Вой дракона, подкрепленный иллюминацией, переполошил обитателей поляны.

– Ой, что это? Ой, кто это? – наперебой запищали Парашка и Малашка, слетая с дерева. Они с разбега взметнулись на медведицу и пристроились у нее на загривке, трясясь от страха. Загалдели гусаки, куры, утки. Челядь Василисы сгрудилась у ее ног, обратив свои взоры на родной посад.

– То нареченный мой и воевода с нечистью бьются,– торжественно сказала Василиса.– Чую, Змея Горыныча Кощей на них наслал. Молитесь, слуги мои верные, чтоб не одолела нечисть поганая защитников наших.

– А Чебурашка? – робко спросила Малашка.

– Думаю, и Чебурашка в стороне не остался,– вздохнула Василиса.– Эх! И в такой момент ты меня предало,– упрекнула она зеркальце.– Хоть одним глазком глянуть, что там творится!

– Вряд ли тебе это понравится,– буркнуло зеркальце.– Спи спокойно. Иван твой такой пройдоха стал, что его теперь никакая нечисть не проймет. А показывать я вам больше ничего не буду. Бойкот у меня, ясно?

– Ясно,– вздохнула медведица и вновь устремила свой взор в сторону посада, где, по всей видимости, продолжался бой. Вой Горыныча затих, но чудовище было еще живо. Небо периодически озарялось всполохами его пламени, а затем начали стрелять. Выстрелы Василиса слышала впервые…

Чебурашка, подброшенный оглушительным ревом Горыныча, подскочил со своего ложа, на котором благополучно проспал все этапы борьбы с трехглавым змием, и схватился за голову, ощупывая набухающую шишку. К счастью, та дощечка крыльца, в которую он вмазался на этот раз, была прибита гораздо лучше предыдущей, благодаря чему прораб и избежал судьбы дракона, испуганно воющего у порога. Поправив здоровье медовухой из тайных запасов (какой же домовой НЗ не имеет), он осторожно выглянул наружу.

– Ну… не плачь, не плачь,– успокаивал Илья Горыныча,– поправим тебе зрение. Будешь как новенький. Ты уж прости меня, силенок не рассчитал. Надо было б звездочку поменьше выбрать… погорячился. Ты глазки-то закрой, я поколдую…

– Не надо! – шарахнулся Горыныч в сторону.

– Не робей, зрение возвращать буду. Или ты еще сомневаешься в моих силах?

– Нет, папа,– дружно сказали головы и покорно закрыли невидящие глаза.

Илья забормотал что-то неразборчивое, мысленно отсчитывая секунды. Он прекрасно знал, как долго длится шок от переизбытка фотонов на сетчатке у человека. В данный момент, правда, он имел дело с драконом, но…

– Откры-ы-ывай! – скомандовал капитан.

– Вижу,– облегченно выдохнула Правая, восторженно глядя на усыпанное звездами небо.

– Ну ты и силен, папа,– прохрипела Центральная, и тут она заметила ведро. Дальний перелет, оригинальные методы спасения капитана и ослепительный спор разожгли в ней такую жажду, что она, недолго думая, с размаху плюхнула свою морду в ведро, одним глотком втянула содержимое внутрь, несколько раз судорожно вздохнула, взметнулась вверх – и окрестности вторично огласил утробный рев дракона, сопровождаемый гигантским столбом пламени.

– Ух ты,– завистливо прошептала Левая,– я тоже так хочу.

– И я, и я,– засуетилась Правая,– мне тоже…

– Без базара,– радушно улыбнулся Илья. Вопрос утилизации был решен. Выгребную яму искать больше не нужно.

Он зашел в горницу, оттащил Никиту Авдеевича в угол (тот уже почти дополз до порога с явным желанием разобраться с супостатом, а заодно и с Иваном), подхватил два ведра самогонки и выставил их на крыльцо. Правая и Левая дружно ринулись вперед, и вскоре над посадом расцвели еще два огненных цветка.

– Мы вот тут смекаем, матушка,– слегка покачивающиеся индюки старательно дышали в сторону.– Надобно воеводе нашему с Иваном подкрепление доставить. Дозволь пострадать за отечество! Не пожалеем живота своего… – Сотник Авдей стукнул себя крылом в грудь, но не рассчитал парусности своих новых «рук» и зарылся клювом в землю.

Митрофан гордо тряхнул бородой и выступил вперед, прикрывая павшего товарища.

– Насмерть будем стоять, матушка! До последнего вздоха!

– Мамка, да они никак пьяные,– выпучила глаза Василиса.

– До последнего, говоришь? – зашипела рысь, вздыбив холку.– Это я вам сейчас устрою. Там, понимаешь, Никита Авдеич и Чебурашка с супостатом бьются, а они…

Битва была тяжелой, и Чебурашка, как и положено приличному домовому, занимался спасением остатков добра Василисы. Гремя ключами, домовой шнырял по подсобкам посада, торопливо пряча кухонную утварь в погреба и подвалы.

– Чебурашка! Мишень!

Пробурчав что-то нечленораздельное, Чебурашка схватил стопку тарелок, выскочил на крыльцо, сунул их Илье и вновь испарился. Илья взмахнул рукой. Блюдо взмыло в воздух. Левая плюнула огненным сгустком. «Снаряд» прошел метра на два левее. Цель булькнула в колодец. Центральная и Правая радостно заржали.

– Мазила,– закатывалась Правая.

– Ее всегда налево тянет,– вторила ей Центральная.

– Теперь моя очередь! Моя! – нетерпеливо задергалась Правая. Илья не возражал. Огнемет Правой сработал на два метра правее цели. Этой тарелке не повезло. В нижней части своей траектории она попыталась торпедировать чан, но он оказался крепче, о чем Чебурашке сообщил жалобный звон разбитой посуды. Чебурашка стиснул зубы и прибавил обороты.

– Ну кто так стреляет?! – Душа вояки не выдержала.– Салаги! Целиться надо!

Илья нырнул в горницу, споткнулся о петуха, упорно ползущего к двери, чертыхнулся, схватил автомат, поставил его на боевой взвод и выскочил обратно. Он решительно сунул тарелку в зубы Центральной.

– По моей команде кидай. А вы, демократы, подсветите вполсилы.

Правая и левая головы послушно задрали морды кверху и включили огнеметы.

– Давай,– скомандовал Илья. Центральная мотнула головой. Капитан вскинул автомат и короткой очередью срезал летящую мишень. Град черепков застучал по спине Горыныча.

– Здорово,– выдохнула Центральная.– Папа, научи. Как нам… это… целиться?

Капитан начал было нести ахинею насчет мушки и прорези, снайперской точности ворошиловских стрелков и заткнулся. Какая там, к черту, мушка и прорезь у Горыныча? Однако сообразительная Центральная самостоятельно нашла выход из положения.

– Папа! Базара нет! Ща попаду… – Голова завертелась в поисках достойной мишени и остановилась на последнем, чудом уцелевшем календарном столбе, торчащем на окраине подворья. Глаза Горыныча съехались к переносице, и капитан понял, что Центральная пытается использовать их в качестве мушки, а ложбину между выпуклыми ноздрями – в качестве прорези. Разумеется, ничего путного из этого не получилось. Если правый глаз видел в прорезь столб, то левый – кузницу Вакулы. Если левый смотрел на столб, то правый упирался в гостиный двор. Попытка еще ближе свести глаза привела к тому, что вскоре и правый и левый глаз не видели ничего, кроме переносицы. Центральная окосела. В прямом и переносном смысле.

– Папа! – Центральная ударилась в пьяную панику.– Спасай! – Зубастая морда шмякнулась о крыльцо, чуть не пришлепнув капитана. Чудом вывернувшийся из-под удара Илья мысленно погладил себя по голове. «Вовремя завязал. Рефлексы уже в норме. Однако с дракончиком надо что-то делать…» Капитан взглянул на Горыныча, доверчиво тыркавшегося носом в его живот, почесал затылок, махнул рукой, запрыгнул на шею Центральной и, примостившись поудобнее, руками и ногами попытался растащить глаза на положенное им место, но они упорно возвращались назад.

– Без кардинальных мер не обойтись,– вздохнул Илья.– Ну-ка, болезный, прикрой глазки. Не стоит тебе на это смотреть.

Доверие к «доктору» было так велико, что глазки прикрыли даже Правая и Левая. Илья перехватил автомат за ствол и со всего размаху хрястнул прикладом по выпуклому черепу Центральной. Шея ее выгнулась дугой, глаза, готовые выскочить из орбит, разъехались в разные стороны, потом съехались обратно, покачались и наконец встали как надо.

– Чур, другая моя! – Петух таки выполз на крыльцо.– Слышь, Горыныч, подставляй мурло. Попробуй удара молодецкого! – Никита Авдеевич попытался встать, но дальше партера дело не пошло.