Из ласкового плена приятных мыслей Младу вырвал звук – отдалённый собачий лай. Надрывный, хриплый, переходящий в яростный рык… Холод опасности, тоскливая, тягучая близость беды, разгулявшаяся нечисть. Во рту загорчило – верный признак присутствия Марушиных псов. Невмешательство – соблазнительный, но трусливый призрак благополучия, а хата с краю никогда не принадлежала Младе. Да, ради Дарёнки следовало соблюдать осторожность, чтобы вернуться к ней невредимой, но если женщина-кошка сейчас уйдёт, на ней повиснет груз вины за чью-то оборвавшуюся жизнь. Имела возможность помочь, но не помогла – как жить с таким? Нет уж.

Она не ошиблась: виновником происшествия действительно оказался Марушин пёс. Огромный оборотень почти вороной масти вздумал напасть на щекастого и конопатого паренька лет пятнадцати-шестнадцати, который едва держался на ногах, вжавшись спиной в сосну. Он был в стёганом подпоясанном зипуне и лаптях, а его кроличья шапка валялась в траве, похожая на дохлого зверька. Рыжевато-русые вихры стояли дыбом, спина елозила по смолистому стволу. Единственной защитницей бедолаги стала верная собака, отважно лаявшая и рычавшая на зверюгу, в несколько раз превосходившую по размерам. Крупная, с лохматой мордой, она была, видимо, из породы волкодавов.

Оборотня явно злила эта помеха, но напасть он пока не решался: собака скалила внушительные клыки и показывала челюсти приличного размера. Хватанут такие за горло – так и не отцепятся, пока голову напрочь не отгрызут. Переминаясь на мохнатых лапах, Марушин пёс порывался кинуться вперёд, рычал, но то и дело отступал от бешено лающей морды. Приближение Млады он почуял не сразу: женщина-кошка подкралась с подветренной стороны. Хоть Марушин пёс и быстр, но мгновенно перемещаться сквозь пространство, как дочери Лалады, не умел, и это дало Младе преимущество. Оказавшись у него на загривке, женщина-кошка вонзила ему кинжал между черепом и первым позвонком – зверь даже не успел взвиться на дыбы.

Мохнатая туша рухнула наземь, и тут же началось действие белогорского оружия: плоть стала на глазах тлеть и отваливаться от костей. Шерсть обращалась в пепел, мясо распадалось зловонными ошмётками, чернея и растекаясь мерзкой жижей. В считанные мгновения от оборотня остался только голый остов, да и тот долго не продержался – кости посерели, стали ноздреватыми. Млада тронула их носком сапога – и скелет развалился кучкой порошка, похожего на грязную известь.

Когда женщина-кошка повернулась к пареньку, собака зарычала было, но одного взгляда хватило, чтобы она успокоилась и уважительно смолкла.

– Серко… ко мне, – хрипло скомандовал парень.

Опасность миновала, и он сполз по стволу наземь и сел, потрясённо глядя перед собой застывшим взглядом. Собака лизала ему лицо, а он вяло чесал ей шею и похлопывал по спине. Запахло мочой. Кажется, испуг был слишком сильным, а пузырь парня – слабым.

Млада ждала, когда он немного оправится. Присев на корточки, она поманила к себе собаку, и Серко дружелюбно обнюхал её руки. А парень вдруг хрипло пробормотал:

– Это что ж выходит… порешил ты его! Их же не можно… Накрепко заборонено их трогать. Теперь другие придут за тобою…

– Не придут, не бойся, – усмехнулась Млада. – А если и придут, то и с ними будет то же самое.

– Это… ножичек у тебя экий… не простой, – сглотнул парень, всё ещё слегка заторможенный, но остекленение в его взгляде постепенно проходило.

Млада протянула ему кинжал. Парень трясущимися руками боязливо взял его, едва не уронив. С придурковато-восхищённым и испуганным выражением долго разглядывал ножны, трогал пальцами чернёный узор и самоцветы.

– Камушки эки… пригожий…

– Если хочешь – возьми себе, – сказала Млада. – Будешь от оборотней защищаться, когда в лес пойдёшь. А то разгулялись они, я погляжу. Совсем обнаглели.

– Ни-ни! – сразу замотал головой парень, отдавая оружие Младе. – Если он… псов… изничтожать могёт, то не можно… Заборонено! Беде быть!

– Дурачина, – хмыкнула женщина-кошка. – По-твоему, лучше быть сожранным, чем постоять за себя, убив парочку этих тварей?

Парень продолжал трясти головой, как пыльным мешком стукнутый.

– Не можно их трогать! – повторял он. – А то они явятся всей стаей… Всю семью пожрут, окаянные! Всю родню изничтожат…

Млада придержала его голову за подбородок, опасаясь, как бы он не стряс себе все мозги.

– Ты чего такой зашуганный? – спросила она. – Что ты в лесу забыл? Тут столько этих псов шастает, что соваться вовсе нельзя!

– Да я это… Дык, я ж за братом и сестрицей пошёл, – забормотал парень, спохватываясь и суетливо поднимаясь на ноги. – Они как по бруснику ушли с самого заранья, так по сию пору домой и не возвернулись… Вот я и ищу их… Серка, вон, с собой взял, – парень погладил собаку. – Он след-то учуял, и пошли мы… Споро так пошли. А тут этот… – Он покосился на грязную кучку – всё, что осталось от оборотня.

– Понятно, – проговорила Млада. – Тебя как звать?

– Будишей, – ответил тот. – А ты, господин, не из наших мест будешь… Баешь не по-нашенски, выговор у тебя чужой.

Млада только хмыкнула. Вот поэтому она и старалась больше молчать… А парень, немного придя в себя, уже любопытствовал:

– А ты сам откель? И как тебя звать-величать? И по каким делам в наших краях? – Словно и не с оборотнем он только что встретился, а с обычным медведем.

– Погоди допрос-то учинять, – усмехнулась женщина-кошка. – Зови меня Соколом… Странствую я. Брожу по свету, ума-разума набираюсь. Ну, пойдём твоих брата и сестру искать.

Млада хотела добавить: «Если их ещё Марушины псы не съели», – но пожалела парня. Серко снова взял след, понюхав девичий платок, и они двинулись за собакой – когда быстрым шагом, а когда и на бег переходили.

– Слушай, Будиша… Лес оборотней полон, какая же брусника? – сказала женщина-кошка по дороге. – Из-за ягод жизнь под угрозу ставите.

– А как без ягод-то? – ответил тот, перепрыгивая ложбинку с водой. – Без ягод в зиму – никуда. От худосочной болезни[34] и прочих хворей – первое средство.

– Капуста, хрен, лук и чеснок – не хуже, – заметила Млада. – А в лес за ними ходить не надо: в огороде растут.

Собака между тем так рванула вперёд, что им пришлось здорово поднажать, чтобы не потерять её из виду. Младе не составляло труда бежать наравне с псом, а Будиша уже порядком устал и запыхался.

– Серко! – пропыхтел он. – Куда ты так шибко!

Но Серко не сбавлял хода: видимо, цель поиска была уже близко. Закат ещё не успел отгореть, как послышался лай. Парень, спотыкаясь и падая, еле поспевал за Младой.

– Ух… Нашёл… Нашёл! – взволнованно задыхался он. – Серко их нашёл!

Пёс стоял у заброшенной медвежьей берлоги под корнями огромной старой сосны и призывно гавкал, виляя хвостом. Женщина-кошка подоспела первой.