Здравствуй, Рогар. И не чаял свидеться с тобой.

***

— Извини, что задержался.

— Ничего, мне было, чем заняться.

— Я… мог и вовсе не вернуться.

— Бывает.

Что я делаю, кто бы мне объяснил? Выпрашиваю прощение? Да, с чистой совестью, но грязными намерениями. Вот только у кого выпрашиваю: у Мастера или у себя самого?

— Я дал тебе обещание и находился в шаге от того, чтобы никогда его не выполнить.

Тоскливо смотрю на один из завитков древесных волокон поверхности стола. Пальцы елозят по бокам даже наполовину не опустевшей кружки.

— Джерон!

Окрик заставляет поднять глаза.

Рогар качает головой, потом отнимает у меня несчастную посудину и строго объявляет:

— Я не твоя возлюбленная, и нечего извиняться, будто назначил свидание, а сам не пришел! Я давно живу на свете, и успел понять: не надо винить человека за то, в чем он не может быть виноват.

— Почему же не может… Может. Я помнил о долгах, но пренебрег их уплатой.

Выдох, которым Мастер отмечает мои слова, больше всего похож на скорбное сопение. Впрочем, таковым оно и является:

— Последний раз повторяю: никто из нас никому и ничего не должен! Никто. Никому. Ничего. Всего лишь три коротких слова: неужели их так трудно запомнить?

— Нетрудно.

— Так в чем же дело?

— Во всем. И ни в чем. Не знаю. Но я чувствую себя…

— Идиотом? Тогда можешь не переживать по этому поводу: ты и ведешь себя, как идиот. Самый настоящий.

Обдумываю услышанное и согласно киваю:

— Да, так и есть.

Рогар начинает нервно постукивать пальцами по столу.

— Уговоры на тебя не действуют. Может, стоит приказать?

— Попробуй, — разрешаю охотно и поспешно, но не могу скрыть сомнение в действенности указанного метода, и мой собеседник качает головой:

— Я знаю сотню куда более приятных способов провести время! Нет, приказов ты от меня не дождешься. Сам будешь себе приказывать.

— Что именно?

— Перестать ныть!

Провожу пальцами по губам. Сверху вниз. «Тпрунькая», как любят поступать дети, когда им хочется кого-то подразнить.

— Нет, чего не могу, того не могу. Потому как, находясь в помраченном состоянии духа и тела…

Рогар сморщился и подпер голову рукой, глядя на меня прямо-таки душераздирающе. В том смысле, что жалобно и трогательно. М-да, надо отдать человеку должное: кривляться он умеет ничуть не хуже меня. А раз так…

Широко улыбаюсь:

— Все, прекращаю!

— В самом деле?

Мне, разумеется, не верят. И правильно делают: я еще возьму свое. И в нытье, и во всем остальном.

— Клянусь памятью моей матушки!

«Не боишься прослыть клятвопреступником?..»

А кто узнает? Ты же никому не расскажешь, верно?

«Ради такого случая найду способ!..» — злорадное обещание.

— Серьезная клятва, — оценивает мою неудачную шутку Рогар. — И ты ее сдержишь?

— Конечно.

— Во всем?

— В том, что обещал.

Мастер уточняет:

— А что ты обещал?

— Прекратить.

— Что именно прекратить?

— То, что должно быть прекращено.

Серые глаза смотрят на меня крайне пытливо:

— И что же? Можешь перечислить?

Ой-ой-ой. Кажется, я попался. На собственную удочку. Не скажу, что испуган или разочарован: скорее, очарован тем, какую глубину можно найти в самой мелкой лужице.

Предупреждали же меня, и сколько раз: не надо бросать слова на ветер. Потому что этот крылатый проказник ничего не упустит, поймает, приютит, обогреет и, выждав удобный (но совершенно неподходящий для жертвы) момент, предъявит обещания к исполнению. А я беспечно пообещал.. Ой-ой-ой. Если вдуматься, подписал сам себе пожизненный приговор. К непосильному труду на благо… А впрочем, стоит ли переживать? Если «благо» согласно, и мне не следует противиться. Но с чего начать?

«Прекрати доверять словам необдуманные вещи…» — тут же следует ехидный совет.

Ах, драгоценная, было бы это так просто, как кажется…

«Это ОЧЕНЬ просто: поменьше болтай!..»

Хм-м-м. А зачем же мне тогда даден язык?

«На примерах объяснить или намеками обойдемся?..» — тон Мантии становится игривым.

На примерах было бы занимательнее, но, боюсь, долгое молчание будет сочтено за неуважение.

«Когда тебя интересовало чужое мнение?..»

Всегда, драгоценная. Просто… Когда я его узнаю, не могу понять, что мне с ним дальше делать.

«Шут!..» — вот так, коротко и ясно.

— Итак?

Рогар, имеющий некоторое представление о моих «уходах в себя», терпеливо ожидает ответа.

— Слишком много вещей. Но одну из них я могу прекратить здесь и сейчас. Пререкания с тобой. Хочешь?

Мастер берет время на размышление, переводя взгляд на голые ветки садовых деревьев за окном кухни.

По окончании церемонии взаимных расшаркиваний Ксаррон выразительным жестом указал мне на дверь кабинета. В том смысле, чтобы я не мешал разговору двух взрослых и умудренных жизнью людей. Поскольку дальнейших инструкций не последовало, самым разумным показалось спуститься в кухню и скоротать свободные минутки в обществе посуды, снеди и ворчливого волка. Надо сказать, недовольное бормотание Киана надоело мне быстрее, чем ожидалось. Поэтому пришлось принять меры к искоренению сих гнусных звуков, и я вежливо поинтересовался, какая разница в возрасте между Лэни и ее братом. Волк хмуро ответил: «Три помета». На уточняющий вопрос, не почувствовав подвоха, Киан также сообщил, что родился раньше сестры, и это дало мне повод меланхолично констатировать: «Кто бы мог подумать? Обычно кровь со временем разжижается, а в вашей семье все идет наоборот». Разумеется, волк обиделся, но внял моему невысказанному желанию и умолк. А еще спустя четверть часа, когда в кухне появился Мастер, Киан и вовсе убрался прочь. Подальше от греха в моем лице…

Серые глаза снова смотрят на меня, предлагая повторить вопрос.

— Хочешь?

— Представь себе, нет.

Хмурюсь:

— Почему? Это избавило бы нас от…

— Удовольствия поединка противников, знающих друг друга лучше, чем самих себя, — улыбается Рогар. — А терять такое сокровище я не готов.

— Чем же оно драгоценно?

— Иногда мне кажется, что все свои вопросы ты задаешь исключительно из вежливости, а не потому, что видишь в них надобность.

— Вовсе нет! Я всегда спрашиваю о том…

— Над чем ленишься задуматься? Верно.

Довольная ухмылка, утонувшая в усах, могла бы обидеть, если бы слова Мастера не совпадали с теми, что я слышу в свой адрес от родственников каждый божий день. Но раз уж пререкаться мне не запретили…

— Я не ленюсь. Я берегу силы для более важных вещей.

— О! Хороший ответ. И поскольку этим ты занимаешься все то время, что мы знакомы, думаю, сил накоплено достаточно.

— Достаточно для чего? — Смешиваю в голосе равные доли осторожности и небрежности.

— Для выполнения поручений, конечно же.

— Каких?

— Если не ошибаюсь, одно ты уже получил от милорда Ректора.

— Будут еще?

Утвердительный кивок:

— Будут.

— Я весь внимание, дяденька!

— Сначала выслушай, а потом уже начинай паясничать, — добродушно буркнул Рогар. — Поскольку тебе предстоит проделать дальний путь, а время в дороге обычно течет бездарно, я помогу провести его с пользой.

— С пользой для кого?

— Для всех! — Торжественно объявляет Мастер. — Кто едет, и кто остается.

— С этого места, пожалуйста, поподробнее!

— У меня есть три ученика, с которыми ты довольно хорошо знаком. Им как раз не помешает прогулка на вольном воздухе… Под присмотром, конечно, иначе натворят дел: извиняйся за них потом по всему Шему.

— Ага, значит, извиняться буду я? Нет, так не пойдет! Мне самому присмотр бы не помешал. Тебе кто-то не дает отправиться вместе с нами?

— И «кто-то», и «что-то», — вздохнул Рогар. — Люди и дела. Да и, если честно, устал я от этих малышей. Бьюсь, бьюсь, а ветер из их голов так и не вышиб. Наверное, старею.