— Да, я вас понимаю. Ну что же, может быть, вам все же немножко повезет? Я еще раз поговорю с Джакопо. Попытаюсь уговорить на меньшую цену.

— Забудьте об этом. Как дела у Джузеппе?

— Все так же. Вечерами он по-прежнему пьет, но днем работает, и очень много.

— Да. Это в его характере. Да, вот еще что хотел спросить у вас, Торрчи. Не знаете ли вы человека по имени Беллини? Может быть, это не настоящее его имя, он такой огромный, безобразный и курит сигары.

Торрчи испуганно огляделся.

— Марио Беллини? Я знаю его. Он снимает комнату на Виа дель Понте. А почему вы о нем спрашиваете?

— Кто он?

— Это бандит, жестокий человек.

— Он живет в Милане?

— Нет. Я слышал, он уехал из Милана месяца четыре назад. Он уехал в Рим.

— Расскажите мне все, что знаете о нем, Торрчи, это очень важно!

— Он сутенер, содержал двух проституток, — сказал Торрчи с брезгливой гримасой. — Он очень жестокий человек. Поговаривали, что промышлял в темных аллеях, поджидая случайных прохожих, потом оглушал их ударом по голове… понимаете, что я хочу сказать?

— Милан полон подобных головорезов.

— Да, но он самый жестокий. Три раза сидел в тюрьме. Если он надолго оседал в Милане, полиция удваивала патрули.

— Вы уверены, что он уехал в Рим?

— Кто-то сказал мне. Может быть, он уехал и в другой город. Никогда не случалось, чтобы он надолго задерживался в Милане.

— Как он выглядит?

— Высокий, выше шести футов, и очень сильный. У него широкие черные брови, тяжелый подбородок, маленькие злые глаза, небольшая круглая лысинка на затылке, он много курит.

— Что еще вы о нем знаете?

Торрчи потер нос тыльной стороной ладони:

— Вы помните Андре Галлио, карманника? Я кивнул.

— Беллини убил его брата, Луиджи.

— Вы в этом уверены? Торрчи кивнул:

— Полиция его не подозревает, но я и Андре точно знаем — это его рук дело.

— Почему же Андре не обратился в полицию? Торрчи улыбнулся:

— А зачем? Галлио — член мафии. Считайте, что Беллини уже труп. Они следят за ним.

— Как это произошло?

— Луиджи работал у собора. Он присмотрел дорогое жемчужное ожерелье. Очень скоро оно уже было в его кармане. Беллини случайно увидел, как Луиджи снял ожерелье с дамочки, и потребовал половину стоимости. Луиджи послал его… Беллини ударил. Луиджи побежал. И тогда Беллини вытащил пистолет, застрелил его и забрал ожерелье. В этот момент как раз появился Андре, он все видел. Беллини удалось сбежать. Но это ему не поможет. Андре все видел. А у мафии руки длинные.

Я нервно закурил. Интересно, знала ли о прошлом Беллини Лаура? Подозрения вспыхнули в моем мозгу с новой силой.

Торрчи заспешил:

— Мне пора возвращаться к собору, синьор Дэвид. Симона, наверное, уже ждет. Вы идете со мной?

Я покачал головой:

— Нет. Передавайте привет Симоне. Прекрасно, что мы с вами увиделись и поговорили.

— Работа, которой вы сейчас занимаетесь, вам нравится?

— Да, отличная работа.

— Вы не раздумали по поводу паспорта?

— Слишком дорого. Пусть пока этот вопрос останется открытым, я подумаю.

* * *

Вечером я уже был на вилле, и когда пришел на веранду, чтобы перенести Бруно из кресла в постель, то удивился, увидев около него высокого, худощавого человека.

Лаура сидела на перилах веранды, а сестра Флеминг суетилась около Бруно, подчеркивая своей деятельностью собственную значимость.

Я догадался, что это доктор Перелли. Он высоко и гордо держал свою голову, отчего его борода вызывающе торчала и пара очков без оправы выделялась на крупном носу. Когда я появился на веранде, он, не скрывая, окинул меня долгим, изучающим взглядом.

— Это Дэвид Чизхольм, доктор, — сказала Лаура. — Ему подождать?

— Нет, нет, я уже ухожу. — Голос у Перелли был низкий, резкий. — В следующий раз я приду во вторник. Валерия сообщила, в какое время она прибудет?

— Нет, но думаю, дневным поездом. Приходите к ленчу, доктор. Я уверена, вы, как и Бруно, очень соскучились по ней.

— Постараюсь, если не буду слишком занят. Я позвоню.

— Можете переложить синьора Фанчини в постель сейчас, — обратилась ко мне Лаура.

Я видел, что Перелли наблюдает за моими действиями. Я подкатил кресло к кровати. Сестра Флеминг уже отвернула одеяло.

В тот момент, когда я остановил кресло около кровати, я внезапно вспомнил о сне Лауры.

«В комнате доктор Перелли, сестра Флеминг и я. Ты поднял его, поскользнулся, тебе что-то попало под ногу, и ты оступился. Доктор Перелли вскрикнул, Бруно ударился головой об пол…»

Я почувствовал холодную пустоту в желудке. Краем глаза видел, что Лаура вошла в комнату и остановилась рядом с доктором Перелли.

Она сказала:

— Он поднимает Бруно очень профессионально, это самый лучший помощник из всех, что у нас были.

Я взглянул на нее.

Может быть, мне показалось, что она побледнела. Может быть, мне показалось, что ее глаза блеснули, словно посылая мне какой-то сигнал, но она тут же отвела взгляд.

Я поднял плед.

Бруно внимательно смотрел на меня. Он смотрел на меня недоуменно и вопросительно, словно почувствовал мое неожиданное смятение. Я поднял его, а сестра Флеминг откатила кресло с моего пути. Она толкнула его чуть сильнее, чем обычно, и оно, ткнувшись в ночной столик, отскочило обратно ко мне. Острый угол коляски ударил меня под колено. Я потерял равновесие именно в тот момент, когда собирался опустить Бруно на кровать.

Я споткнулся.

Лаура ахнула.

Перелли резко вскрикнул:

— Осторожнее!

Я рухнул на одно колено, но крепко держал Бруно на руках. Моя коленная чашечка, ударившись о каменный пол, треснула, как сухой сучок. Несмотря на боль, я медленно выпрямился и осторожно положил Бруно на кровать. Все происшествие заняло, наверное, не более трех секунд, но все случившееся могло стать фатальным. Но я так крепко держал Бруно, его даже не тряхнуло!

— Пожалуйста, извините, синьора, — произнес я пересохшими губами, едва держась на подкашивающихся ногах.

— Это моя вина, — сказала сестра Флеминг. — Со мной такое впервые.

Глаза Бруно улыбались мне.

— Вы, действительно, могли бы быть поосторожнее, сестра, — сердито произнес Перелли. — Если бы не ловкость этого человека…

— Я же говорила вам, что он очень хороший помощник, — вмешалась в разговор Лаура. Она была бледна как снег. — Ты в порядке, Бруно? — спросила она, склонившись над неподвижным телом мужа.

Дыша, как тяжелобольной, я вышел на веранду, дрожащей рукой вытирая с лица пот.

Сразу же вслед за мной вышел доктор Перелли.

— Все могло бы очень плохо кончиться, — сказал он. — Вы — молодец! Не растерялись!

Я промолчал, боясь, что меня подведет голос.

— Проводите меня до машины, — резко сказал он и первым спустился на дорожку, ведущую вдоль дома.

Я поплелся за ним, морщась от боли в ушибленном колене.

Когда мы подошли к автомобилю, он спросил:

— Вы — американец?

Я испугался. Он может попросить показать документы и, узнав, что их у меня нет, тотчас же сообщит в полицию.

— Наполовину, синьор. В Первую мировую мой отец, американский офицер, был в Италии, а мать — молоденькая итальянская девчонка, ну вот и вся моя история. Это было желание матери, чтобы я взял имя отца.

По-моему, такое объяснение вполне удовлетворило доктора, потому что он спросил:

— Вас нанимала сестра Флеминг?

— Нет, синьора Фанчини. Взгляд его глаз стал холодным.

— Та-ак, так. Сестра Флеминг сказала мне, что вы читали синьору Бруно.

— Да, она возражала, но мне кажется, что синьор Бруно обрадовался такой перемене в его однообразной жизни.

— Она не будет возражать, — твердо заявил он. — Я дам соответствующее указание, вы можете читать синьору после обеда и когда у вас будет свободное от основной работы время.

— Мне нравится то, что я делаю, и я постараюсь чаще бывать у синьора Бруно.