– Так и сказали: «Пригласите, пожалуйста, миссис Уинвуд». – «Неудобно будить ее в столь ранний час, перезвоните позже», – ответил я, но голос настаивал: «Это очень срочно». Тогда я положил трубку возле телефона и отправился будить экономку.
– Зачем? Вы что, не могли сами подняться к миссис Уинвуд?
– Я?! Ночью… В спальню леди? – дворецкий был потрясен.
– Да, – усмехнулся Корин. – Явный моветон… Ну, а дальше?
– Дальше Франческа ушла за миссис Уинвуд, а я вернулся в свою комнату и лег спать.
– И вы не слышали, как миссис Уинвуд разговаривает по телефону?
– Я не имею привычки подслушивать, сэр, – с достоинством заявил дворецкий.
– Похвальное качество… А раньше, до этого кто-нибудь звонил в Везенхалле по телефону с момента вашего приезда?
– Насколько мне известно, нет, сэр.
Если и были какие-то звонки, отвечал на них не я.
– Значит, вы никогда не говорили по этому телефону?
– Нет, сэр.
Корин ощутил укол досады. Керслейну не с чем сравнивать, следовательно, его наблюдения не имеют никакой цены.
Телефон в холле замка мог быть отрегулирован таким образом, что любой звонок напоминает международный, а потрескивания и шорохи в трубке, возможно, обычное явление для местной линии.
Ясность может внести только леди Брунгильда.
22
Коррета Уинвуд вошла в музыкальный салон уверенным пружинистым шагом.
Губы ее были плотно сжаты, в глазах – никаких следов недавнего потрясения.
Черное платье невыгодно оттеняло бледность ее лица, и все же, глядя на Коретту, вряд ли кто смог бы догадаться, что эта женщина только что потеряла мужа.
Джон Уэстбери сидел на стуле возле изящного столика со старинной серебряной пепельницей, Корин стоял рядом.
Коретта отчужденно посмотрела на обоих, прошла вперед и села в кресло у рояля, спиной к свету.
– Миссис Уинвуд, – начал Уэстбери, – мистер Торникрофт согласился помогать мне в расследовании…
Коретта резко перебила:
– Мне все равно, кто и что будет расследовать. Прежде чем вы зададите вопросы, я хочу, чтобы вы знали: перед вами не безутешная вдова. Эммет Уинвуд был грязным подонком, его не интересовало ничего, кроме виски, женщин и денег. Не исключаю, что на службе он блистал, а может быть, его терпели потому, что таким проще управлять, но дома…
Она махнула рукой. Корин и Уэстбери быстро переглянулись. Выпад Коретты плохо вязался с ее первой шоковой реакцией на смерть Уинвуда.
– Я понял, миссис Уинвуд, – кивнул Уэстбери. – Но мы не собирались расспрашивать вас о супруге. Нас интересует телефонный звонок… Тот, около четырех утра.
Коретта достала из сумочки пачку «Мальборо», Уэстбери предупредительно наклонился к ней с зажигалкой в вытянутой руке.
– Я спала… Меня разбудил стук в дверь…
– Дверь, выходящую в коридор?
– Ну да… В моей спальне и в комнате мужа раздельные выходы в коридор, хотя есть и внутренняя дверь, как вы видели.
– Это нам известно, – вмешался Корин. – Но из того, что до стука в дверь вы спокойно спали, я заключаю, что в комнате мистера Уинвуда вы ничего тревожащего не слышали?
– Ничего тревожащего или ничего? – пожелала уточнить Коретта.
– Значит, что-то все же там происходило?
– Да, после того, как я вернулась со злополучного рождественского фуршета.
Сначала в его комнате было тихо, потом я услышала голоса. К нему приходил ктото… Мужчина.
– Голос вы не узнали? – спросил Уэстбери.
– Нет.
– И о чем они говорили, вы тоже не слышали?
– Нет. Они говорили негромко.
– Не ссорились?
– Как будто нет, во всяком случае, на повышенных тонах не разговаривали.
– Там был только один человек?
– Кроме голоса Эммета, я слышала голос только одного человека. Если и был еще кто-то, он молчал. Они беседовали с полчаса, потом звук закрывающейся двери, и все. После этого я легла в постель.
– И вы не зашли к мужу пожелать доброй ночи? – поинтересовался Корин.
Коретта изогнулась в кресле, подобно кобре, готовящейся к броску.
– Доброй ночи?! О чем вы, мистер Торникрофт?! О мертвых нельзя говорить плохо, но я ненавидела его! Я застукала его здесь, в этом самом чертовом салоне, когда он целовался с проклятой шлюхой Рамоной Лэдцери!
Уэстбери счел за лучшее погасить вспышку гнева Коретты.
– Миссис Уинвуд, давайте вернемся к телефонному звонку.
– Ах да, звонок… Я встала и отворила дверь. В коридоре была экономка, она сказала, что меня срочно просят к телефону. Я чрезвычайно удивилась, да что там – я была изумлена! Ни один человек на свете, кроме Эммета, не знал, что я поеду в Везенхалле. Уже когда я спускалась за экономкой к телефону, я подумала, что произошла ошибка, слуги просто ослышались: по телефону сказали «мистер Уинвуд», а не «миссис Уинвуд». Тем не менее я взяла трубку…
– И что вы услышали? – подался вперед Уэстбери.
– Сначала ничего… Треск, шумы, какие-то гудки на линии, как если бы звонили очень издалека… Я несколько раз повторила: «Алло! Коретта Уинвуд слушает, говорите!» И тогда ответил очень странный голос, словно бы детский… Он был… печальным, исполненным тоски.
«Миссис Уинвуд, миссис Уинвуд…» – и так раз за разом, как некий… Потусторонний зов. Потом пауза и опять: «Миссис Уинвуд, миссис Уинвуд…» Я пыталась разговаривать с этим голосом, спрашивала, что ему нужно, – бесполезно.
Только это тоскливое поскуливание, как собака на луну: «Миссис Уинвуд, миссис Уинвуд…» Я решила, что это чья-то идиотская шутка, разозлилась и швырнула трубку.
– Понятно, что вы не узнали этого голоса, – сказал Корин, – но у вас есть хоть какие-то догадки?
– Ни малейших…
– И тогда вы вернулись наверх…
– Да. Вернулась и увидела, что дверь в комнату мужа приоткрыта и там горит свет. Я забеспокоилась… Понимаете, этот загадочный звонок выбил меня из колеи.
Я вошла… Эммет лежал под одеялом лицом вверх. Он казался спящим, но у меня сразу сердце заколотилось… Я никогда не видела у него такого лица… Я подошла… Остальное вы знаете.
Коретта перевела дыхание, глубоко затянулась сигаретным дымом.
– У вас есть еще вопросы, господа? – осведомилась она. – Я устала…
– Пожалуй, только один, – произнес Уэстбери. – У вашего мужа было больное сердце?
– При таком образе жизни у кого угодно будет больное сердце.
– Но он не принимал тоноксил?
– Нет. Он вообще избегал сильных средств.
– Благодарю вас, миссис Уинвуд…
Мы не задерживаем вас больше.
Коретта поднялась, загасила окурок.
У дверей она обернулась, поколебалась, будто хотела что-то добавить, потом решительно толкнула дверь и вышла.
– Ваше мнение, Джон? – спросил Корин.
– Это могла сделать она. Вполне могла. Ревность и вызванная ею ненависть – частый мотив убийств.
– Да, но не таких убийств, Джон! Импульсивных, аффектированных, а здесь – изощренный план.
– Женщин трудно понять… иная может годами таить и вынашивать планы мести… Но оставим общую психологию.
Меня смущает несоответствие между заявлениями Коретты о ее отношении к Уинвуду и непосредственной реакцией на его смерть. Не стыкуется… Но если это она, то понятно, откуда у нее информация о вас. Живя рядом с Уинвудом, женщине не так сложно вытянуть коекакие секреты ЦРУ. Однако у нас появляется и другая подозреваемая – Рамона Лэддери. После того, как Коретта увидела их вдвоем с Уинвудом, Рамоне было легко сообразить, что мистер и миссис Уинвуд вряд ли будут спать в одной комнате.
– Но если Рамона была любовницей Уинвуда, зачем ей убивать его? А трюк с письмом? Я представляю автором письма Коретту, но Рамону? Она могла бы в ярости застрелить любовника из пистолета, такое больше в ее стиле.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Уэстбери, – но остается еще и Огден Лэддери! Вот он вполне мог таким замысловатым образом разделаться с соперником.
– Да, – с сомнением произнес Корин, – есть граф Лэддери, есть и все остальные… И все поймут, что письмо может быть и фальшивкой, запутаются в подозрениях… Джон, вы ведь прибыли сюда из-за лорда Фитуроя. Что вы знаете о нем?