– Рон.

– Не слишком ли короткое имя?

– В нем есть все, что нужно.

– Рон… – Он потеребил пальцами губы. – Напоминает что-то из старых летописей… Вспомнил! На одном из древних наречий это означает «путь».

– И путника. Так меня назвала моя мать, предрекая странствия.

– Или дорогу к славе… Но мы засиделись! Отправляйтесь отдыхать, Рон.

– А ваше имя? Мне же нужно как-то к вам обращаться?

Некромант встал, неторопливо отряхнул штаны, не избегнувшие встречи с сором, и степенно сообщил:

– «Милорд» будет вполне достаточным.

Самым трудным было удержаться от насмешливого фырканья по пути на второй этаж. «Милорд»… Ох, как некоторые обожают себя возвышать где нужно и где не нужно! А с какой небрежностью это было произнесено… Он, наверняка, полагал, что выглядит и звучит по-королевски. Наивный. Как ребенок. Но гениальный ребенок, сомнений нет. И творение, оправленное в металл браслета, тоже гениальное, весьма похожее на своих дальних родственников – накров, снятых мной с тела молодого шадда и внебрачной дочери мэнсьера Вэлэссы, причем похожее не только почерком исполнения, но и назначением. Постановка блока в чуть более изысканном виде: влияние идет не по Кружеву крови, а по Кружеву разума. Стало быть, обеспечивается болевое воздействие, силу которого можно изменять по усмотрению мага. Можно надавить слегка, а можно и убить невыносимой болью… Впрочем, это не про меня: как только накр попробовал запустить «лапки» в мою плоть, на его пути преградой встал мой серебряный зверек, создав слой, в котором заклинание намертво увязло.

Ах, как хочется рухнуть на постель и забыться спокойным сном! И дело не в усталости, а… в легком разочаровании, всегда настигающем нас, когда основные приготовления сделаны и ты знаешь, что все события пройдут, как им и положено, остается лишь сидеть и смотреть. Беседа с некромантом не принесла почти ничего нового: о способе создания мертвой армии я уже знал, источник Силы – разумеется, похищенный принц, а управлять солдатами будут подобия разума. Единственная приятная неожиданность – известие о том, что убитая мной магичка входила в свиту труповода и мои самодеятельные поступки еще год назад уберегли мир, отложив уготованное ему завоевание… Нет, спать, спать и спать! Чтобы есть не хотелось.

Но осуществлению намерений помешало угрюмое и русоволосое обстоятельство, развалившееся на одном из двух сенников в комнате, предназначенной для сна.

Марек не спал, дожидаясь завершения разговора. Странно, что не подслушивал, но в любом случае подобное поведение неплохо говорит о парне. Он либо считает нечестным принимать участие в беседе тайком для всех прочих, либо догадывается о теме разговора, стало быть, достаточно умен, чтобы предположить его исход.

Я положил сумку и посох рядом с постелью, снятую куртку устроил на деревянном скелете какого-то предмета мебели, судя по всему, некогда бывшего креслом, и растянулся на приготовленном ложе.

Следующая пара минут прошла в совместном молчании, которое нарушил мой сосед по комнате:

– У меня цепкая память.

К чему сие замечание? Впрочем, раз предлагается беседа, побеседуем:

– Не сомневаюсь.

– И я не люблю прощать.

Ах вот он о чем! О шаловливой палочке, едва не лишившей его мужского достоинства.

– Не прощай.

Он приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть мое лицо:

– При случае я…

– Отомстишь? Пожалуйста. Не знаю, зачем этот разговор, но извиняться не буду. И вообще, ты начал первым, помнишь?

Марек с сопением вздохнул:

– Мне было велено.

Мне показалось, или в его голосе мелькнула растерянность? Не понимаю. Если слуге что-то приказывают делать, стоит ли сожалеть об исполнении чужой воли? На то он и слуга, чтобы быть продолжением господской длани. Но моего собеседника происходящее почти расстраивает… Странно. Однако не буду усугублять его печаль.

– А я и не в обиде. Но сдаваться не собирался, так что…

– Я бы тоже так сделал. Если бы умел, – добавил он с заметными нотками зависти.

– Могу научить.

– Правда?

– Правда.

Он вдоха четыре внимательно смотрел на меня, потом уверенно заявил:

– Врешь!

– Почему же? Я же не обещаю научить всему, что знаю.

– А!

Ну вот, теперь меня хотя бы принимают за расчетливого человека, а не за готового всем услужить идиота. Отрадно.

– Захочешь – скажешь.

Русоволосый не ответил, но спустя минуту поинтересовался:

– Он тебе тоже плел про деньги и власть?

Поскольку в голосе Марека звучало скорее утверждение, нежели вопрос, я не стал притворяться дурачком:

– С три короба.

– И ты поверил?

– Не нужно было?

Парень тяжело вздохнул:

– Кто знает… Может, все так и будет.

– Но сам ты не слишком веришь?

Он повернулся на бок, подпирая голову рукой.

– Да пока ни денег, ни прочего не видел, все больше скелеты трухлявые по косточкам собирал.

– И не страшно было?

– А чего их бояться? У меня папаня лекарем был при городской страже, так я покойников с детства насмотрелся, во всех видах. Мне бы, дураку, тоже лекарем заделаться, жил бы себе припеваючи, так нет же, славы захотелось.

– Давно служишь?

– С середины зимы.

– И пока обещанное выполняется?

Он хмыкнул:

– Не голодаем, и то ладно. Милорду для его дел то одно понадобится, то другое… Все деньги на мертвяков тратит. А на кой им деньги? Живым-то нужнее!

– Это верно. Но вроде бы наш хозяин не на пустом месте обещания дает.

Марек согласился:

– Не на пустом, точно. Магичит изрядно! Видел, как у него мертвяк ходит?

– Ага.

– Прям как живой. И если всамделишную армию соберет, то может, и завоюет.

– Мир?

– Да хоть городок бы какой, и того хватит на первое время.

– По разговору выходит, что скоро армия будет. И все остальное приложится.

– Дай-то боги… – высказал надежду парень и накрылся покрывалом с головой, напоследок пробурчав из недр груботканого полотна: – А простить все равно не прощу.

Я невольно улыбнулся. Ну и характер… Сколько у моего соседа ума, судить не возьмусь, но раз попал в услужение к некроманту, значит, не тупица. А еще на удивление честный. Мог ведь не предупреждать, а наоборот, постараться завязать со мной дружеские отношения, чтобы потом, усыпив бдительность, отомстить. Заслуживает уважения, не меньше. И опаски, разумеется. Если прямо говорит о памятливости на обиды, стало быть, видит в себе силы справиться с обидчиком.

Ну да, отложим сражения на потом. На завтра. А сегодня мне нужен отдых. Драгоценная, скомандуй-ка моему серебряному другу слегка уменьшить старания!

Серебряные иглы, к присутствию которых в позвоночнике я уже почти привык за эти дни, все равно оставались чужеродным телом: каждое малейшее движение ощущалось яснее ясного. Вот и сейчас, когда они слегка выдвинулись из ножен позвонков, можно было бы с точностью утверждать, сколько волосков свободы получено.

«Так лучше?..»

Ты еще спрашиваешь? Гораздо лучше!

«Может быть, убрать вовсе?..» – осторожно предложила Мантия.

Я бы с радостью согласился, но… Хватит с меня Вуали. Тем более, – слышала? – мой новый знакомец будет караулить час для свершения мести.

«Слышала… Но стоит ли опасаться этого сопляка?..»

Может, и не стоит, потому что…

Я заставил зрение спуститься на Третий уровень.

Так и есть: вдоль природного Кружева разума вьется мутно-белое привнесенное извне подобие, повторяя рисунок один в один. Должно быть, парень уже слишком много глотает отравленной воды… В кровь заражение также проникло, однако существенно меньше. Как такое возможно? Насколько помню Вэлэссу, тела ее жителей пропитывались отравой равномерно, и к моменту смерти кровь и прочие ткани были одинаково подготовлены для вмешательства некроманта. Интересно, почему же у Марека я вижу совсем иное? Словно «милорд» не торопится превращать своего слугу в послушную куклу… Впрочем, а есть ли прок в мертвом теле? Как только русоволосый перестанет самостоятельно двигаться, потребуется постоянное приложение Силы, а будущий завоеватель мира вовсе не так глуп, чтобы тратиться по мелочам. И вполне возможно, основное время уходит именно на создание второго контура разума, а не на введение яда в ткани тела. И все же занятно, что исходное Кружево не подменяется, а заменяется… Невозможное действие? Не потому ли, что разум тесно связан с душой, а пока душа находится в теле или рядом с ним, любой пришлец останется не у дел? Но это все из сферы пустых рассуждений, а сейчас, как ни горько, но придется признать…