Двое матросов крейсера ловко скатывали ковер сразу за спиной принцессы, чтобы Силия, не являвшаяся членом императорского дома, а, следовательно, не имевшая права наступать на что-либо цвета азрака, тоже могла спуститься. Впрочем, Ида, привыкшая к подобным церемониям, вряд ли замечала их. Она все-таки вспомнила этикет и заставила себя сосредоточить внимание на человеке, встречавшем ее у трапа. Это был уже немолодой мужчина с аккуратно подстриженными седыми волосами, прямым с небольшой горбинкой носом, и внимательными, чуть прищуренными, темными глазами. И, судя по его одежде, выдержанной в геральдических серо-зеленых тонах, и по тому, как он шагнул навстречу принцессе, этот человек не мог быть никем иным кроме Оуэна Вейда — правящего герцога Эспенансо — абсолютного властителя для всех жителей планеты, но всего лишь слуги для императора, а значит, и для его единственной дочери!
Впрочем, кланялся герцог великолепно — с легкостью пройдя по тончайшей грани между почтением и собственным достоинством! Ида, которую этикету начали учить раньше, чем читать и писать, оценила его поклон! А вот разговорчивость правящего герцога, очень быстро проявившая себя, еще быстрее начала вызывать у принцессы зубовный скрежет. В первый день Вейд еще был относительно сносен, но во второй, когда Ида приняла его приглашение отправиться осматривать руины древних опреснительных сооружений — единственного сохранившегося памятника таинственно исчезнувших предыдущих обитателей Эспенансо, перешла все мыслимые пределы. Сами сооружения, кстати, собой ничего интересного не представляли — полуразрушенные колонны из серого камня, поднимающиеся над поверхностью моря. Так что принцессе, сидя в удобном мягком кресле на борту герцогской яхты, нечем было развлечь себя, кроме непрекращающихся разговоров ее владельца. Да, еще, пожалуй, воспоминаний о выражении лица главного инженера Рафа во время их сегодняшнего утреннего разговора! Ида и сейчас готова была улыбнуться, вспоминая о нем! Человек, отправленный с ней ее отцом и получивший от того указания выяснить все об исчезновении азрака и приступить, кстати, к исследованиям незамедлительно по прилету, искренне верил, что и принцесса тоже с энтузиазмом присоединится к нему! Или, во всяком случае, ему с легкостью удастся ее в этом убедить… Но Ида не испытывала ни малейшего желания зарываться в ту неимоверных размеров кипу бумаг, которую герцог Вейд свалил на главного инженера по первому же требованию последнего. И не человеку — простолюдину по рождению, всего лишь ученому и исследователю — было пытаться переспорить принцессу… Впрочем, он и сдался после той фразы Иды, в которой она соединила вместе «протокольное мероприятие», «кодекс этики взаимоотношений вассал-сюзерен» и «уважение к наследию исчезнувших цивилизаций»! Сейчас Ида уже и сама бы не вспомнила, что именно она сказала, но эффект оказался тот, что нужно! Собственно, именно после той замечательной фразы на лице главного инженера и появилось выражение, вспоминать которое доставляло Иде такое удовольствие! Жаль только — недолго…
Ближе к полудню развалины опреснительных сооружений вновь скрылись за горизонтом, и герцог Вейд не нашел ничего лучше, кроме как начать показывать своей гостье саму яхту.
Катер был последней модели, которые даже на материнской планете империи еще только начали появляться у самых богатых аристократов. Его мощный антигравитационный двигатель создавал под днищем воздушную подушку, по которой уже и скользил катер, фактически даже не касаясь поверхности воды. Капитан яхты рассказывал об этом своим почетным гостям с воодушевлением и горящими глазами, вот только Ида вряд ли слышала хотя бы несколько слов: рев двигателя, до краев наполняющий машинное отделение, куда Вейда угораздило ее привести, стал тем последним камешком, что вызывает обвал… Перелет, почти бессонная ночь, смещение часового пояса почти на половину суток, целый день, проведенный на палубе яхты, слишком яркое и слишком белое солнце, слишком горячий и сухой ветер, оседающий коркой соли на губах: сколько ни облизывай, лишь сильней тошнота, подступающая к горлу…
Дальше Ида снова помнила смутно… Кажется, ей все же удалось не закричать и не броситься бежать прочь. И кажется, ее голос, когда она говорила герцогу, что хочет отдохнуть, и просила отвести ее в каюту, звучал даже относительно нормально… И кажется, каюта — крошечная комнатка, абсолютно тихая, без единого окна, зато с огромной кроватью, но которую можно было забраться с ногами, зарыться в россыпь шелковых подушек… кажется, ей каким-то неведомым образом все же удалось стать тем якорем стабильности, за который сознанию Иды, уже готовому соскользнуть в пропасть, все же удалось зацепиться…
Принцесса вновь с силой сдавила виски, продолжая стоять посреди той самой каюты. Она бы соврала, если бы сказала, что за семнадцать лет жизни еще не привыкла к приступам панического страха, время от времени подчиняющим себе ее разум. Но она бы соврала, и если бы сказала, что это не так. Приступы приходили и уходили. Другой страх, постоянный, всегда при ней, был гораздо хуже. Не страшно быть сумасшедшей. Страшно, что однажды во дворце узнают: дочь императора — сумасшедшая!
Не об этом ли был сегодняшний сон? Азрак, рассыпающееся в пыль вокруг нее… И взгляд отца, холодный и осуждающий — единственный, которого она когда-либо удостаивалась от него! И понимание, отчетливее любой реальности: ему не объяснить и от него не получить снисхождения! Не ей. Не единственной дочери императора…
Ида вновь опустилась на кровать, от которой так и не смогла уйти далеко. Она знала только одно лекарство от своих страхов: от тех, что настигали ее ночью в кошмарных снах, и от тех, чье время наступало на рассвете, когда приходила пора распахивать двери спальни. Она открыла его несколько лет назад… Ливардин эсуэно корин… Красивое название, дарившее красивые сны тем, кто мог себе позволить щепотку порошка, стоившего на вес азрака. Впрочем, те, кто мог себе позволить больше щепотки и чаще, чем раз в полгода, предпочитали другое название: едко-сладкое, словно смесь самого пьянящего счастья и самой ослепительной боли… Рдин.
Ида, сама не замечая как, словно руки двигались помимо ее воли, достала крошечный сверток из потайного кармана и осторожно развернула его. Внутри был жемчужно-белый тончайший порошок, на свету переливающийся шелковым блеском и едва заметно отливающий серебром. Рдин самой высокой очистки и самой высокой степени концентрации. Даже для дочери императора достать его было совсем не просто! В высшем свете империи ни длинное, красивое, почти как песня, название этого вещества, ни короткое, ядовито-сладкое, не полагалось произносить вслух. И даже просто знать о нем было не принято! Не прилично. Не подобало… А в императорском дворце особенно. И для единственной дочери правителя достать жемчужно-белый порошок было особой проблемой. Если бы она родилась обыкновенной дворянкой, она могла бы просто ночью, сменив свою одежду на платье служанки, отправиться на ближайший рынок, с заходом солнца превращающийся в настоящую клоаку. Горсть драгоценных камней легко обменивалась на крошечный сверток рдина… Но дочери императора приходилось искать свои пути. Именно поэтому и получилось, что на Эспенансо Ида отправилась, не пополнив своих запасов, и теперь совершенно не представляла, как это можно сделать здесь! И еще меньше представляла, что будет, когда рдин все-таки закончится. Как долго она сумеет продержаться без него? И что будет, если она все-таки сорвется?.. Нет, не так: что будет, если дочь императора сорвется в свое безумие на глазах у придворных?
Дверь каюты резко распахнулась на всю ширину, чуть не стукнувшись об стену. Ида инстинктивно сжала пальцы, пряча в ладони свое самое большое сокровище, и вскинула голову на того, кто посмел столь неподобающим образом вломиться к ней. Правда, сказать ничего не успела: пол каюты вдруг резко накренился, уходя из-под ног, мгновенно выметая из ее головы и начавшее зарождаться возмущение, и уже готовые сорваться с губ слова. Принцесса, почувствовав, что падает со ставших вдруг слишком скользкими простыней на постели, судорожно вцепилась в них свободной рукой. Пол качнулся назад, кое-как выравниваясь, но в следующее мгновение весь корпус яхты внезапно содрогнулся, послав волну мелкой противной дрожи в тело Иды. Принцесса закусила губу, с трудом сдерживая подступивший совсем близко к горлу панический крик. Она почти ничего не знала об антигравитационных двигателях, но одно ей было известно точно: так они себя вести не должны!
