Через год Бэтфорд был уже в России. Еще в Америке его стерилизовали, дабы не обременять возможными детьми от будущей русской жены. Первоначальная легенда Бэтфорда отличалась от настоящей: Моррисон и не собирался выдавать потомственного лорда за крестьянского сына. «Пролетарское» прикрытие возникло неожиданно и, по стечению обстоятельств, очень кстати. После недолгих дискуссий в «Центре» решили рискнуть.

Первое время риск оправдал себя: благородные манеры Богомолова помогли ему сблизиться с Никифоровым и войти в доверие. Но они же сыграли и злую шутку. По новой легенде разведчик должен был работать под простого сельского парня, но, видно, гены многих поколений друга семьи, который также был исключительно благородных кровей, не желали с этим мириться. А тут еще не совсем удачная женитьба. Нет, женщиной она была хорошей, любящей. Он специально выбирал простушку без лишних комплексов, но не ожидал, что она окажется настолько простой. Порою Бэтфорда бросало в дрожь от «изысканных» манер жены. Бывший крестьянин Богомолов еще мог с этим мириться, но лорд Бэтфорд – никогда. Но что было делать? Легенда обязывала.

Жена обожала своего Стасика и, видя в нем острый ум и прекрасное воспитание, преклонялась перед ним. Но она все-таки была женщиной и чисто по-женски чувствовала некий дискомфорт, который испытывал любимый.

По-настоящему простота жены забеспокоила Богомолова после ее недавнего визита к врачу – доктору Кенексбергу. Уже в это время разведчик вплотную подошел к осуществлению последней стадии в операции ЦРУ под кодовым названием «Жаркое лето», и лишние, пусть даже семейные, проблемы были не только нежелательны, но и опасны.

Струхнул Стас и после неожиданной смерти уборщицы, когда в институт приехал капитан Корнеев. Вряд ли КГБ так обеспокоила смерть старой женщины, тут дело было в другом, и Богомолов догадывался, в чем именно. Тогда-то в «Центре» и приняли решение срочно форсировать операцию с профессором Никифоровым…

…Богомолов открыл калитку и, не оглядываясь по сторонам, уверенно прошел по дорожке, ведущей через яблоневый сад к дому. Входная дверь была открыта – его ждали. Тем не менее он негромко постучал и тут же вошел внутрь.

Услышав стук, профессор вышел навстречу. Мужчины обменялись коротким приветствием. Стае с первого же взгляда на Никифорова понял, как сильно тот волнуется. Казалось, каждая клетка его тела находится в движении, а сам он никак не мог найти себе места и наматывал круги по комнате.

– Не волнуйся, Анатолий, скоро это все закончится, – попытался успокоить его Богомолов и вдруг ясно увидел, как Никифоров сдал за последний месяц.

От шика, который всегда был присущ профессору, не осталось и следа. Теперь перед Богомоловым стоял опустошенный, постаревший минимум на десять лет, сгорбившийся под тяжестью непомерной ноши человек. Впервые за годы дружбы Бэтфорду стало жаль его.

– А по-моему, все еще только начинается, – глухо ответил Никифоров. – У меня плохие предчувствия.

– Возьми себя в руки. В девяносто девяти процентах всех неудач человек сам настраивает себя на худшее. Все будет о'кей.

– Да, пожалуй, ты прав. Ты прав.

Никифоров быстро подошел к лежавшей на диване небольшой спортивной сумке «адидас» и, ткнув в нее пальцем, сказал:

– Здесь полная документация по моей последней разработке «НАС-74», а также контейнер с десятью кубиками вещества. Но чтобы соединить все записи в единое целое, необходим пароль, который знаю только я. Так что береги меня.

Профессор лукавил, чтобы казаться незаменимым. У него не было гарантии, что, заполучив записи, американцы не бросят его на произвол судьбы.

Богомолов все понял и улыбнулся. Видно, Никифоров далеко не так наивен, как кажется на первый взгляд, и хорошо подстраховался. Но Стае и не собирался его устранять. Хотя… По большому счету, ученый в нем погиб. Он был морально сломлен и уже не способен на творчество, как не способны сломленные поэты или художники создавать настоящие шедевры. Рисовать – да, но не творить.

– Все будет хорошо, – еще раз заверил разведчик. – Скажи, а «НАС-74» расшифровывается как «Никифоров Анатолий Сергеевич»?

Профессор словно не расслышал его вопроса и продолжил:

– Это новое вещество, разработанное на основе «ЭОР-2», но рассчитано оно только на европеоидную расу. Полевые испытания еще не проходило, только стендовые. Если вещество попадет в руки военных маньяков, оно сможет изменить генотип в странах Европы и США. Все человеческие особи обоих полов подвергнутся необратимой мутации. Это будет новая раса непредсказуемых монстров. Теперь ты понимаешь всю ответственность, лежащую на нас?

– Да, – твердо ответил Богомолов.

– Вся эта документация – в единственном экземпляре. Остальные материалы и черновики я уничтожил.

– А как насчет твоих коллег – Саржева и Бережной?

– Кое во что они посвящены, но не настолько, чтобы продолжить исследования самостоятельно.

Никифоров опять соврал. Может быть, Бережная и не могла принять эстафетную палочку, так как была новичком, но вот Саржев владел полной информацией, а после смерти Агапитова был основным сподвижником в исследованиях.

Богомолов всех этих нюансов знать не мог, а потому одобрительно сказал:

– Это правильно. Нельзя, чтобы русские продолжили работать над веществом.

Разведчик кивнул в сторону сумки. Никифоров удивленно посмотрел на друга:

– Как ты сказал? Русские?..

Стас понял свою оплошность. Слишком рано он расслабился с этим профессором, и тот сразу же заметил это.

– Кто ты? – спросил Анатолий Сергеевич, испытующе глядя на Богомолова и пугаясь собственных догадок.

– Не волнуйся, я твой друг, и желаю тебе только добра.

Профессор вздохнул:

– Все это нервы. Надо выпить.

– Только чуть-чуть, чтобы снять напряжение. Нам сейчас нужны светлые головы.

– Светлые головы всегда нужны, – возразил Никифоров и достал из барчика, который сделал собственными руками из огромного соснового полена, бутылку русской водки.

– Теплая же, – скривился Стае.

Никифоров махнул рукой и опрокинул рюмку. Встряхнувшись и выдавив из себя отрыжку, он в упор посмотрел на друга и произнес:

– Теперь можно начинать. Я готов.

Богомолов посмотрел на часы. До начала операции оставалось еще пятнадцать минут.

– У нас еще есть время. Пожалуй, выпью и я. Холодная есть?

– В холодильнике.

Стас поднялся с кресла и прошел на кухню. В холодильнике кроме бутылки с институтским спиртом было полно еды, словно профессор сделал запасы на все лето и никуда не собирался уезжать. Основательность во всем была одной из его черт, и разведчик об этом знал.

Двойка «мигов» под командованием полковника ВВС Дерюгина летела строго на запад. Только что самолеты произвели дозаправку на военной базе Мозамбика и получили по радио точные координаты нанесения ракетно-бомбового удара. Через полчаса истребители должны были выйти на цель. Связь с группой Самойлова так и не восстановилась, но космический спутник-шпион сообщил, что спецназ вошел в зону боевых действий.

14

Журнал «Нъюс-уик»

Ведя войну против патриотов Зимбабве, расисты все шире применяют тяжелую артиллерию, авиацию и танки…

«Свободный мир» оказывает расистским режимам ЮАР, Родезии, Намибии тайную и явную помощь деньгами, оружием и наемниками.

Здесь сражаются солдаты из Австралии, Новой Зеландии, Франции, Италии, Израиля и, конечно же, из ФРГ и США.

Солнце клонилось к горизонту. Ветер стих, наступила поразительная тишина.

Группа Ганса рассредоточилась на вершинах невысоких, нещадно изрезанных ветрами скал. Внизу лежало каменистое ущелье, по которому должны были пройти русские. Расчет оказался верным: они клюнули на ложную засаду в горах, не пошли короткой дорогой через перевал и теперь были обречены. Ганс выиграл время, которого ему так не хватало, чтобы успешно завершить задание.