Каждое утро, в 6 часов, узники ходили на работу в адмиралтейство, не снимая желез, кроме нас, офицеров, и ввечеру в 7 часов возвращались в тюрьму и получали по два небольших хлебца и кашицу из круп и воды. Тюремщики в это время считают число людей, потом еще выгоняют вон и опять пересчитывают и, наконец, запирают железные двери. Один из каторжных определен старшиною – смотреть за внутренним спокойствием; через каждые три часа к дверям подходит дозор человек из двадцати находящихся при тюремщике янычар, и, перестав бить в барабан, тюремщик спрашивает Кириаки (имя внутреннего старшины), хорошо ли все. Он отвечает: хорошо, и все закричат «ишалла». Всю ночь продолжают ходить кругом тюрьмы и бить в барабан; поутру пересчитывают вновь и выгоняют на работу.

Здесь также производится казнь над преступниками: им рубят головы и удавливают; накануне рокового дня заковывают их кругом. Некоторые остаются здесь в заключении вечно. В то время как бунт в Константинополе возгорелся против султана Селима[113], мы были еще в тюрьме. Можно представить себе, в какой опасности мы тогда находились. Ожидали каждую минуту, что бунтовщики, восставшие против всего европейского, вломятся к нам в тюрьму и перерубят нас всех. Каждый выстрел, глухо отдававшийся в сводах нашей преисподней, казался нам предтечею нашей погибели; три дня не смыкали мы глаз от страха. Но бог помиловал – буря обошла нас и рушилась над визирем и вельможами: они были изрублены в куски и не могли спастись никоим образом.

Государь император Александр повелел через датского агента давать нам содержание, которое и производилось офицерам по пиастру, а рядовым вполовину. До сего совершенно терпели мы голод, получая один маленький хлебец и будучи изнурены побоями и усталостью. Подконец, сверх того, я нечаянно открыл еще способ помогать себе и любезнейшим моим товарищам: выпросив красок и бумаги, нарисовал я однажды маленький морской эстампец для турка, которому чрезвычайно он понравился; после сего многие турки приходили меня видеть и просили рисовать, задавая мне свои мысли. Я рисовал всегда, что турецкий корабль разбил трех английских и несколько французских; за это получал деньги, а иногда и съестное, которое делил с товарищами; сверх сих выгод, для рисовки выводили меня из тюрьмы – и я пользовался еще чистым воздухом. Таким образом напоследок жили мы безнуждно…

Гибель Российско-Американской компании корабля «Нева»[114] на северо-западном берегу Америки, у мыса Эджкома[115], в широте 57°11' 9 января 1813 года

В ноябре 1813 года, возвратись из Японии в Камчатку, нашел я в Петропавловской гавани флота лейтенанта Подушкина и некоторых других чиновников, бывших в службе Российско-Американской компании и находившихся на корабле «Нева» во время крушения оного. От них получил я сведения касательно несчастного сего кораблекрушения и по обыкновению моему записал оное со всеми подробностями в журнал свой. Следующее повествование взял я из моих записок и при составлении оного воспользовался также замечаниями Василия Николаевича Берга[116][117], некогда служившего на флоте и совершившего путешествие вокруг света. Впрочем, не все путешествия, случившиеся в плавании корабля «Нева» из Охотска до Америки и при самом кораблекрушении, я описал так, как они помещены у сего почтенного человека; он писал с показания, как и сам говорит, Терпигорева, который тогда был отставным кадетом из морского корпуса и ехал в Америку с дядей своим, коллежским советником Борноволоковым. Ни по званию его, ни по летам не мог он приобресть той опытности, которую нужно иметь, чтоб безошибочно судить о морских происшествиях, а особливо при кораблекрушениях; бывали примеры, что и людям совершенных лет нос корабля казался кормой, и потому-то я думаю, что мое описание, составленное со слов не одного лица, а многих, рассказывавших в присутствии друг друга, будет ближе к истине.

Главный правитель компанейских колоний, коллежский советник Баранов, проведя в Америке беспрерывно двадцать лет, желал под старость возвратиться в отечество, чтоб остаток жизни провести в кругу родственников и друзей; на сей конец просил о назначении ему преемника. Тогда предложил компании свои услуги коллежский советник Терентий Степанович Борноволоков. Летом 1812 года прибыл он в Охотск.

Для доставления Борноволокова в Америку директоры назначили корабль «Нева», над коим начальство поручили флота лейтенанту Подушкину. Офицер сей служил с похвалой в Средиземном море, во флоте, бывшем под главным начальством вице-адмирала Д. Н. Синявина. Помощник у него был штурман 9-го класса Калинин, совершивший да том же корабле путешествие вокруг света. Он был весьма искусный мореходец и самый прилежный к своей должности, неутомимый офицер. Сверх вышеупомянутых чиновников, на корабле «Нева» находилось состоявших в компанейской службе разночинцев четырнадцать человек и промышленников пятьдесят шесть человек, да четыре женщины – жены и дочери компанейских служителей.

В последних числах августа 1812 года корабль «Нева» отправился с охотского рейда в путь при северозападном попутном ветре, который, однакож, недолго ему благоприятствовал. Вскоре наступили противные ветры. С небольшой переменой дуя от разных румбов компаса, они препятствовали успешному плаванию несчастного корабля и впоследствии были главной причиной его крушения и гибели многих из экипажа. Лейтенант Подушкин плыл поблизости Алеутских островов, по южную их сторону, но так неудачно, что не прежде как 6 ноября увидел американский берег в окружностях залива Якутата[118].

Впрочем, хотя плавание их от Охотска было необыкновенно продолжительно, судя по времени года, когда в высоких широтах господствуют большей частью ветры западные, но, по крайней мере, не случилось с ними никакого несчастья, а с прибытием на вид американских берегов, во-первых, оказался недостаток в пресной воде, а потом, 8 ноября ночью, при жестоком ветре с восточной стороны, сломило грот-стеньгу и изорвало фок, грот и грот-марсель[119]. Доселе они старались войти в какую-нибудь из гаваней островов Кадьяка, или Уналашки; но теперь решились уже спуститься в первый способный порт, где бы он ни находился, и куда только ветер допустит.

Лейтенант Подушкин, никогда прежде не служивший на Северо-восточном океане и вовсе незнакомый с американскими берегами, дал полную свободу штурману Калинину, как мореходцу, коему здешний край хорошо был известен по прежним его плаваниям и опытам, вести корабль, куда он заблагорассудит, для общей их безопасности. Калинин принял «Неву» в свое управление, воспользовался ветрами и привел корабль в небольшую безопасную гавань Чугатской губы[120].

К несчастию экипажа, раздоры и несогласия, возникшие между старшими офицерами на пути до сего места, здесь еще более усилились. Подушкин предлагал прозимовать в сем порте, представляя неизбежную опасность, сопряженную с плаванием в зимнее время по морям бурным на старом, худом корабле, с поврежденными снастями, неполным комплектом парусов и с неопытным экипажем, между коими начали уже показываться разные болезни. Но Калинин был противного мнения: он думал, что зимование в столь свирепом климате, не имея удобного жилья, достаточной пищи и занятия для служителей, повергнет их в пагубную недеятельность и распространит между ними цынготную болезнь, которая, вероятно, лишит столь многих из них жизни, что корабль будет приведен в невозможность достичь какого-либо порта, обитаемого русскими. По сим причинам Калинин думал, что им надлежит непременно выйти в море и стараться достичь Ново-Архангельской крепости на острове Ситхе; господствующие при здешних берегах в сие время года северные и северо-западные ветра обещали ему успех.