы.

Марианна застыла с чашкой кофе, которую только что налила. Уйдет с работы? Но он не может так поступить! Как же она тогда... И вдруг ее осенило.

Он вновь проверял ее, вне всякого сомнения, пытался выяснить, не сможет ли выжать побольше денег, если припугнет своим уходом.

— Понимаю, — произнесла женщина, сохраняя спокойствие в голосе и тщательно скрывая охватившую ее панику. — Тогда почему бы нам не присесть и не поговорить об этом? — Поставив на стол его чашку с кофе, она отодвинула от стола один из стульев для него, а на другой села сама.

Сайкес колебался несколько мгновений, потом неохотно сел. Пока он маленькими глотками пил свой кофе, Марианна украдкой наблюдала за ним, пытаясь по выражению лица понять, что же он хочет. Она до сих пор не имела ни малейшего представления, сколько ему может быть лет, а его смуглая кожа и черные глаза говорили, что в нем есть примесь крови коренных жителей Америки. Кожа у Билла была задубевшая, как у человека, большая часть жизни которого проходит на свежем воздухе, и хотя ростом он был не выше пяти футов шести или семи дюймов, в теле чувствовалась недюжинная сила. Был ли он чем-то рассержен? Она изучала его лицо, но понимала, что не сможет ответить на этот вопрос. Пожалуй, Сайкес выглядел скорее обеспокоенным, чем рассерженным.