Ученый поморщился:

— Голос будет таким еще некоторое время. Это нормально. И предупреждая вопросы: нет, по яйцам мне не заехали.

Тэрл какое-то время смотрел на него, а потом тряхнул головой, предпочитая не вникать в этот вопрос.

— Поехали быстрее. Мы и так потеряли тут слишком много времени. Промедлим еще, и ночевать придется в поле.

Такая перспектива не радовала никого.

Они все-таки успели затемно до деревни — последней на их пути к горам. Что было еще приятнее, путешественников в этих местах было немного, и на местном постоялом дворе нашлись отдельные комнаты для всех четверых. Редкая удача, на самом деле. Иногда не находится даже отдельных кроватей.

И тем больше было удивление Килиана, когда часа в три ночи в его дверь постучали, и на пороге появилась Иоланта.

— Кили? Ты не спишь?

Тихо и грустно звучал ее голос. А еще — немного смущенно, что ли.

— Лана? — удивленно обернулся к ней Килиан, уже лежавший в постели, но читавший книгу, — Заходи. Что-то случилось?

Его голос уже звучал нормально: последствия гелия, который он вдохнул, проводя Понижение над водой во фляжке, прошли.

Девушка закрыла за собой дверь и уселась на край кровати. Она уже сменила костюм для верховой езды (с брюками, выгодно подчеркивавшими ладненькую попку) на длинное белое платье, какое носила в «домашней» обстановке, и Килиан поймал себя на мысли, что от ее образа так и веет хрупкостью и беззащитностью.

— Я думала о том, что случилось сегодня, — сказала чародейка, — Тогда… после нападения на Лейлу и маркиза… У меня не было времени все осмыслить. Я была занята их спасением. Но сейчас… Мы ведь убили их.

Последнее она почти выпалила. Как будто вся ее речь имела целью оттянуть произнесение трех главных слов. Мы. Их. Убили.

— Да, — кивнул ученый, — Мы убили их. Если бы мы этого не сделали, они бы убили нас. А тебя — и не только.

— Для тебя это нормально? — в голосе девушки прозвучало нечто похожее на вызов.

Чародей в ответ кивнул:

— В поисках останков Дозакатной культуры я обошел почти весь Полуостров. Такие встречи для меня привычны.

Иоланта как-то вся поникла.

— Так не должно быть.

— Это жестокий мир, — пожал плечами Килиан.

И тут чародейка вскинула голову, и в ее глазах зажегся огонек убежденности. Тусклый, слабый, но все же видеть это было гораздо приятнее, чем то уныние, что оставило там зрелище чужой смерти.

— Мир не жесток! Неужели ты не понимаешь этого, Кили?! Мир не жесток! Жестоки только люди. Мир лишь дает нам то, что отражает нечто в нас самих. Что должно принести нам тот или иной опыт, помочь нам стать лучше. Стать лучше, чем мы были, а не прятаться за цинизмом!

— Пусть так, — согласился ученый, — И что с того? Многие люди жестоки. В общем-то, большинство, хоть некоторые и старательно давят это в себе. Знаешь, есть поговорка. Насилие порождает насилие. Обычно ее цитируют, когда хотят сказать о необходимости отказаться от насилия. Ну, там всепрощение и прочая подобная ерунда. Но ведь это чушь. Насилие порождает насилие, так что если другой человек выбрал насилие, он уже выбрал породить его. А выбрать за другого человека мы не можем: это значило бы переступить через свободу воли… Ну, не сказать чтобы это было так уж плохо, но большинство людей относятся к такой перспективе очень нервно.

Сосредоточившись на формулировании своей мысли, ученый упустил момент, когда огонек в глазах Ланы начал затухать.

— Должен быть способ сделать то же самое, но гармоничными способами, — сказала она, но без особой убежденности в голосе.

— Не знаю, — пожал плечами Килиан, почувствовав укол совести, — Мне такого способа не известно.

Чародейка отвернулась.

— Тогда мне нет тут места. Я не могу жить по вашим с Тэрлом законам. Убей или будь убитым. Порабощай или будь порабощенным. Это не мои законы. И если ваш мир работает по ним… То это не мой мир.

Она печально опустила голову. Килиан хотел сказать что-нибудь ей в утешение, но не мог подобрать слова.

И тогда, повинуясь внезапному импульс, чародей крепко обнял ее за плечи. И из глаз девушки наконец-то полились слезы.

— Поплачь, — шептал Килиан, гладя ее по голове, — Плакать можно. Не сдерживай слезы, пусть выходят. Пусть выходит, что накопилось.

И утешая девушку, доверчиво уткнувшуюся ему в плечо, чародей почувствовал тепло. Он чувствовал тепло ее тела, но что более важно, он чувствовал тепло ее души. Души, в которую она пустила человека, которого знала меньше двух недель.

«Убью любого, кто ее обидит», — мелькнула мысль в голове.

Килиана как будто затягивало в омут. Да. Именно как омут воспринималась она сейчас. Он чувствовал желание и в то же время — нежность и трепет, каких не испытывал никогда раньше. Он мог воспользоваться ее доверием, но не хотел делать этого. Это казалось почти кощунством.

«Что ты делаешь? Неужели ты забыл?..»

И обнимая Лану, чародей вспомнил другую. Вспомнил локоны цвета воронова крыла и глубокие глаза, пронзительно-синие, напоминающие безоблачное небо.

Море и небо. Море и небо…

Килиана посетило неясное предчувствие, что скоро все запутается окончательно. Скоро. Сейчас желание угасло. Остались нежность и сочувствие. Просто поддержать отчаявшуюся девушку. Это ведь хорошо, правда?

…А поутру Килиан и Лана настойчиво уверяли Тэрла и Родрика, что между ними ничего не было. Кажется, ни тот, ни другой в это так и не поверили. Хотя самое смешное, что это была абсолютная правда.

На протяжении остатка пути до гор Тэрл поглядывал на Лану и Килиана. Будь они его солдатами, а не гражданскими, не миновать бы им серьезной такой взбучки за «аморалку».

Не сказать, конечно, чтобы воин был поборником нравственности. Он был человеком и понимал, что его солдаты тоже люди со своими… потребностями. Но следует знать разницу между посещением борделя или поездкой к девушке в увольнительную — и неуставными отношениями во время боевого похода. Трата сил, отвлечение внимания, моральное разложение коллектива.

Особенно отвлечение внимания. После того случая в деревне Лана смущалась и избегала встречаться взглядом с Килианом. Да и Килиан был погружен в какие-то свои, невеселые мысли.

И тем не менее, через пару минут подъема он сориентировался и накинул на плечи чародейки свой табард. По мнению Тэрла, это было рыцарственно, но на редкость тупо. У бойцов может быть разная способность выдерживать холод, но шанс, что из-за холода они слягут, примерно равный. Потому и одежду стоит распределять равномерно.

Чем дальше продвигались путники, тем более дикие места им попадались. Идаволльцы, кроме столичных жителей, не селились высоко в горах: там слишком легко наткнуться на тварь Порчи, и в случае чего помощь не подоспеет вовремя. Забавно, но именно поэтому маленький отряд сейчас лез в горы.

Ночевали они в палатках, а днем без остановок шли по продуваемым ветрами перевалам. Иоланте эти переходы давались тяжелее всех, но она молчала и не жаловалась. Хотя вряд ли ее кто-то осудил бы.

К счастью, по крайней мере драться после той стычки с разбойниками им не приходилось. Один раз наперерез отряду вылезла пара диких волкорысей, но сбежали при первых выстрелах. Умные бестии. С какими-нибудь снежными червями пришлось бы драться до последнего.

Шел второй день подъема, когда Тэрл слез с коня и склонился над землей, изучая склон горы

— Дальше лошади не пройдут. Только ноги поломают. С этого момента пойдем пешком. Но уже недалеко: если поторопимся, доберемся до места сегодня.

Иоланта и Килиан не сдержали единодушный стон. Они сходу поняли, что «торопиться» придется вверх по горному склону. И что поломать на нем ноги могут не только лошади.

— Родрик, возвращайся обратно. Дальше мы пойдем втроем.

— Так точно, сэр.

Солдат ответил весьма архаичной фразой. От ученого нахватался, что ли?.. Нормальные люди так уже давно не говорили.