Такая логика приводит к открытой перспективе появления в Сибири нового центра, пока не проявленного и не задуманного. И по мере развития всего русского Востока, по мере актуализации Тихого океана как «океана будущего» не исключено, что встанет вопрос и о переносе столицы всей Евразии именно в эти земли в небывалую и еще не существующую блистательную столицу Нового Тысячелетия. 

Придет время, когда Москва утратит свое «срединное» значение, станет недостаточной в геополитическом смысле, слишком «западной». И тогда вопрос о Новой Столице в Сибири получит не просто общегосударствен ное, но общеконтинентальное, общемировое значение. 

Однако нельзя ни на мгновение упускать из виду, что такая перспектива возможна только при выигрыше позиционной борьбы за Lenaland, без чего геополитическое возрождение Евразии немыслимо. 

4.1 «Новый геополитический порядок» Юга

Геополитика южных регионов (как и западных) связана с планетарной миссией России-Евразии в еще большей степени, нежели проблемы Севера и Востока. Если даже при рассмотрении Севера и Востока, принадлежа щих геополитически ко внутрироссийским территориям, внешнеполитический фактор возникал постоянно, то в случае разбора проблематики Юга (равно как и Запада) говорить только о «внутренней геополитике» России просто не имеет смысла, так как все внутрироссийские реальности настолько связаны здесь с внешнеполитиче скими, что их разделение просто невозможно без того, чтобы полностью не нарушить строгость общей геополитической картины. 

В отношении Юга у «географической оси истории» есть только один императив геополитическая экспансия вплоть до берегов Индийского океана. Это означает центральность и единственность меридианального развития, однозначную доминацию оси Север Юг. С геополитической точки зрения, все пространство, отделяющее российскую территорию от южной береговой линии Евразии, является полосой, чью площадь необходимо свести к нулю. Сам факт существования rimland'а, который является не линией, но полосой, есть выражение талассократического воздействия, противоположного базовому импульсу континентальной интеграции. Если rimland Евразии на севере и востоке России сведен к нулевому объему, и континент здесь является геополитиче ски законченным (единственно, что остается это сохранять позиционное статус кво, заранее предупреждая возможность превращения линии в полосу под воздейст вием талассократического импульса), то rimland на юге (и западе) представляет собой открытую проблему. На востоке и севере у России rimland актуальная линия, но потенциальная полоса, а на юге и западе наоборот актуальная полоса, но потенциальная линия. В первом случае основным императивом является оборона и защита, сохранение, консервация положения вещей и предупредительные геополитические ходы. Во втором случае речь идет, напротив, об активно наступательной геополитике, об экспансии, суммарно «оффенсивной» стратегии. 

На Юге всей Евразии Россия должна установить «новый геополитический порядок», исходя из принципа общеконтинентальной интеграции. Поэтому все сложившиеся политические образования Юга исламские страны, Индия, Китай, Индокитай следует заведомо рассматривать как театр континентальных позиционных маневров, чья окончательная задача заключается в том, чтобы стратегически жестко соединить все эти промежуточ ные регионы с евразийским Центром с Москвой.

Отсюда вытекает концепция «открытых лучей», идущих от Центра к периферии, которые не останавливают ся на собственно российских границах, но должны быть проведены вплоть до южного океанского берега. Те отрезки «лучей», которые приходятся на российские территории, являются актуальными, на те страны, которые стратегически солидарны с Россией полуактуальны ми, а на те государства, которые следуют собственному геополитическому пути или (в худшем случае) входят в зону прямого атлантистского контроля потенциаль ными. Общая логика евразийской геополитики в этом направлении сводится к тому, чтобы вся протяженность лучей стала актуальной или полуактуальной.

На этом основании все побережье евразийского континента от Анатолии до Кореи следует рассматривать как потенциальный «русский Юг». 

4.2 Зоны и горы-границы

Императив геополитической экспансии в южном направлении предопределяет и структуру композиции тех областей, которые входят в административные границы России или в состав союзных с Россией государств (СНГ). Поэтому анализ периферии актуальных и полуактуаль ных геополитических лучей не должен ни на мгновение отвлекаться от изначальной тенденции, диктуемой законами геополитики. 

«Русским Югом», в более ограниченном смысле, являются следующие зоны: 

1) Север Балканского полуострова от Сербии до Болгарии;

2) Молдавия и Южная и Восточная Украина;

3) Ростовская область и Краснодарский край (порт Новороссийск);

4) Кавказ;

5) Восточное и северное побережье Каспия (территория Казахстана и Туркмении);

6) Средняя Азия, включающая Казахстан, Узбекистан, Киргизию и Таджикистан;

7) Монголия.

Над этими зонами континентальный стратегический контроль установлен. Но все они должны рассматри ваться как базы дальнейшей геополитической экспансии на юг, а не как «вечные» границы России. С геополитической точки зрения, наличие береговых полос, не подконтрольных heartland'у, является постоянной угрозой сокращения даже тех территорий, которые в данный момент соединены с Центром Евразии довольно крепко. Распад СССР и появление самостоятельных политичес ких образований на базе бывших союзных республик дает впечатляющий пример того, как отказ от экспансии вовне, к южным берегам континента (вывод советских войск из Афганистана) неминуемо влечет за собой откат надежных границ Москвы далеко на север, вглубь континента. Но ослабление континентального присутствия никогда не порождает вакуум или усиления суверените та «освободившихся» территорий, так как их провинци альный статус заведомо исключает их геополитическую автаркию. На место теллурократического влияния Москвы автоматически приходит талассократическое влияние атлантизма (в той или иной форме). 

Следовательно, структура всего внутреннего пояса «русского Юга» должна изначально рассматриваться как потенциальный наступательный плацдарм. 

Однако дело осложняется тем, что практически все пограничные территории приходятся на горные (часто высокогорные) районы. 

На севере Балканского полуострова это Балканские горы, восточнее Кавказ, далее хребет Копетдаг и Гиндукуш, потом Памир, Тянь-Шань, Алтай. Горный рельеф южный границы России-Евразии, который во многом предопределил всю историю Востока, в настоящий момент является одним из важнейших геопо литических козырей атлантизма. Древние индоевропей цы делили весь евразийский Восток на две составляю щие северный Туран (все, что выше евразийской гряды гор) и южный Иран (лежащий ниже этой гряды). Фактически, это деление строго соответствует современ ным геополитическим терминам heartland (Туран) и rimland (Иран). Спустя несколько тысячелетий южный фронт России ставит ту же геополитическую проблему, которая была характерна для диалектики отношений "степные кочевники против оседлых землепашцев Персии".

Но в данном случае ситуация кардинально изменилась в том смысле, что к степному Турану добавился оседлый славянский северный Лес, сбалансировав и зафиксировав динамику туранских кочевников. Оседлые индоевропейцы (славяне) замкнули степь с севера культурными формами, во многом повторявшими архетипы иранского юга. Россия как Евразия, как синтез Леса и Степи качественно превосходит Туран, а следовательно, проблема Ирана (шире нерусской Средней Азии) приобретает иной цивилизационный и геополитический смысл. Особенно это проявляется с момента Исламской революции в Иране, которая радикально порвала с атлантистской талассократической политикой шахского режима.