– Что же остается делать мне? – спросил я, чувствуя, как во мне закипает гнев. – Что прикажешь делать мне?
Она заглянула в мои глаза:
– Ты сильный человек, Орион. Ты обладаешь силой, которой нет у других мужчин. Ты был послан сюда, чтобы помочь нам. Я знаю это наверняка. Что случится с остальными, если ты заберешь меня с собой? Такой поступок погубит Дала. Разве для этого ты пришел сюда?
При желании я нашел бы слова. Наконец, я мог просто схватить ее в охапку и унести с собой. Но я знал, что Ава убежит от меня при первом возможном случае или, еще хуже, возненавидит меня.
Отвернувшись от нее, я бросил взгляд на солнце, низко висевшее над горизонтом.
– Пора возвращаться, – пробормотал я. – Пошли, Ава.
29
Зерно набирало силу, и все обитатели долины с возрастающим нетерпением ожидали дня приближающейся жатвы. Все это время я держался в стороне от них, предоставив им полную возможность самим решать свои насущные проблемы. Я уже научил их всему, что знал, и от меня мало что зависело. Сейчас я просто ждал, так же, как и они. Но не начала жатвы. Я ждал следующего хода Аримана. Я знал, что он обязательно вернется. Я ждал, считая дни и часы, с трудом сдерживая собственное возбуждение.
Первым делом я тщательно прочесал всю долину, уделив особое внимание многочисленным пещерам, скрытым в толще горного массива. Увы, я не нашел ничего, кроме змей, летучих мышей и прочих представителей подземного мира. Занятие мое было далеко не безопасным. Среди обитателей нор могли оказаться и опасные хищники, встреча с которыми не сулила мне ничего хорошего. Несмотря на безуспешность моих поисков, я был твердо убежден, что Ариман по-прежнему находится поблизости и лишь выбирает наиболее удобное время для нового, хорошо спланированного нападения. Ормузд тоже больше не появлялся, то ли считая излишним снабжать меня дополнительной информацией, то ли не придавая особого значения надвигающимся событиям. Я оставался в полном одиночестве, наедине со своими мыслями и сомнениями.
Ава и та начала избегать меня. И чем реже я виделся с ней, тем все более частыми становились мои встречи с ее мужем. Последнее время он появлялся в моей хижине чуть ли не ежедневно. Первоначально я заподозрил, что он просто ищет повод затеять со мной ссору. Но, наблюдая за его неуклюжими попытками завязать со мной доверительный разговор, я пришел к выводу, что его намерения более серьезны и продуманны.
– В ближайшие дни настанет пора убирать зерно, – заметил он как-то, проходя мимо моей хижины.
Я сидел на пороге, занятый изготовлением нового каменного ножа.
– Если не будет дождя, – продолжал он, – то дня через два мы начнем жатву.
– Неплохо, – буркнул я.
– Ты на самом деле так думаешь?
Я отложил нож в сторону.
– Тебя что-то беспокоит, Дал?
– Беспокоит? О нет, – произнес он торопливо, словно хотел убедить в этом самого себя. – И все же…
Не окончив фразы, он присел на землю рядом со мной.
– Могу я чем-то помочь тебе? – осведомился я.
Он начал рисовать пальцем в пыли узоры, словно растерявшийся школьник.
– У тебя возникли разногласия с Авой? – осторожно спросил я.
В его глазах сверкнула молния, но он тут же сумел взять себя в руки.
– Ты угадал, – подтвердил он. – Впрочем, это не удивительно, если учесть, что ты и сам приложил к этому руку. Ава думает, что мы должны остаться в этой долине навсегда.
Я предпочел воздержаться от комментариев.
– Она считает, что нам удастся сохранить животных в течение зимы, – быстро продолжал он, словно опасаясь, что у него не хватит решимости высказать все, что у него на душе, – а следующей весной засеять зерном все пригодные для пахоты участки долины.
Он бросил на меня осуждающий взгляд.
– Я говорил это и тебе, – возразил я, – точнее, я говорил это вам обоим.
– Вся беда в том, что она поверила тебе.
– А ты нет?
– Я не знаю, во что мне верить, Орион, – сказал он сокрушенно. – Нам здесь живется неплохо, спорить не приходится. На зиму мы можем перебраться в пещеры. Там будет и тепло и сухо.
– Верно, – согласился я.
– Но наши предки никогда не поступали таким образом, – возразил он потерянно. – Почему мы должны отказаться от традиций наших отцов?
– Ваши отцы тоже не всегда вели кочевой образ жизни, – заметил я. – Много-много лет назад они жили в теплых странах и питались в основном фруктами, не заботясь о хлебе насущном.
Скептическое выражение его лица недвусмысленно подсказало, что он не поверил мне.
– Почему же они оставили свой райский уголок?
– Они были вынуждены так поступить, когда климат изменился, – объяснил я. – Деревья перестали плодоносить. Им не оставалось ничего другого, как покинуть обжитые места. С того времени они стали вести кочевой образ жизни, следуя за стадами животных.
– Но каждый год поголовье животных сокращалось, – пробормотал Дал, занятый собственными мыслями. – Старейшины рассказывают, что много лет назад кабанов и оленей было гораздо больше, чем теперь. Каждый год нам приходится уходить на охоту все дальше от стойбища, а добыча становится все скудней.
– Но есть еще зерно, – заметил я, указывая рукой в направлении поля ржи. – Да и прирученные вами животные обеспечат вас мясом и молоком, если вы будете хорошо ухаживать за ними зимой.
– Урожай хорош, – согласился Дал, медленно выговаривая слова, – у нас будет много зерна, еды, и еще останется кое-что для приготовления напитка, позволяющего человеку почувствовать себя птицей.
Хлеб и пиво. Два основных продукта первобытного земледельца. Я задумался над тем, какой из них более важен с точки зрения Дала, и решил, что скорее последний.
– Тогда почему бы вам действительно не остаться здесь на зиму, если виды на урожай столь хороши. Вы сможете сложить зерно в пещерах после того, как оно будет обмолочено. А солому пустите на корм скоту.
– Но что скажут духи наших отцов, – простонал Дал, – если мы отступим от их обычаев? Как они будут чувствовать себя, если мы изберем для себя новую дорогу?
Я пожал плечами:
– Думаю, они будут только довольны, узнав, что вы стали жить лучше, чем они.
– Старейшины опасаются, что зерно не даст всходов, если мы останемся здесь на зиму.
– А почему бы ему не взойти?
– Дух зерна может быть недоволен тем, что мы наблюдаем за ним.
Я мысленно обругал себя за то, что в своих расчетах не учел естественного консерватизма старшего поколения.
– Солнце светит, дождь идет, а рожь растет вне зависимости от присутствия человека, – возразил я.
– Охота лучше, – продолжал твердить свое Дал. – Мы всегда жили за счет охоты.
Я понимал его. Ведь я замахнулся ни больше ни меньше как на привычный для него образ жизни. Его пугали новые идеи, над которыми я заставил его задуматься. Бесчисленные поколения его предков были охотниками. И ничего другого не знали. Я же предлагал ему начать все сначала, заняться земледелием и скотоводством.
Переход к оседлому образу жизни должен был стать для человечества первым шагом к полному покорению планеты. Но за всякое новое завоевание приходилось платить. Часто неимоверно большую цену. Но это уже называлось платой за выживание.
Было ли это условие составной частью плана Ормузда и имелся ли у него вообще какой-нибудь план? Или он просто хотел любой ценой оградить себя от происков Князя Тьмы? В какой-то момент, наблюдая за озабоченным, удрученным лицом Дала, я едва не поддался слабости и не посоветовал ему забыть все мои советы и жить так, как ему нравится. Но я вовремя вспомнил о мальчике, умершем от простой инфекции, о полуголодной, полной опасности жизни, которую приходится вести этим людям во время своих бесконечных скитаний, о возрасте, в котором им приходится умирать. Лучшего подарка Ариману я, наверное, не мог бы сделать.
– Конечно, охота всегда была основой вашей жизни, – согласился я, – но ведь жить можно по-разному. Хуже или лучше. Охота далеко не самый надежный способ добывать себе пропитание.