— Ничего никому не надо, Армен… Армия не нужна стране, мы с тобой не нужны армии, солдатики наши не нужны нам… Я когда тот Новый год, самый первый, встречал на шахте… Такая тоска была. С чурками встречал… Это я не про тебя, Армен… И только думал: не хандрить. Потерпи для дела. Родина помнит. Родина знает… Хуйтена! — Александр Петрович хряснул кулаком об обледенелый дверной косяк. — Так и сижу, где сидел, и до седых мудей сидеть тут буду. И ничего мы не защищаем, Газарян. Просто коротаем жизнь. Ждем, пока околеем. А Родины-то нет уже никакой. Давно просрали…

— Еще водки, товарищ полковник? — сочувственно спросил Армен.

— Так точно, — дохнул сивухой Александр Петрович.

Майор сбегал, вынес ополовиненную бутыль, предложил полковнику приложиться первым, потом приник сам.

— Вот ты про Оппенгеймера давеча… Он взрослый ведь мужик был, да? А наши-то? Пацаны, ептыть! Их из домов повыдергивали — кто белый, а зверьков — из аулов, это я не про тебя, и сюда, к нам, на край земли… Молокососы… Дети! И вот Новый год, а эти там торчат в шахте… Хоть бы их поздравил кто… Хоть бы нас кто… Никому ничего…

А вот тут дамба пошла трещать по швам уже по-настоящему. Нет, не добрая была водка… Измена! Измена!

— Ну да… Трындеть-то мы все горазды… — слушая себя будто со стороны и холодея от только что самим собой произнесенного, залепил Газарян. — А сделать… Вот поехать к ним сейчас… На шахту поехать и…

— Страх потерял? — сурово икнул полковник. — Слово офицера, морда, под сомнение?! Да я прямо сейчас! Да я, едрить, хоть в костюме Деда Мороза! Хочешь на спор?! — завелся он.

— Хо… Хо… — сначала покивал, потом помотал башкой Армен. — Товарищ полковник… Тут это… С елки осталось… Ну, детям в военгородке делали… В общем… Ну, халат там красный, борода…

— Тащи сюда! — свирепо выкатил глаза полковник. — Поздравим пацанов! Новый… Эх… Новый год. Прокатимся. Шахту… Проинспек… Проинспек… Ек…

Прикатилась и встала на свое место восьмисоткилограммовая дверь, лязгнули засовы. Где-то наверху поехал, тарахтя, резать фарами буран вездеход, увозя с собой отдежуривших бойцов. Закрылись ворота.

— С наступающим тебя, сучонок, — улыбнулся Саид и толкнул Серегу вниз. Сегодня праздновать будем. В душе был?

— Да пошел ты!

Серега сорвал с плеча автомат, но дагестанец легко выдернул ствол из его пальцев и пинком отправил парня кубарем катиться по ступеням. Спустился неторопливо на площадку, ухватил Серегу за ворот, тряхнул в воздухе, как куклу, и бросил дальше вниз. Кровь потекла из рассеченной брови, от боли потемнело в глазах. Дауд спускался последним; не участвовал, но и не мешал.

— Тут сто пятьдесят ступеней, — нагнал пытающегося уползти Серегу Саид. — Ты, сучонок, все их своим рылом пересчитаешь. А потом я тебя выиграю… А потом взбесишься и на нас при исполнении кинешься. А потом уже сам понимаешь… Мы что, мы при исполнении…

Серега выиграл секундочку, успел подняться и изо всех оставшихся сил впечатал Саиду сапог в топорщащуюся уже промежность. Саид охнул, присел, но тут подлетел Дауд, схватил Серегу за волосы — и о стену, о бетон.

— А потом мы маму твою найдем и выиграем… — смрадно засипел он Сереге в самую душу.

Колосов изловчился, крутанулся и вцепился зубами Дауду в подбородок, ухватил за бушлат — что-то осталось в руке, потом рванул пальцами ухо, и со всех ног бросился вниз по ступеням. В горле клокотало, в сердце кипяток, в голове барабаны. Ненависть! Страх звериный и звериная ненависть!

Глубже, глубже! Клацнул сзади затвор, но стрелять они не решились. Проклиная Серегу, бросились вслед, но у того уже была фора.

Первым добежал до одиннадцатого отсека, и в перекошенную рожу Саида хлопнул стальной дверью.

Раскрыл ладонь — а в ней ключ. Второй. Первый ему прыщавый лейтенант передал. С наступающим.

А всего-то и надо для запуска, что два ключа и код. Только ключи одновременно повернуть… Но тут есть способ, нужно просто швабру и проволоку.

Серега щелкнул тумблером.

— Лучше сейчас открой, — глухо из-за стальной толщи пробубнил Саид. — Ты живым не выйдешь отсюда, понял?

— Пошел ты, — Серега прикусил губу.

— Мы тебя как барана… Глотку тебе… Потом в Питер твой поедем… — не унимался Саид.

Колосов молчал. Пытался успокоиться и изучал аппаратуру.

— Все равно вылезешь рано или поздно! Жрать захочешь и вылезешь! А мы дождемся! У нас есть как время скоротать!

Сереге вдруг послышался легкий, неуловимый почти запах гашиша. Ненадолго Саид замолк — видно, затягивался. Потом сквозь сталь донеслось — сдавленное, прибалдевшее:

— Что притих там, сучонок? Сдавайся!

— Ты из какого города, Саид? — прижавшись лбом к двери, спросил вдруг Серега.

— Какая тебе разница? Под Махачкалой!

— Разницы нет, Саид! — чувствуя, как поднимается внутри, распирает грудную клетку злобное ликование, почти закричал Серега. — Сейчас весь Дагестан накроет!

— Врешь, гад! Где ты код возьмешь?! Где второй ключ возьмешь?!

Зачем распинаться, объяснять про боевую тревогу в прежней части, где он служил до перевода в эту, проклятую? Сказали потом, был компьютерный сбой. Хорошо, успели все отменить — в последний момент, когда уже код запуска сообщили ему и второму дежурному.

Часть расформировали, офицеров и солдат распихали как придется.

А код Серега наизусть запомнил навсегда. Такие моменты врезаются в память. Может, тот код больше не действовал. А может, действовал вполне.

Его все еще трясло.

Он хотел одного: чтобы эти подонки сдохли. Чтобы их край сгинул. Всех выжечь, всех до седьмого колена. В пыль и пепел… В пыль и пепел! В пепел Саида, Дауда, полковника, майора и всю их базу, в пепел самого Серегу, всю его пошедшую вкривь жизнь. Лучше сдохнуть, чем жить уродом.

Экран ожил, и Серега зашарил по кнопкам пальцами. Где находится Дагестан, он знал очень приблизительно. Ничего, в этом деле точность не нужна…

Здесь ведь есть ручное управление. На тот случай, если главный командный пункт в подмосковном Одинцово перестанет существовать. На тот случай, если Москва перестанет существовать. Если командовать станет некому, и дежурный офицер сам будет должен принять решение, стать ли ему уничтожителем миров.

Он принял. Прости, мама.

Включилась система оповещения, загудел сигнал. Два ключа — вставить и повернуть одновременно… Рассинхронизация не должна быть больше полутора секунд… Теперь код…

Кровь неслась по жилам, обжигая, бурля. Перед глазами в багровом мареве маячила рожа Саида, его осоловелые неживые глаза, затянутые занавесом дурмана, белозубая нахальная улыбка… Убью, падла… Сам сдохну, но и тебя, и всю твою родню, и город… Всех.

— Ты что делаешь? — уже испуганно раздалось из-за двери. — Ты что такое делаешь?

Код подошел.

Это тебе не Виндоуз. Никакой генерации случайных чисел… Технология шестидесятых. Почти стимпанк. И даже поменять после той тревоги, раздолбаи, забыли.

Теперь только последнюю кнопку нажать. Сережа положил палец на пластмассу: она была очень гладкой, почти нежной, и холодной.

Как щека Наташи Ростовой какой-нибудь.

— Ты не посмеешь! Мы потом в Питер… Мы всех твоих… И маму, и папу, и бабушку, и дочку… — надрывался Саид.

— Ничего не сделаешь! — привалился к двери Серега. — Тут две ракеты! Две, Саид! Одну твоему аулу, другую нам с тобой сюда!

— Открой дверь, с-сукааа! — страшно заорал дагестанец. — Открой!!!

И вдруг заткнулся.

По ту сторону двери воцарилась совершенная, ватная, невозможная тишина. Будто ракета уже упала.

Серега насторожился.

— Это че там такое? — еле слышно и совершенно ошалело спросил Саид.

Не к Сереге обращался. То ли к Дауду, то ли сам к себе, то ли с богом уже говорил.

— Ты видел, Дауд? — голос у этого каменного человека был такой, будто он только что увидел свою маму. Или призрака.

— Вижу… — так же приплюснуто отозвался второй.

— Это же этот… Дед Мороз… Смотри, прямо у входа…