— Ба! — вскричал Матвей Ильич, хотя мы расстались с ним не далее как позавчера. — Друг мой, как я рад тебя видеть!

Представив по очереди Толмачева и фон Мерка всему семейству, я не без ехидства отметил, что на сей раз Полина решила войти в образ светской дамы, удостоив обоих лишь милостивым холодноватым кивком. Решив разрушить ее коварные планы, я, незаметно для остальных, скорчил ей самую уморительную физиономию, отчего кузина так и прыснула, к изумлению новых знакомых, не привыкших еще к столь разительным переходам ее характера. Мы пошли далее уже все вместе, причем барон присоединился к генералу, а бесхитростный подпоручик — к нам с кузиною.

— Это прекрасно, что вы служите именно в Преображенском, — с жаром говорил Матвей Ильич, поддерживая фон Мерка за локоть. — Уважаю молодежь, посвятившую лучшие годы свои служению Отечеству, да еще и в полку, где помнят имя Петра Великого и победу под Кульмом. Однако не шалите ли вы там? Столица, юноша, таит в себе множество соблазнов и крайне важно пройти эти испытания, не запачкав честного имени родителей всякими глупостями.

Мельком убедившись в отрицательном ответе барона, я вернулся к милому щебету кузины с Толмачевым, вспоминавших недавние летние деньки и сетовавших на наступившую осень, причем вели себя оба так, будто были знакомы уж не один год. Младший же сын генерала Аркадий восторженно смотрел на обоих офицеров, очевидно, представляя себя в скором будущем столь же блестящим и статным.

— Наверное, это ужасно скучно — быть военным? — вдруг оборачиваясь к Толмачеву, спросила Полина Матвеевна, пряча в уголках глаз еле заметную смешинку.

— Всякая служба хороша, ежели знать, чего ждешь от нее, — нашелся тот.

— А чего же вы ждете от своей службы? — невинным голоском продолжала допытываться Полина Матвеевна. — Хотя, впрочем, не продолжайте! Я знаю наперед, что вы можете сказать, прикрываясь высокими фразами о желании отдать жизнь за Отечество или положить ее на алтарь служения государю. Звучит красиво, но, право — тоска смертная! Честнее поступать как мой любезнейший кузен Владимир — он терпеть не может свой департамент, но, по крайней мере, этого не скрывает.

— Совершенная правда. — Я со смехом поцеловал ручку кузине. — Моя мечта — дослужиться до коллежского советника и выйти на покой, но благо еще не скоро суждено мне достигнуть сих высот, вынужден водить дружбу решительно со всеми столоначальниками и зубрить даты именин их супруг и детей.

— Я, право, не сопоставлял потребности Отечества и свои скромные возможности, — смутился Толмачев, приняв за чистую монету пренебрежительные слова Полины. — Но уверен, что ежели государь потребует от меня подобных жертв, то, не задумываясь, сделаю это.

— Ваш товарищ хитрее вас, — снова уколола его Полина, причем так, чтобы фон Мерк слышал ее слова. — Он не касается таких скользких тем, а тихо беседует с papa о былом.

— Предпочитаю прослыть хитрецом, сохраняя нейтралитет, — с полупоклоном отвечал барон, — нежели служить мишенью для стрел вашего остроумия.

— Да вам бы в дипломаты, — расхохотался Матвей Ильич.

Одним словом, прогулялись мы тогда славно! Прощаясь, генерал от души пожал руки обоим и пригласил в пятницу на обед, попросив, впрочем, держаться запросто и без церемоний.

— Я, молодые люди, сам гвардеец, и знаю, каково в вашем возрасте служить вдали от дома. Не навязываюсь в родню, но прошу наведываться к старику.

— Благодарю, князь! — учтиво склонил голову фон Мерк. — Поверьте, для нас — высокая честь быть принятыми в доме героя, который, не щадя жизни, бился с Наполеоном.

— Приходите непременно, — присоединилась Полина Матвеевна, блестя широко распахнутыми глазами. — Гувернер Аркаши mr. Raily просто необыкновенно исполняет вальсы, возможно, я позволю вам пригласить меня… на один, не более! А впрочем, не обещаю, — и, пожав плечами, величаво удалилась.

— Владимир, я уж и не знаю, как вас благодарить, — пылко накинулся на меня Толмачев. — Генерал — просто чудо, а уж ваша кузина — невозможно до чего хороша!

— Только прошу вас, Павел, не влюбитесь в нее сгоряча, — смеясь, отвечал я. — Полина Матвеевна еще не знает полную силу своих чар и может, играя, нечаянно разбить ваше сердце, как разбивает ребенок фарфоровых ангелочков в родительской гостиной.

— Я? Да никогда, — краснея, гордо поднял голову подпоручик. — Она еще сущее дитя!

— Ну-ну, — с самым серьезным видом поддержал я его, чувствуя, что нечаянно угадал место, куда залетела стрела шалуна-Амура.

Фон Мерк, однако же, не принял участия в нашей беседе, сохраняя самый невозмутимый вид, хотя по некоторой поволоке в его глазах я увидел, что и его задело «нечаянное» свидание с генеральским семейством, как ни пытался он скрыть сие за вековой холодностью многих поколений остзейских баронов.

Именно такова была встреча, во многом предопределившая главных действующих лиц и диспозицию в описываемых позднее г-ном Толмачевым загадочных событиях. Сам того не ведая, я объединил несколько ранее незнакомых лиц, что сыграло в судьбах некоторых из них решающую роль, не мне уж судить — счастливую иль нет.

Писано П.H. Толмачевым

После нашей «случайной» встречи с семьею генерала Кашина в Летнем саду я не то чтобы рвался посетить их, но все ж таки поглядывал на календарь в ожидании назначенной Матвеем Львовичем пятницы. Сердце мое было переполнено от нахлынувших чувств, основной причиною коих, разумеется, была Полина Матвеевна. Еще долго после нашей встречи перед глазами стояли ее милые гримаски и царственные жесты, которые, непрестанно чередуясь, и придавали этой не совсем еще женщине шарм необъяснимый. Я, конечно, не смел надеяться хоть на какую-то взаимность с ее стороны, тем более, что совершенно не представлял реакцию генерала на мои ухаживания за его дочерью. Да, он славный старик, но я могу вообразить, каков он в гневе! Размышляя таким образом, я все время следил за своим товарищем фон Мерком, с которым мы, надо сказать, еще ни словом с тех пор не обмолвились по поводу княжны Кашиной, и, полагал я, это уж точно неспроста! Ежели бы наш новый приятель Беклемишев познакомил нас с какою-нибудь белошвейкой, уверен, уже на обратном пути барон засыпал бы меня язвительными замечаниями в адрес ее и семейства, а заодно прошелся бы по мне на предмет того, что я некстати покраснел при упоминании имени девушки. Но после встречи в Летнем саду Август словно воды в рот набрал и даже, казалось, будто обиделся на меня, право, я и не догадывался, за что. Через пару дней я подошел к нему и задал прямой вопрос — чем я не потрафил ему?

— Меж товарищами так не принято, барон, — открыто глядя ему в глаза, сказал я. — Ежели тебе что-то не по нраву, так и скажи, возможно, я в чем-то был не прав!

Фон Мерк смутился и протянул мне руку в знак того, что между нами все по-прежнему хорошо, хотя от меня не ускользнуло его замешательство, с которым он встретил меня, когда я подошел к нему вплотную. У меня сложилось впечатление, будто он опасался меня либо вообще не хотел нашего общения, но поданная им рука рассеяла мои опасения, правда, не полностью.

В назначенный день мы с бароном, взяв экипаж, подъехали к дому генерала, находящемуся на Мойке, неподалеку от Английского клуба. Я, стараясь ничем не выдать своего волнения, краем глаза поглядывал на невозмутимого как всегда Августа, который, казалось, ехал попить кофею, а не на встречу с божественною нимфой. Не утерпев, я съязвил что-то по этому поводу, на что фон Мерк спокойным голосом отвечал:

— Полноте тебе, Павел, ты егозишь, словно институтка перед выпуском! Коли хочешь понравиться всем, веди себя как офицер, а не безусый юнкер.

Нас ждали: за столом, накрытым на десять персон, уже сидели наш друг Беклемишев, генерал с женою, mr. Raily, какой-то пехотный полковник с двумя Георгиями и пара пожилых дам в чепцах — как выяснилось, это были родственницы Марьи Захаровны; одним словом, отсутствовала только Полина Матвеевна. От меня не ускользнуло легкое выражение досады, тенью пробежавшее по правильным чертам Августа. «Ага, — подумал я. — Похоже, сердце нашего каменного барона тоже неспокойно!»