Когда один сиутский номарх (правитель области в Древнем Египте), живший примерно лет тысяч пять назад, захотел прославить себя в веках, он приказал высечь на своей гробнице надпись: «Я был Нилом для своего народа».

В отличие от Нила другая великая река — Евфрат — течет выше своей поймы. От нее он отгородился намытыми в течение тысячелетий довольно высокими дамбами — банкетами. Для напуска воды на поля здесь достаточно только прорыть перемычку. И вот уже великий Хаммурапи за 2300 лет до н. э. грозит нерадивому хозяину: «Если кто-нибудь откроет свои оросительные каналы и, небрежно пуская воду, затопит поле своего соседа, он должен возвратить соседу зерно в количестве, пропорциональном площади затопленного поля».

Если бассейновая система Нила стремилась задержать и сохранить воду, то в долине Двуречья, напротив, большую опасность представляло как раз затопление полей, поскольку уровень реки был выше уровня долины. Ирригационные сооружения здесь имели своей задачей не только орошение земель, но и борьбу с наводнениями и заболачиванием равнины. Строительство каналов в Двуречье приняло еще больший размах, чем в Египте, и почиталось первой обязанностью человека. Недаром согласно мировоззрениям древних шумеров и вавилонян человек был создан творцом специально для рытья каналов и обработки земли, а сам процесс творения всего сущего был закончен только после проведения каналов. В двухтысячном году до н. э. ассирийская царица Семирамида повелела высечь на своей гробнице: «Я заставила реки течь вокруг своих владений и направила их воду на удобрение земель, которые ранее были бесплодны…»

У рек различный характер. И если египтяне почитали добронравный и спокойный Нил божеством со всех точек зрения положительным, то обитатели Двуречья относились к Евфрату с несколько иной меркой, ибо он частенько устраивал наводнения и способствовал заболачиванию низкой поймы.

Еще более серьезные неприятности доставляли людям индийские и китайские реки. Здесь, особенно в районах с избыточным увлажнением, приходилось уже на самых ранних ступенях развития земледелия бороться не с недостатком воды, а с ее избытком, осваивать профессию мелиоратора. Великий китайский канал, строившийся без малого два тысячелетия (с 540 года до н. э. по 1289 год), играл роль и орошающей и транспортной системы. Однако главное его назначение — служить гигантской дреной, местом сброса воды, осушения огромных площадей.

Как видим, уже на заре земледелия хлеб давался человеку совсем нелегко. А ведь он практически еще и не начинал собственно земледелия, если под последним понимать необходимость ежегодно не менее одного раза переворачивать всю землю на своем поле. Орошение отодвинуло задачи почвообработки на второй план, здесь механическое воздействие орудия заменено воздействием воды, которая и удобряет и размягчает землю, подготавливая ее к посеву. Правда, мотыга уже очень давно известна и египтянам и вавилонянам, однако использовали они ее главным образом как землеройное орудие. Настоящее свое значение она приобретает много позже, когда в попытках расширить производство зерна люди начинают освоение земель, расположенных настолько высоко, что вода не может достичь их самотеком.

Конечно, вначале на новое место, в новые условия человек приносит старую, привычную технику, старые, сложившиеся веками традиции. Однако на высоких землях, при недостатке воды, ил в нужном количестве не осаждается, и возделывать растения приходится на одной и той же земле. Здесь-то и подстерегали земледельца первые крупные неприятности.

Амударья очень удобна для орошения: ила она несет в два раза больше, чем великая африканская река, и лучшего качества. И тем не менее пирамиды воздвигнуты вблизи Каира, а не Ташкента. И никто из древних не назвал Аму «золотоносной», ибо, помимо своенравного характера, воды ее еще имеют значительный процент растворенных солей.

Часто можно услышать фразу: «Там (в том городе, селе) очень вкусная вода». Или наоборот: «Я совершенно не мог пить эту воду». Вкус воды зависит от содержания в ней различных растворенных веществ, прежде всего солей. Вместе с водой соли попадают и в почву. В районах орошаемого земледелия, располагающихся в поймах рек или вблизи крупных каналов, вода заливает землю не только при поливе сверху, но и затапливает постоянно ее нижние горизонты. Другими словами, в этих районах грунтовые воды довольно близки к поверхности.

При интенсивном поливе (точнее, заливе) и отсутствии стока избыточная влага никуда не сбрасывается (ее «подпирают» грунтовые воды). После окончания полива начинается испарение с поверхности: поле «парит», подтягивая по тонким капиллярам влагу из нижних горизонтов в верхние. Вместе с ней поднимаются вверх и соли. Но вода уходит в атмосферу, а соли остаются.

Так год за годом у поверхности земли накапливаются соли, почва засоляется, урожаи падают.

В США к 1950 году 54 процента орошаемых земель были подвержены процессу засоления, у нас к 1940-му — 25 процентов, из них 16 вовсе выпали из оборота. До и во время войны ежегодно орошаемое земледелие нашей страны теряло от 80 до 100 тысяч гектаров засоленных земель. К 1947 году в пределах всей пригодной для возделывания хлопчатника территории Средней Азии засоленные и заболоченные земли составляли около 50 процентов. Производство хлопка на этих землях было приостановлено, так как он давал низкие урожаи. И это при современной агротехнике!

Вполне вероятно, что в прошлом процесс постепенного засоления земель приводил к упадку и гибели целых цивилизаций: переставали плодоносить поля, вода, несущая жизнь, приносила гибель; забрасывались каналы, исчезала растительность, наступала пустыня.

Выращивание растений привело человека к небывалому расцвету и могуществу. Недаром священное писание древних иранцев — «Авеста» — обожествляло хлебный злак и считало праведником лишь возделывающего его в поте лица. Только благодаря расцвету древнейшего орошаемого земледелия стало возможным возведение пирамид и создание всех семи чудес света. И в то же время развитие земледельческого базиса несло с собой постоянную угрозу оскудения и гибели. Приступив к созданию великих цивилизаций, человек одновременно приступил и к созданию новых, искусственных пустынь.

Начиная с этого времени человеку предстояло бороться не только со стихийными силами природы, но и с силами, развязанными им самим, им самим созданными. Последнее же обстоятельство он начал понимать, вероятно, совсем недавно. Да и неудивительно: уж очень коротка еще эпоха земледелия.

Писаная история рода человеческого — от наших дней и до вавилонского царя Саргона — насчитывает всего 70 столетий. Это 210 поколений (по 3 на столетие). С хлебом люди познакомились чуть раньше. Но не все. У славян, к примеру, земледелием занималось поколений шестьдесят-семьдесят; и 71-й предок наверняка и представления о хлебе не имел. А многому ли можно научиться за 70 жизней, если даже предположить, что весь практический опыт предыдущего поколения полностью передавался последующему?

Учитывая медленность изменений, происходящих с землей, следует признать указанный срок совершенно недостаточным для полного уяснения причин и следствий оскудения земли.

Правда, люди всегда могли учиться друг у друга, что весьма существенно. А формы земледельческого производства уже в очень отдаленное время были разнообразны, что давало более широкие возможности для обобщения опыта и получения общих выводов.

Мы уже говорили, что подсечно-огневая система земледелия в Европе — и более позднее, и более сложное хозяйство. Не исключено, что и здесь кое-где могло существовать старое и примитивное лиманное земледелие. Во всяком случае, древнейшие земледельческие племена Европы селились по берегам рек (Триполье, дунайские культуры), а Геродот писал, в частности, о Днепре: «Четвертая река — Борисфен — величайшая после Истра и, по нашему мнению, самая полезная не только между скифскими реками, но и между всеми другими, кроме египетского Нила».