В свою очередь, Джилли смущало то обстоятельство, что она не удержалась и дала волю чувствам. И поэтому она с беспокойством решала, как же ей себя вести с Рори дальше? Потом она подумала, что ничего, ровным счетом ничего не случилось, и вздохнула с облегчением. Надо сделать вид, что ничего, ровным счетом ничего не случилось. А он пусть думает все, что ему хочется. Ее страхи были явно преувеличены.

– Я думаю, – сказалаДжилли, – что намлучше пройти в дом, где я смогу наконец, – она подчеркнула это слово, – заняться своей работой.

– Да, разумеется, – согласился Рори, еще раз украдкой проверил свои брюки и поднялся из-за стола, – прошу.

Пока она шла впереди, соблазнительно покачивая бедрами, Рори смог утешиться той мыслью, что не все женщины наблюдательны и совсем не знают мужчин. И слава Богу!

Они прошли в библиотеку, и Рори сказал:

– А хотите, я продемонстрирую, что вы не такая уж холодная, какой стараетесь себя показать?

– Сделайте одолжение… – ответила Джилли, усаживаясь в кресло.

Рори, не говоря ни слова, вставил кассету в видеомагнитофон и включил телевизор. Странное выражение появилось на лице Джилли. Она прекрасно себя чувствовала и знала, что ее ни в чем нельзя упрекнуть. Однако Рори оказался еще тот гусь. Впрочем, то, что она действительно вздрогнула, когда Рори дергал этот проклятый замок на платье, еще ни о чем не говорило. Но попробуйте объяснить это всему миру. Ей стало стыдно. Она покраснела.

– Вы… вы… – Она не нашла слов.

– Это всего лишь ваши видеокамеры в магазине. Уберите их в следующий раз, когда мы будем с вами целоваться, и ничего не случится.

Щеки Джилли Скай заалели, как маки. Рори же был холоден, как айсберг. Впрочем, он плохо представлял, что это такое. Что еще можно ожидать от мужчины, который получил удовольствие – пусть даже невольно.

– Нет, вы все-таки смотрите, – попросил Рори.

Диктор с пышной прической, над которой, несомненно, потрудилась парикмахер телестудии, сообщила хорошо поставленным голосом:

– Как же наш будущий сенатор от демократов проводит свой досуг? Не задумывались ли вы, что подобное поведение грозит морали общества, подрывает его устои?

Кроме этого, диктор как бы между делом сообщила имя и фамилию женщины, запечатленной рядом с будущим сенатором. Потом она снова углубилась в рассуждения и еще два раза повторила имя продавщицы секонд-хэнда.

– Секонд-хэнда?! – взвилась Джилли Скай. – она ничего не понимает!

– Вы хотите дать опровержение? – спросил Рори, сам себе удивляясь.

Джилли Скай не знала, что ответить. Она не попадала еще в такую ситуацию.

– Это и есть наша проблема, – сказал Рори. Только теперь Джилли поняла, что произошло. Но ее заботило только одно – теперь ее покажут по телевидению в самом неудобном положении. Впрочем, она тут же решила, что ничего страшного не произошло.

– Подумаешь, – произнесла она, – люди всегда целуются. Впрочем, я уже ничего не помню. Ничего не было.

– Я вам удивляюсь! – возмутился Рори.

Она перевела на него взгляд своих прекрасных зеленых глаз, которые в темноте казались Рори темными, как ночное небо.

– Кто сейчас на это обращает внимание? Наверное, какие-нибудь больные люди, которые любят подглядывать… Лично мне все равно…

На самом деле ей все же было стыдно. Разумеется, камера не могла передать ее чувства, которые она испытывала в тот момент. Теперь она могла себе признаться, что в магазине ее охватило вожделение. Она хотела, чтобы Рори прикоснулся к ней, и она добилась своего, но так, чтобы сохранить чувство собственного достоинства и дистанцию между ним и собой. Еще она подумала, догадался ли об этом сам Рори? А если догадался, то что предпримет? Ах, эта извечная женская игра…

– А мне не все равно, – сказал Рори жестким голосом.

Джилли как бы невзначай взглянула на него. Рори нервно ходил по восточному ковру цвета дыни. Она закусила губу и решила его успокоить:

– Не все так плохо. Мы ничего дурного не сделали.

Рори метнул в нее взгляд – тяжелый, как копье. Возможно, она права. Но в душе он понимал, что сцена в магазине была довольно двусмысленной. Разве она этого не понимает?

– Не сделали, – согласился он. – Почему же такая шумиха? Конечно, из-за меня! – Он невольно выпятил грудь. – Если раньше возле ворот дежурила пара фотографов, то теперь их добрая сотня, если не больше. Это продлится не меньше недели. Наша жизнь превратится в ад. Я уже знаю по себе. Здесь такое бывало!.. И все из-за вашей чертовой камеры. Почему вы ее не выключили?! Скажите. Мне уже кажется, что вы это сделали специально!

– Ну да, – подхватила она его тон, – чтобы испортить вам карьеру и жизнь!

– Я не удивлюсь! – воскликнул Рори с патетикой. Джилли снова испытала чувство вины. Однако теперь она прищурилась и сказала:

– Думайте что хотите! А мне плевать!

– Я не потерплю сплетен. Мало их было в моей жизни! – Потом он сказал почти миролюбиво:

– Сделайте одолжение, не открывайте шторы. В окна все видно…

Джилли молчала. Что она могла сказать? То, что Рори – трус, и так ясно. То, что она испытала минутную слабость? Она не железная, а из плоти и крови. «А… – догадалась она, – он хочет сделать из меня такую же святошу, как и он сам, и одновременно хочет со мной переспать. Здорово получается!»

Она почти с восхищением уставилась на него. И еще набрался наглости обвинять ее.

Рори остановился перед окнами библиотеки.

– А ты горячая, как пунш, – вдруг заявил он. Джилли безмерно удивилась. «Сейчас я тебе покажу», – решила она.

– Я?!

Рори стушевался и, чтобы скрыть свои чувства, стал ходить по комнате.

– Да, конечно, я без ума от вашего носа! – заявила Джилли.

– Моего носа?

– И от вашего кислого вида!

– Ну да?! – не поверил Рори.

– И от вашей тощей фигуры… – Однако Рори вдруг заявил:

– В создавшейся ситуации я принял следующее решение: я заявлю в прессе, что вы моя невеста. Это утихомирит моих врагов и успокоит страсти в партии демократов.

От удивления Джилли раскрыла рот, чтобы произнести очередную гадость, но сказала другое:

– Вы не лишены честолюбия!