Боевые машины на гусеничном ходу впервые использованы в 1916-м у реки Сомма. Правда, против них довольно скоро нашлось противоядие: броня, неуязвимая для винтовочных пуль, легко проламывалась прямыми попаданиями шрапнельных снарядов полевых орудий. Танки стали применяться массированно – огонь по вражеским батареям расчищал дорогу.

Триумфом нового оружия стало сражение близ города Амьен: 8-го августа 1918-го лавина из 456 танков прорвала германский фронт. Генерал Эрих Фридрих Вильхельм Август-Вильхельмович Людендорф – бессменный с 1914-го начальник штаба Пауля Людвига Ханса Антона Ханс-Роберт-Людвиговича фон Бенекендорф унд фон Хинденбург, ставшего к тому времени верховным главнокомандующим – впоследствии назвал эту битву «чёрным днем германской армии».

Немцы к тому времени уже нашли собственный рецепт прорыва укреплений: небольшие – но хорошо обученные и мощно вооружённые – штурмовые группы солдат подбирались по складкам местности вплотную к траншее, забрасывали её гранатами, а затем добивали уцелевших плотным огнём из новейшего оружия – пистолет-пулемётов. Теперь же и противники Германии нашли собственный – технологический – способ быстрого прохода через линии обороны: танкам не мешали ни рвы, ни воронки. Траншейная война завершилась.

В октябре 1918-го высшее командование Германии признало победу невозможной. Главной причиной моральной сдачи было указано появление танков.

Холт и Бест поучаствовали в войне не только как источники knowhow. Их компании поставили армиям союзников тысячи тракторов в качестве артиллерийских тягачей. Продавали они – и весьма выгодно – также двигатели для танков. Сотрудничая с союзным командованием, Holt Manufacturing Company разработала также первую в мире самоходную артиллерийскую установку с невиданной тогда скоростью: 45 км/час. Правда, эта идея так и осталась почти не востребована до Второй Мировой войны.

В этой войне танки и самоходки сыграли ключевую роль. Немцы развили свою концепцию штурмовых групп на новом техническом уровне. Теперь линию обороны прорывали концентрированные группы быстроходных танков. Они уходили в глубокий тыл и беспрепятственно громили его, уничтожая резервы, лишая войска на переднем крае снабжения и тем самым отдавая их на растерзание пехоты. Значительную часть снабжения самих танковых войск обеспечивали полугусеничные – с гусеницами под кузовом и передними управляющими колёсами – грузовики. Они же тянули пушки, способные справиться с непосильными танкам укреплениями, и везли пехоту, высматривающую укрытого противника несравненно бдительнее, чем в оптику танковой башни. Словом, гусеница во всех видах обеспечила прорыв сколь угодно мощных оборонительных сооружений. Только нарастив до сходного уровня подвижность собственных войск, учтя бесчисленные нюансы их боевого взаимодействия, антихитлеровская коалиция смогла бороться с немцами.

С тех пор сменилось несколько поколений боевых средств. Двигатели на них зачастую многотопливные – работают не только на бензине или (как советские танки в Великой Отечественной войне) солярке, но на всём, что льётся и горит. Но основную картину современной войны всё ещё в значительной степени определяет гусеница – подкова техники. И неизменно остаётся верна древняя истина, вошедшая в пословицы и стихи: в большом деле мелочей нет!

Понятно, во Второй Мировой войне нефтяной вопрос стал определяющим фактором. Вспомним хотя бы Пёрл Харбор – катастрофу в Жемчужной гавани: от неё Япония выиграла тактически, а США – стратегически.

К концу 1930-х годов выросла напряжённость между Японией и Соединёнными Штатами Америки.

Слишком уж быстро укрепилась японская военно-морская мощь. Правда, по Вашингтонским договорам суммарный тоннаж японского военного флота был ограничен ³/₅ от американского или британского. Но США и Великобритания должны были обеспечивать своё военное присутствие по всему миру, Япония же – только в Тихом и Индийском океанах, так что на этом театре военных действий она была сильнее любого из потенциальных соперников.

Но морская мощь – лишь отражение экономической. Японский флот опирался на стремительную экспансию в Восточную и Юго-Восточную Азию – и в свою очередь был инструментом этой экспансии. В частности, Япония поставила под свой контроль ключевые регионы Китая и тем самым обеспечила себе значительные финансовые и сырьевые потоки.

Американцев это, естественно, не устраивало. Ещё на рубеже XIX–XX веков они требовали политики открытых дверей по всему миру, то есть своего доступа на рынки любой страны. Закрытие для них громадного китайского рынка было болезненным ударом по экономике, остро нуждающейся в сбыте чего угодно и куда угодно ради выхода из тогдашней Первой Великой депрессии.

Естественно, Япония стала прежде всего предметом пропагандистской войны. Благо создавала для неё прекрасную почву, ибо вела войны хотя и оружием европейского образца, но с истинно восточной свирепостью. В частности, жертвами японских бомбардировок и артиллерийских обстрелов стали многочисленные мирные китайцы. Кинохроника и газеты довели сведения о жестокости японцев до американского общественного мнения и добились его негативного настроя по отношению к Японии.

Между тем Япония зависела от поставок американской нефти даже для продолжения боевых действий в Китае. Примерно 1/10 нефти, потребляемой Японией, поступало из недалеко (по тихоокеанским меркам) расположенной Нидерландской Ост-Индии (ныне – Индонезия), с месторождений на островах Ява и Борнео. Ещё примерно столько же – с острова Сахалин (его южная половина по итогам русско-японской войны 1904—5-го годов оказалась японским владением, а на северной половине японцы заключили несколько концессий). Остальные 8/10 – из США. Понятно, японцы очень тяготились своей зависимостью от импорта из конкурирующей державы. Это мешало им почувствовать себя свободными хозяевами всех близлежащих регионов.

Президент Фрэнклин Делано Джэймсович Рузвелт под нажимом тщательно подготовленного общественного мнения ограничил экспорт многих стратегических товаров в Японию. Министр торговли запросил уточнения по поводу нефтяного эмбарго. Рузвелт объяснил ему: экспорт нефти в Японию – проблема не размеров стратегических запасов США, а политической стратегии.

Рузвелт заявил: японцы уже решили развязать войну. Но сейчас решают, где нанести первый удар: по нефтяным терминалам на острове Суматра или по советскому Дальнему Востоку. В то же время самим США чрезвычайно важно поддержать мир в тихоокеанском регионе, ибо военно-морские силы необходимы для контроля Атлантики, где развернулось англо-германское противостояние. Американского флота не хватало на плотный контроль обоих океанов. Даже небольшой военный инцидент на Тихом океане привёл бы к тому, что в какой-то доле Атлантики транспортные конвои, направляющиеся в Англию, останутся открыты для ударов немецкого флота. А ведь Великобритания – стратегический союзник США.

Вдобавок в конце 1930-х в США из разных источников поступали сведения: Япония собирается напасть на Советский Союз. Неудачные для Японии локальные конфликты на озере Хасан в 1938-м и реке Халхин в 1939-м рассматривались как разведка боем. А уж когда на СССР напала фашистская Германия, среди японцев началась буквально потасовка: куда прыгнуть. Агентура США в Японии, естественно, доложила об этом.

Министр финансов США Хенри Хенрич Моргентау предлагал вполне перекрыть поставки нефти в Японию. Рузвелт ответил: в этом случае у японцев останется единственный ход – нападение на ост-индские нефтепромыслы. А это – война. Так же считала и Великобритания.

Вдобавок вооружённые силы США переживали очередную модернизацию. Первые же сражения в Европе показали: США не готовы к новому стилю боевых действий. Да и флот нуждался в линейных кораблях нового поколения: американцы ещё не знали полный набор возможностей новейших японских линкоров «Ямато» и «Мусаси», но и отрывочных слухов хватило для проектирования серии «Айова», способной им противостоять. Тогда ещё никто не знал, что решающие роли в предстоящей тихоокеанской войне будут принадлежать авианосцам и крейсерам, а линкоры останутся лишь скромной поддержкой.