— Слышала, не слышала… Какая разница?

В двух шагах от меня над темной водой выросла светлокосая головка.

— Так слышала или нет?

Девчонка фыркнула, всплыла выше, разлеглась на глади моря, как на ковре, задумчиво черпая ладошкой воду.

— Если бы ты знал, сколько всего я слышу каждый день… Уши устают. Хочешь, поменяемся местами?

— Не уходи от ответа! И не предлагай заведомо неисполнимых вещей. Тебя просили о помощи?

Глаза, совсем черные, насмешливо прищурились.

— Хочешь знать правду?

— Хочу.

— Нет.

— Что значит «нет»? Ты не ответишь или же…

Она поболтала пальчиками, взбивая пену.

— Не просили.

— Этого не может быть!

— Может. Давай, все же, ты попробуешь встать на мое место? Представь, о чем просят люди?

— Ну… О помощи.

— О да! — Веселый, но слегка горчащий смешок. — Но они никогда не уточняют, в чем именно нуждаются. «О, Всеблагая Мать, даруй мне долгую жизнь, а моему дому защиту и процветание!» Это разве просьба?

— Чем же она плоха?

Девчонка перевернулась на спину, заложив руки за голову и принятой позой напомнив мне Ксаррона.

— Она неконкретна. Нельзя решать за другого, что ему лучше, а что хуже. Верно?

Насмешливое подмигивание.

— Да, но…

— Если я буду исполнять просьбы по своему разумению, люди придут в ужас.

— Почему?

— Например, долгие годы. Видишь ли, поскольку каждая вещь со временем изнашивается, и людские тела также приходят в негодность. Я могу даровать жизнь сверх срока, но ее придется проводить в безнадежно одряхлевшем теле. Это приятно? Мне думается, нет. А ты как считаешь?

Я куснул губу.

— Хорошо, я понял. Ты требуешь прямой и точной просьбы, ограниченной узкими рамками.

— Конечно.

— Но разве никто из заболевших не просил у тебя исцеления?

Она пожала острыми плечиками.

— Просили. Многие.

— Так почему же…

Девчонка перевернулась на живот и подплыла совсем близко.

— Не прикидывайся дурачком! Надо было просить об изгнании болезни или ее уничтожении. Согласен?

Я разочарованно качнул головой.

— Так просто…

— И так невыполнимо, — закончила мою фразу девчонка. — Как и должно быть. Хочешь поспорить?

— Нет.

— Точно?

— Здесь не о чем спорить.

— Вот именно! — Победно провозгласила она.

— А мою просьбу ты сможешь исполнить?

— Смотря какую, — хитро изогнулись тонкие губы маленького рта.

— Очень простую.

— Излагай.

— Помоги мне уничтожить источник этого зла.

Она помолчала, что-то перебирая в уме.

— Источник, говоришь… Что ж, сам напросился. Изволь! Ты его уничтожишь.

— Когда?

— Когда найдешь.

— Но ты ведь знаешь, где его искать, верно? Так подскажи!

— Э, нет! — Шутливо погрозили мне пальчиком. — За один раз я исполняю только одну просьбу.

— За один раз? Значит, когда мы встретимся снова…

— Ты снова сможешь о чем-нибудь попросить. Если все еще будешь нуждаться в МОЕЙ помощи!

Звонкий смех рассыпался серебряными монетками по глади моря, поднимая рябь. Пресветлая Владычица, малолетняя мерзавка с русыми косами и черными, как ночь, глазами, исчезла. Но в отличие от Пустоты оставила о себе память: волна ударила мне в грудь. Нетерпеливо, упрямо. За ней пришла вторая, еще сильнее и неукротимее. Я покачнулся, делая шаг назад и…

Нырнул под воду с головой, но всего лишь на один вдох, потому что чья-то твердая рука уверенно ухватила меня за рубашку и потащила к берегу.

***

Мэтт угрюмо кинул в костер еще несколько мотков сухих корней кустарника, обжившего прибрежные скалы, и спросил:

— Собирался утопиться?

— С чего ты взял?

Разложенная на камнях одежда медленно, но верно подсыхает в тепле огня, отраженного низкими сводами и стенами маленького грота, в котором мы укрылись от надвигающейся бури. Должно быть, штормить будет до самого рассвета, но это значит: погода изменится, и вместе с ней изменится и жизнь Вэлэссы. А может быть, и жизнь кое-кого еще.

— Забрел в воду почти по горлышко, да еще и волн дождался. Между прочим, следующая уж точно накрыла бы тебя с головой и по камням протащила!

— Наверное.

Не спорю, протягивая ладони навстречу язычкам пламени. Маг неразборчиво ругается.

— Что-то случилось?

— Ничего.

— Так чем ты недоволен?

Молчание. Слишком долгое, чтобы быть настоящим ответом на мой вопрос.

— Ладно, не хочешь говорить об этом, скажи другое. Зачем ты пошел за мной?

В темных глазах пляшут отсветы костра и светлячки недоумения, словно Мэтт считает: я и так все знаю, но нарочно строю из себя простачка.

— Я спрашиваю совершенно серьезно, без цели обидеть тебя или посмеяться над тобой. Мне нужно это знать.

— Просто так, — неохотно буркает маг.

— Просто так ничего не происходит. Любое событие имеет причину своего происхождения, правда, иногда она прячется слишком глубоко, чтобы быть очевидной. Ну же?

Упрямо отвернувшаяся светловолосая голова.

— Пойми, это не из любопытства! Я и так наделал кучу ошибок, в том числе и в отношении тебя… Больше не хочу ошибаться. Ты против?

Веселое потрескивание хвороста. Гул моря, в очередной раз атакующего берег в бесплодной попытке отвоевать некогда утерянные просторы.

— Послушай, Мэтт. Наверное, мне нужно извиниться за наш последний разговор… Признаю, вспылил. Да, у меня были причины для дурного настроения, но я не должен был вымещать свою злость на тебе. Если сочтешь возможным, прости.

Я вижу его профиль с упрямо заострившимся носом и плотно сжатыми губами. О чем сейчас думает молодой маг? С какими демонами борется в своей душе? Не узнаю, пока мысли не будут доверены словам, а значит, вынужден ждать, терпеливо и покорно.

Но долго ждать не приходится:

— Тогда и ты… прости.

— За что?

— Я кричал, что ты ни о ком не думаешь и ни за кого не волнуешься.

Беззаботно улыбаюсь:

— Возможно, так оно и есть.

— А еще врешь все время.

— И это может быть верным.

— Ну зачем ты это делаешь?!

Наконец-то он снова смотрит мне в глаза, отчаянно и непонимающе.

— Что я делаю?

— Зачем ты прячешь свою боль? Ведь она есть в тебе, и ее много, правда?

Настает мой черед отвести взгляд. На мгновение.

— Есть. Но я не хочу, чтобы она стала болью еще для кого-то.

— А разве не говорят: надо поделиться своими бедами, чтобы они уменьшились?

— Говорят. Но это не всегда возможно. И уж точно, не всегда помогает… — Стоп. Кажется, я расковырял искомую занозу. Теперь нужно ее извлечь. — Но пробовать нужно. Ты пробовал?

— Вот еще! У меня нет таких бед, чтобы…

— А я чувствую, что есть. Признаешься?

— В чем я должен признаваться? — Мэтт переходит из нападения в оборону.

— В своих заблуждениях.

— У меня нет заблуждений!

— Позволь не согласиться. Есть. И наверняка, глупые.

— Да какое ты имеешь право…

— Никакого.

Маг осекается, растерянно хлопнув ресницами.

— Но…

— Я просто высказываю свое мнение. Оно не обязано быть правильным и подходящим для тебя. Но оно может помочь тебе изменить свое. Если пожелаешь, конечно.

Могу предположить, что его гложет. Уже догадываюсь. Но если он услышит свое горе в моем изложении, не поймет и не простит. Нет, не меня, а само горе.

— Я…

Жду, глядя на покрывающиеся вуалью пепла веточки. И буду ждать хоть целую вечность: если я не смог спасти одну жизнь, то другую, находящуюся в моих ладонях, уже не упущу.

— Я видел, как она умирала.

Понятно. Подглядывал за мной и Юлеми. Мальчишка… Впрочем, ему это, похоже, пошло на пользу.

— Я видел твое лицо. Оно… Ты словно был с ней у самого Порога, а потом шагнул за него. Почему?

— Малышку кто-то должен был проводить, чтобы ей не было страшно и одиноко.

— Но почему ты?