Подписано: «Мэр Ишакис», – продолжил он. – Теперь я отвезу это в Мелиссу, и начнем печатать. К завтрашнему дню будут готовы.

Инспектор сел в полицейскую машину и победоносно уехал, провожаемый восхищенными возгласами жителей, которые, весело болтая, тут же разошлись по домам. Только у мэра вид был печальный. Что же касается детей, то их сердца трепетали от восторга.

– Просто здорово! – ликовала Аманда. Глаза ее сияли. – Мы спасли тебя, Яни! Мы спасли тебя!

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, – проворчал Дэвид.

– Ну не будь же таким пессимистом! – сказала Аманда. – У нас все получилось! Единственное, что теперь остается Яни, – объявить о местонахождении ослов и требовать вознаграждения.

– А тебе не приходит в голову, что именно его и обвинят в похищении ослов, если он потребует вознаграждения?

– Действительно, Аманда, – проговорил Яни. – Вся деревня знает, как меня третирует мэр Ишакис.

– Ну тогда, – сказала Аманда, – вознаграждение потребуем мы сами, а затем передадим его Яни. Я думаю, жители так обрадуются возвращению ослов, что им будет все равно, кто их угнал.

– Рановато радоваться, – гнул свое Дэвид. – Не думаю, чтобы негодяй Ишакис оставил это дело без расследования.

– Не думаю, что он сможет что-нибудь сделать, – сказал Яни. – Жители и так уже достаточно злы на него.

– Подождем – увидим, – не сдавался Дэвид.

На следующее утро инспектор вернулся на полицейской машине из Мелиссы и с большой гордостью вытащил из багажника пачку афиш, со вкусом напечатанных красным по белому. Сумма в 20 000 драхм была указана особенно крупным шрифтом – как буквами, так и цифрами. Это, объяснил инспектор, на случай, если коммунисты окажутся неграмотными.

Афиши возымели большой успех – главным образом потому, что были приятны для глаз. Правда, двоюродный брат инспектора был не особенно искушен в полиграфическом искусстве, так что строчки плясали, как морские волы; однако все согласились, что это придает афишам особый шарм. Сама мамаша Агати заявила, что стыдно развешивать такую красоту в местах, где их смогут видеть одни лишь коммунисты. Сельчане решили прибить одну афишу на дверь таверны. Затем были скандалы и сцены при распределении остальных афиш, поскольку даже те жители Каланеро, у которых никогда не было ослов, хотели иметь это произведение искусства.

Ребята хихикали все утро, наблюдая за тем, как сельчане тщательно расклеивают афиши на оливковых деревьях, кольях для виноградников и бамбуковых заборчиках, разгораживающих поля. Мамаша Агати так радовалась доставшимся ей двум экземплярам, что даже одолжила у миссис Зяблик щетку из перьев, дабы первозданная красота не померкла под слоем пыли. Когда Аманда и Дэвид вернулись на виллу обедать, они просто изнемогали от смеха.

– А, это вы, мои дорогие, – проворковала миссис Зяблик, – я как раз собралась пойти вас поискать. Обед будет чуть позже. Понимаете, произошел небольшой конфуз с супом. Я просила мамашу Агати подать его, а она почему-то вылила его в раковину. Бедняжка, она была так расстроена!

Дети отправились на террасу, где генерал критически рассматривал в монокль свой последний шедевр.

– Мама сказала, что обед запаздывает, – доложила Аманда. – Она сказала, что мамаша Агати почему-то вылила суп в раковину.

– Загадки тут нет, – объяснил отец. – Твоя мама и в самом деле хотела, чтобы мамаша Агати подала суп на стол, но из ее объяснения бедняжка поняла, что его надо вылить. Вот что значит знание языков.

– Ой, – захихикала Аманда, – как же я не подумала об этом!

– Да, кстати, – сказал генерал, наклонившись вперед и наложив очередной мазок, добавив колорита своей картине, – не слишком ли вы там перекармливаете ослов?

При этих словах Аманда и Дэвид, блаженно лежавшие на согретых солнцем плитках, которыми была вымощена дорожка, вскочили, как от выстрела.

– Каких ослов? – осторожно спросила Аманда. Генерал нанес еще мазок.

– Как каких? Четвероногих. Есть такие вьючные животные с длинными ушами. А еще они громко ревут.

Брат и сестра переглянулись.

– М-м… Не понимаю, о чем ты говоришь, – из последних сил держалась Аманда.

– Я говорю, – с расстановкой произнес генерал, – об ослах из деревни Каланеро, которых вы благополучно спрятали на Острове Гесперид.

Дети в ужасе посмотрели друг на друга.

– Как… как ты узнал об этом?! – ошарашенно спросила Аманда.

Генерал отложил палитру и кисть, достал свою трубку и раскурил ее.

– Помнишь, я тебе говорил, – сказал он, – что у меня есть источники информации, о которых не всем положено знать. Но на сей раз скажу. Мне об этом докладывал Простаки.

– Простаки?! – воскликнули в один голос дети, не в силах поверить услышанному. – Не может быть! Он и говорить-то не умеет.

– Еще как умеет, – сказал генерал. – Он страдает заиканием, но отнюдь не недостатком ума. Просто все такие болтуны, что никто не прервет свою речь, чтобы дать ему сказать слово. Он-то как раз любит поговорить, но никто ему не дает.

– Бедняга, – медленно произнесла Аманда. – Мне никогда это не приходило в голову.

– А вот я, – сказал генерал, – набрался терпения и выслушал его. С тех пор всякий раз, когда я садился писать, он приходил ко мне и рассказывал последние новости. Только не подумайте, что он вас выдал. Он думал, что я-то и являюсь автором всего этого заговора, – помнишь, ты ему сказала, что спросила у меня совета?

– Да-да, – сказала Аманда. – Я спрашивала о похищении людей.

– Должно быть, так, – сказал генерал. – Однако я не стал его разубеждать и с интересом выслушивал во всех подробностях, как шло развитие заговора.

– Почему же ты не остановил нас?! – спросил Дэвид.

– Мой милый мальчик, – сказал генерал, – вы с Амандой уже достаточно взрослые и рассудительные, чтобы самостоятельно устраивать свою жизнь. Если хотите впутаться в историю – это ваша проблема, а не моя. И уж поскольку вы пошли на то из самых благих побуждений, я абсолютно не видел смысла вмешиваться.

– Так что ты, в таком случае, сказал инспектору? – допытывалась Аманда.

– А, – сказал генерал, подув на трубку, – вот здесь я счел целесообразным небольшое вмешательство. Я понял, что вы стремились как можно меньше конфликтовать с законом, ибо вы собирались вернуть похищенных ослов. Но если бы вы выдвинули требование выкупа (что, я предполагал, станет вашим следующим шагом), тогда, боюсь, мне не удалось бы спасти вас от карающей силы закона. Вот я и предложил инспектору объявить о вознаграждении.

– Какой же ты умница, папочка! – восторженно прошептала Аманда.

– Я сам иногда поражаюсь собственному остроумию, – скромно сказал генерал.

– А как, по-твоему, что нам теперь делать? – спросила Аманда.

– Советую подождать до завтра, – сказал генерал, – а там уж сообщить, где находятся ослы, и требовать вознаграждения.

Он вытряхнул трубку, постучав о край террасы, и замурлыкал под нос «Дорогу на Мандалэ».

– Знаешь что, – сказал он Аманде, – я сам пойду на центральную площадь и посмотрю, как этот мэр будет расплачиваться. Я его не больше вашего люблю и не меньше вашего горю желанием помочь бедняге Яни.

После обеда дети отправились к Яни на последний военный совет.

– По-моему, – сказал Дэвид, когда они с сестрой пробирались сквозь оливковую рощу, – этому Простаки нужно устроить головомойку.

– Не надо, – решительно возразила Аманда. – В конце концов, он же только хотел помочь.

– Да, но если бы отец не так понял, все бы провалилось, – напомнил Дэвид.

– Не надо ему вообще ничего говорить, – решила Аманда. – Как бы ты сам себя чувствовал, если бы тебе всю жизнь хотелось поговорить, а тебя никто не слушал.