Эссиорх мог, конечно, перенести из ближайшего магазина детское питание, но ему все же хотелось отвлечь Люля от еды. Он видел, как в упитанном Люле сражаются две силы: сила неба и страшная земная сила плоти. Одна сила тянет его наверх, к свету, а другая заставляет зарываться носом в корытце и едва ли не хрюкать.

— Слушай, сын! Нельзя вечно обслуживать желудочные ценности! Давай все-таки переключаться из телесной плоскости! — сказал Эссиорх.

Словно поняв обращенные к нему слова, Люль на несколько мгновений перестал хныкать и посмотрел на отца мудрым взглядом бездонных глаз. Глаза сына напомнили Эссиорху круглые эдемские озера, когда смотришь на них со Скалы Мечты, любимого места крылатых прыжков. Правда, хватило Люля всего секунд на десять. Потом до него постепенно начало доходить, что небо небом, а он уже час ничего не жевал!!! Рот стал кривиться, бездонные глаза потухать, и, сообразив, что сейчас опять включится пищевая сигнализация, Эссиорх запрыгал с сыном по поляне.

— Да дай ты ему что-нибудь съесть! В здоровом теле — здоровый дух! — крикнула, подбегая к ним, Малара.

Эссиорх ей нравился, и она искренне не понимала, почему он до сих пор не подрался из-за нее в троллейбусе и не сел суток на пятнадцать, а лучше на полгода, чтобы можно было носить ему передачи.

— Первоначально автор этой фразы произнес ее с издевкой, показывая, что именно в здоровом теле здорового духа быть и не может. Потом издевку, разумеется, потеряли и сделали из автора пошлого физкультурника! — сказал Эссиорх, переставая подбрасывать сына. — Кроме того, здоровое тело — это худое, выносливое, жилистое тело. А в дебелом теле дух слаб, капризен и вял.

Эссиорх отвечал охотно, а на Малару смотрел приветливо, но Малара лишь взглянула на него грустно и отошла. Безошибочная женская интуиция подсказала ей, что хранитель никогда не подерется из-за нее в троллейбусе, не пройдет по краю крыши, не заберется на скалу, чтобы крикнуть оттуда «Я тебя люблю!» — а раз так, то нечего и время терять. Краткая любовь Малары потухла, как горящая спичка, по ошибке вместо бензина упавшая в кефир.

Вслед за Маларой к Эссиорху пробилась Фулона. Строго посмотрела на Люля, и тот вдруг замолк, точно раскрасневшийся троечник, который, распахнув дверь, чтобы шарахнуть одноклассника тряпкой, увидел перед собой вопросительно вскинутые брови завуча.

— Спасибо! — сказал Эссиорх.

— Не за что. Это тебе спасибо, что нашел время, — улыбнулась Фулона. — Так что, получилось? Надеюсь, не такие, как в прошлый раз у Дафны? Они до сих пор где-то бродят!

— Нет, — сказал Эссиорх.

Он свистнул, и из-за дуба, двигаясь бесшумно и монолитно, вышагнули глиняшки. Ни у кого из них не было лица. Только сырой глиняный овал. Все со щитами. В руках — палицы, копья и черенки от лопат.

Глиняшек насчитывалось девять. Десятым, одиннадцатым и двенадцатым противниками валькирий должны были стать Ната, Мошкин и Чимоданов. Чимоданов, как создатель Зудуки, при виде глиняшек творчески повеселел и начал проявлять активность. Одного глиняшку по-свойски ткнул пальцем в живот, другому что-то шепнул, третьему палочкой начертил глаза, рот и нос, всего несколькими штрихами создав ему неповторимое выражение лица. Отзываясь интересу Чимоданова, глиняшки окружили его и точно так же тыкали его в живот, трясли и трогали его топор.

Командир и солдаты явно нашли друг друга. Не прошло и минуты, а глиняшки уже перестали быть разрозненной толпой и, прикрывшись щитами, застыли монолитным строем. Ната ухитрилась устроиться у самого могучего глиняшки на плечах и оттуда смущала оруженосцев своей слишком активной мимикой.

Чимоданов бегал за спинами глиняшек и шептал, комбинировал, что-то втолковывал. Одного дружески хлопал по плечу, другому давал подзатыльники. Мошкин скромно стоял с краешку, покручивая в руках шест. Казалось, шест порхает вокруг Евгеши сам по себе, а застенчиво моргающий Мошкин тут абсолютно ни при чем и даже где-то удивлен его назойливостью.

Валькирии разобрали щиты, копья и построились. Чуть впереди стояла Брунгильда с тренировочным копьем, которое во всем напоминало каменное, только не обладало его магическими способностями. Ее прикрывали краями своих щитов Радулга и Бэтла.

— Давай! — велела Фулона, кивая на сплошную стену щитов глиняшек. — Нужна брешь!

Брунгильда побежала на глиняшек. Те ожидали ее, чуть разомкнув строй. Видно было, как Чимоданов, мелькая за их спинами, отдает команды. Не добежав до глиняшек нескольких метров, Брунгильда остановилась и растерянно опустила руку с копьем.

— Что случилось? — крикнула Фулона.

— Я не могу просто так взять и напасть! Я должна разозлиться. Пусть они мне скажут что-нибудь обидное! — объяснила Брунгильда.

— Эссиорх! Обидь ее как-нибудь! — попросила Фулона.

— Я не могу. Я женщин не обижаю! — отказался Эссиорх.

— А ты постарайся! А то нас убьют!

Эссиорх провел по воздуху ногтем, и у одного из глиняшек прорезался длинный рот.

— Ты… плохо… готовишь! Ты… все… пересаливаешь! — негнущимся голосом сообщил глиняшка.

Брунгильда вздрогнула, уронила щит, копье и, ссутулившись, побрела к лесу.

— А сейчас что не так? Ау! Тебя же обидели! — тоскливо крикнула Фулона.

— Меня растоптали! Я просила обидеть меня, а не растаптывать!

Эссиорх схватился за голову. За Брунгильдой, утешая ее, заспешила Гелата. Наконец ей удалось успокоить ее и вернуть, хотя на Эссиорха Брунгильда больше не смотрела — дулась.

— А еще светлый! В душу плюнул! Столько тайной злобы! — шептала она.

— Я пас! — заявил Эссиорх. — Дальше сами придумывайте тексты для обидок.

— Пусть глиняшки скажут, что она какая-нибудь дурочка! — подсказал Вован.

— Ты какая-нибудь дурочка! Бе-бе-бе! — пискляво крикнул глиняшка и высунул язык, который тотчас отвалился, потому что глина была сыроватой.

— Сам такой! На себя посмотри! — хмуро сказала Брунгильда. Копье она подобрала, но держала его как-то вяло, без азарта, точно грабли или лопату.

Вихрова спрыгнула с плеч своего глиняшки.

— Надо не так! Тут другой подход! — заявила она и вдруг сунула руку в карман. — У меня жучок! Я его сейчас убью! Он убьет! Оторвет лапки! — завизжала она дурным голосом и, подскочив к Чимоданову, притворилась, что что-то бросила ему за шиворот.

— Почему я? — хрюкнул Петруччо.

— Потому что ты зверь!

Брунгильда побледнела. Ее пальцы сжались на древке копья.

— Не трогай жучка! Я тебе говорю: не трогай! — сказала она тихо и, постепенно набирая скорость, двинулась вперед. Петруччо стало несколько не по себе.

— Да нет у меня никакого жучка! — заявил он.

— Правильно, нет! Потому что ты его РАЗДАВИЛ! — громко объяснила Вихрова.

Брунгильда зарычала и перешла на бег. Чимоданов торопливо укрылся за спинами глиняшек и начал отдавать приказы. Глиняшки, стоявшие в строю первыми, сомкнули щиты и выставили вперед черенки от лопат и дубины. Казалось, никакая сила не способна прорваться сквозь них. Но они не ведали, на что способна валькирия каменного копья. Не добежав до строя глиняшек полутора метров, Брунгильда подпрыгнула, оттолкнулась копьем как шестом и, перелетев щиты, врезалась ногами в самую гущу глиняшек. Один глиняшка упал. Его соседу Брунгильда буквально смела голову. В образовавшуюся брешь полетели копья валькирий.

— Как ты узнала, что это сработает? — прошептал Вихровой Евгеша.

— Да посмотри на нее! Такие мощные тети вечно жалеют кошечек, — ответила Ната. — Что, кроме сострадания, способно сделать берсерка из такой тюти?

Чимоданов сунулся было к Брунгильде. Дразнясь, легко ушел от одной атаки, от другой, но тут же в тесной давке получил от валькирии каменного копья ошеломляющий удар древком, и его буквально отнесло за строй глиняшек.

— Как копытом лягнула! — охнул он, утешая себя. — И ведь техника-то у нее бедная: один укол, один рубящий удар и один удар тракториста. Их бы с Зигей поставить друг другу ребра считать!