Ещё до прихода нацистов к власти правительство Германии серьёзно поддерживало – например, налоговыми льготами – синтез углеводородов. Но только нацисты, считающие новую мировую войну неизбежной, в полной мере оценили стратегическую перспективу синтетического топлива и разработали план развёртывания крупномасштабного производства. На протяжении всей войны половина боевых и гражданских потребностей Германии в жидком топливе покрывалась синтезом.
Тем не менее на многих направлениях оставалась жизненно необходима натуральная нефть. Скажем, синтетическое авиатопливо оставалось заметно хуже прямогонного бензина, не говоря уж о крекинге. Поэтому Германия не только заключила долгосрочные соглашения (в 1940-м около трети потребления нефти Германией обеспечивал СССР, примерно 3/5 – Румыния, остальное покрывал импорт из Соединённых Штатов Америки через испанских посредников), но и вела военные операции с учётом наличия запасов нефти и нефтепродуктов. В частности, на завоёванных европейских землях эти запасы были громадны. Но этого мало. Адольф Алоизович Хитлер – стратег куда более высокого уровня, чем кто бы то ни было из его генералов – был совершенно уверен: ресурсная независимость Германии может быть построена только на украинском чернозёме и кавказской нефти. Цель его нападения на СССР – при всей очевидной идеологической ненависти к коммунизму – прежде всего экономическая. Не зря он любил повторять: «Мои генералы ничего не смыслят в экономических аспектах войны».
Правда, были и многие иные мотивы. В частности, традиционная британская политика формирования на континенте равноценных противоборствующих сил могла после капитуляции Франции опираться только на СССР. Хитлер полагал: если разбить СССР (что представлялось ему несложным: германская разведка не располагала серьёзными сведениями о нашем военном и хозяйственном потенциале, а сложность зимней кампании против Финляндии представлялась свидетельством нашей слабости), Великобритания капитулирует.
Сказывались и личностные мотивы. Хитлер и Джугашвили были руководителями совершенно разного стиля, но близкого масштаба. Хитлер полагал: двум железным канцлерам в одной Европе не ужиться.
Но всё же ключевой причиной стала наша обеспеченность ресурсами. Не только хозяйственными, но и, например, пространственными. Не зря в рамках разработки плана вторжения в СССР казачий генерал Пётр Николаевич Краснов, эмигрировавший после поражения в Гражданской войне, получил заказ на исследование военной кампании Наполеона в России.
Кроме того, ход боевых действий в 1940—1-м годах показал: прямое нападение на Британию технически невозможно. Германия не могла в разумные сроки создать что-то способное противостоять британскому флоту хотя бы на несколько часов десантной операции. Господство в воздухе ей завоевать не удалось: британские истребители после некоторого периода обучения стали справляться с германскими бомбардировщиками, даже если их сопровождали свои истребители (уже потом немцы узнали: британские радары – вид техники, недооцененный немецкими военными – засекали столь ранние стадии авианалёта, что позволили сосредоточивать на любом направлении немецкого удара едва ли не весь английский авиапарк).
Вдобавок в Британии были довольно сильны симпатии к нацистской идеологии. Собственно, немцы в основном позаимствовали расизм у англичан, да и их самих считали представителями всё той же арийской расы, к которой причисляли самих себя. Продолжение прямых боевых действий грозило подорвать симпатии, тогда как после капитуляции СССР, по немецким расчётам, британцы склонились бы к сотрудничеству с немцами.
Прекратив попытки выбомбить Британию из войны, Хитлер получил серьёзные пропагандистские козыри, позволяющие консолидировать против СССР почти все силы Европы. Даже немалое число французов, только что разбитых немцами, вошло в добровольческие форжирования (по иронии судьбы крупнейшее французское соединение в составе сил вторжения оказалось разбито на Бородинском поле). А уж экономика Европы и подавно работала на Германию, позволяя ей поставить под ружье почти всех здоровых мужчин.
Хитлер должен был действовать быстро. Он не мог не понимать: СССР стремительно модернизирует вооружённые силы. Мы начали формировать полноценную призывную армию с длительным обучением в строю только через два года после Германии – в 1937-м. Но по мере накопления обученного резерва немецкая фора утрачивала значение. Да и новое поколение боевой техники, хотя и не вполне известное немцам, было у нас на подходе.
Хитлер замышлял удар прежде всего по экономически важным регионам СССР – промышленному Донбассу и нефтяному Кавказу. Но в ходе разработки операции «Барбаросса» генералы уговорили нацелить главные силы на Москву. По их расчётам СССР для защиты столицы должен был стянуть все силы, и появлялась возможность одним ударом уничтожить всю нашу военную мощь.
Действительно, удар Германии с союзниками по СССР оказался столь силён, что вызвал шок не только в нашей стране, но и по всему миру. В центре мы стремительно отступали. Но не в последнюю очередь – потому, что главные силы у нас были сосредоточены на юге. Это позволило эвакуировать почти все предприятия одного из главных промышленных районов страны и воспрепятствовать прорыву немцев к главным регионам нефтедобычи. Трудности продвижения немецких колонн были вызваны не только нашим сопротивлением (и уж подавно не погодными условиями: те и нашим манёврам препятствовали), но и нехваткой топлива: немцам приходилось везти его за тысячи километров.
После отступления от Москвы Хитлер планировал кампанию 1942-го года с прицелом именно на южное направление. Удар на Сталинград, ставший символом советского непреклонного сопротивления, был по замыслу всего лишь прикрытием прорыва на Кавказ. Даже когда войска под Сталинградом оказались под угрозой и требовали резервов, Хитлер ответил: либо бакинская нефть – либо поражение.
Вдобавок советские нефтяники разработали новые способы временного выведения скважин из строя. Даже захватив Майкоп и Грозный, немцы не смогли вывезти оттуда ни капли нефти. Мы же через считанные дни после освобождения нефтепромыслов возобновили добычу.
Был у немцев и план захвата ближневосточной нефти. Но даже легендарный «лис пустыни» Йоханнес Эрвин Ойген Эрвинович Роммель не смог прорваться из Ливии через Египет к Суэцкому каналу. Ему просто не хватило войск. При прочих равных условиях для успешного наступления нужно трёхкратное превосходство над обороняющимися. Англичане после долгих неудач научились обороняться при трёхкратном превосходстве над наступающими. А уж когда накопилось десятикратное превосходство, Бернард Ло Хенрич Монтгомери – впоследствии фельдмаршал и кавалер советского ордена Победы – смог даже перейти в медленное наступление и в конце концов перемолоть итальянские войска, усиленные немецким экспедиционным корпусом.
Немецкое снабжение жидким топливом рухнуло во второй половине 1944-го. В августе советские войска заняли Румынию, и нефтепродукты с промыслов в Плоешти потекли в наши баки. А к концу года союзные стратегические бомбардировщики наконец-то занялись промышленностью, а не жилыми кварталами, и перемололи основные заводы синтеза углеводородов.
В конце 1944-го немцы предприняли контрудар по союзникам через Арденнский лесной массив, традиционно считающийся непроходимым для боевой техники, но ещё в 1940-м успешно пройденный немцами. Союзные войска оказались рассеяны. Но немцам просто не хватало топлива: и так на это наступление изъяли едва ли не все запасы из других армейских частей. Между тем в районе немецкого наступления хранились громадные англоамериканские запасы горючего. Но немцы не знали об этом, не нацелили удар туда, не захватили то, что позволило бы им успешно продолжить движение. И в январе их войска остановились, после чего союзники продолжили наступление.
В очередной раз подтвердилось: в большом деле мелочей нет!
Впрочем, эта же истина верна не только в войне, но и в том, чьим продолжением она – по выражению Карла Филиппа Готтлиба Фридрих-Габриэлевича фон Клаузевиц – является: в политике. И в том, чьим концентрированным выражением – по выражению Владимира Ильича Ульянова – является сама политика – в экономике.
