Что ж, то, что ожидалось теперь — это уже что-то. Хотя Килиан полагал, что для «Стремительного» путешествие к берегам бывшей Восточной Империи — далеко не предел, но об этих мыслях пока предпочитал помалкивать.

Пока.

Капитан корабля Аксион Тойнби, немолодой седовласый мужчина с лихо закрученными усами и застарелым шрамом на левой щеке, оказался человеком на редкость спокойным и флегматичным. В отличие от своих матросов, он не испытывал никакого суеверного ужаса перед перспективой взять на борт парочку «колдунов».

— Полезное что умеете? — только и спросил он.

— Я обеспечу нам попутный ветер на протяжении всего пути, — ответил Килиан.

— Дело хорошее.

Ничто в голосе капитана не позволяло предположить, что он хоть немного впечатлен.

— А я, — подхватила Лана, — Могу лечить раненых.

Аксион окинул ее безразличным взглядом и вынес вердикт:

— Будет лучше, если до прибытия вы не будете покидать свою каюту.

Глаза чародейки опасно сузились:

— Это в духе «женщина на корабле к беде»?

— Это в духе «мужчины при виде женщины могут потерять в здравомыслии», — невозмутимо ответил старик.

— Не теряют, если они не животные, — уверенно возразила девушка.

Килиан не мог с ней полностью согласиться, но уже уяснил, что когда ее голос приобретает такие интонации, лучше с ней не спорить.

А вот капитан явно не был впечатлен.

— Все мы немного животные, — философски развел руками он.

Было в этом старом моряке нечто такое, что всегда мечтал проявлять сам Килиан, и что никогда у него толком не получалось. Не просто спокойствие: сделать морду кирпичом чародею вполне удавалось. Некая невозмутимость, незыблемость. Он походил на скалу, которая останется неподвижной, как бы ни ярился ветер. Шторм, абордаж, конец света или вовсе женщина в гневе — ничто не могло поколебать его.

А главное, что эта невозмутимость распространялась и на других. По крайней мере, побившись об эту «скалу», Лана успокоилась в рекордно быстрые сроки.

— Я тут помру от скуки в четырех стенах, — пожаловалась она, направляясь в свою каюту.

— Я буду заходить в любую свободную минуту, — пообещал Килиан, — Хоть беседой развлеку.

Оптимизма чародейке это явно не прибавило.

— Беседой? — кисло спросила она, — И о чем же?

— Э-э-э… А вот этого я пока не придумал.

Ну не знал он, о чем обычно люди беседуют. Эта форма времяпрепровождения была знакома ему слабо. Сам он в таких случаях предпочитал читать. Иоланта тоже не была так уж чужда чтению, но заниматься чем-либо одним долгое время ей было скучно. По этой же причине она хоть и не пыталась повесить в каюте холст (не так долго им плыть), решила за предстоящие полтора дня пути попробовать себя в рисовании углем на сравнительно компактной дощечке.

Каюты им, к слову, достались куда более комфортные, чем на флагмане. Конечно, с комнатами в герцогских замках тягаться им было сложно; но вот комнате, где жил Килиан в период учебы в Университете, они как минимум не уступали. Непривычно было, конечно, что вся мебель прикручена к полу, но это по понятным причинам было необходимостью. А так — стол, два стула, условно мягкая койка. Жить можно, в общем.

На визуальное оформление, а точнее его отсутствие, ученый внимания не обращал.

— Скажи, Кили, — осведомилась Лана, — Что ты собираешься делать, когда все закончится?

— Когда ВСЁ закончится? — усмехнулся чародей, — Ну, вероятно, гореть в озере огненном. Если, конечно, священные книги не врут.

— Ты понял, что я имела в виду! — обиделась девушка, — После того, как мы найдем Гмундн. После того, как закончится война.

Килиан развел руками:

— К тому времени все еще тысячу раз изменится. Не вижу никакого смысла загадывать. Может, меня к тому времени уже не будет среди живых. А может, мир изменится, и к этим изменениям придется приспосабливаться. А может, изменюсь я сам. Причем все три варианта не взаимоисключающие.

— Ты не видишь смысла загадывать, — тихо и серьезно спросила девушка, — Или ты боишься делать это?

Такая постановка вопроса заставила его всерьез задуматься. Минуты две ученый молча теребил подбородок, пытаясь подобрать подходящий ответ.

— Наверное, больше все-таки боюсь, — сказал он наконец, — У меня уже была одна Высокая Цель, на которую я убил четырнадцать лет жизни. Обернулась пшиком. Не хочу, чтобы такое случилось снова.

— И что же, теперь у тебя нет вообще никакой цели? Никакой мечты?

В голосе чародейки слышалось одновременно недоумение и недоверие. Все-таки она была очень проницательна. У Килиана была еще одна Цель. Не менее, а скорее даже более высокая, чем предыдущая, и уж точно более глобальная. И он очень боялся, что она окажется таким же пшиком, как и первая.

Но этого, разумеется, не случится. Не должно случиться. Не имеет права.

— Есть одна, — неохотно признал чародей, — Но извини… Я не могу тебе рассказать о ней.

— Не доверяешь?

В простом вопросе девушки скрывалась такая сложная гамма чувств, что часть его мозга, ответственная за оценку и понимание эмоций, выдала критическую ошибку. Тут были лукавство, ехидство, понимание, обида, разочарование и что-то еще, совершенно непонятное. Потерпев неудачу в попытке разобраться в этом, Килиан потер переносицу.

— Тебе я как раз доверяю. Больше, чем подавляющему большинству людей. Но вот именно об этом мне сложно рассказать. Это слишком… личное, что ли.

— Значит, не доверяешь, — сделала вывод Лана.

Килиан хмыкнул:

— По-твоему, тот, кто доверяет другому человеку, может рассказать ему вообще все?

— Конечно, — убежденно ответила она, — В том и суть доверия. Ты не думаешь о том, можешь ли ты это рассказать. Если ты начинаешь думать, что это я рассказать могу, а вот это не могу, то это уже не доверие. Это лицемерие.

— А ты сама? — осведомился он, — Ты доверяешь мне?

— Конечно, — не задумываясь, ответила чародейка, — Ты мой друг. Конечно, я тебе доверяю.

Почему-то слово «друг» начинало его слегка раздражать.

— Тогда что, если я задам тебе вопрос о чем-то глубоко личном? Ну, например, за что ты так влюбилась в Амброуса?

Она поморщилась:

— То я отвечу, что постановка вопроса сама по себе дурацкая. Это попросту не так работает. По-твоему, люди любят только за что-то?

Килиан задумался.

— По-моему, люди любят тех, кто их восхищает чем-то. Тех, на кого смотрят, как на богов, даже сознавая, что это всего лишь люди.

Он почувствовал, что говорит не то и не так. То, что он говорил, не было логическим выводом, — он пытался сформулировать то, что просто чувствовал. А чувства были ненадежной почвой.

И немудрено, что Лана не сочла его слова убедительными. Она покачала головой:

— Нет, Кили. То, о чем ты говоришь, это вообще не о любви. Всего лишь о восхищении. И именно потому что ты путаешь эти понятия, ты и не можешь по-настоящему доверять. Доверие — следствие любви. Но для тебя любовь — это восхищение. Поэтому ты так одержим стремлением быть оцененным, признанным. Ты хочешь, чтобы люди восхищались тобой, потому что для тебя это значит, что они будут тебя любить. Но у этого есть и оборотная сторона. Это значит, что когда тобой НЕ восхищаются, тебя не любят. А так как ты не сможешь всегда вызывать восхищение, это значит, что любовь людей ты рано или поздно потеряешь, и твое доверие обернется против тебя. Вот почему ты не можешь доверять. Никому, в том числе и мне.

— Есть люди, которые восхищают всегда.

Голос чародея звучал глухо, как из бочки. Он не был согласен с тем, что говорила девушка. Он хотел отмести это, назвать чушью…

Но банальная логика подсказывала, что настоящая чушь не вызывает такой глухой тоски.

— Я не знаю таких, — ответила Лана, — Не представляю таких, и, по-моему, это само по себе как-то нездорово.

— Да что ты знаешь!.. — не сдержался Килиан, но тут же заставил себя успокоиться:

— Извини. Давай лучше сменим тему.

— Хорошо, — легко согласилась девушка.