* * *

Император Александр увидел, что на померанцевом дереве остался только один последний плод, и захотел его сберечь. Он приказал поставить туда часового. Померанец давно сгнил, и дерево поставили в оранжерею, а часового продолжали ставить у пустой беседки. Император проходил мимо и спросил часового, зачем он стоит.

— У померанца, ваше величество.

— У какого померанца?

— Не могу знать, ваше величество. Должно быть, покойник какой-то…

* * *

На поле Аустерлица, когда русские и австрийские колонны начали развертываться в боевые порядки, император Александр I спросил Кутузова, почему тот не идет вперед. Кутузов ответил, что дожидается, когда соберутся все войска.

— Но ведь вы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки, — возразил Александр.

— Потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу, — сказал Кутузов. — Впрочем, если вы прикажете…

— Начинайте, — приказал император.

Приказ был отдан, и Наполеон после упорной борьбы одержал полную победу.

* * *

Однажды к начальнику караула на главную гауптвахту в Зимний дворец явился придворный лакей с запиской от коменданта Вашуцкого, чтоб «по воле Его Величества содержать под арестом лейб-кучера Илью, впредь до приказания».

Начальник, зная Илью лично, видавши его часто то на козлах в коляске, то зимой в санях, обрадовался, что будет принимать такого знаменитого гостя, который двадцать лет возил государя по всей Европе и по всей России. Начальник принял почтенного Илью Ивановича Байкова самым радушным образом, приказал придворному лакею подать себе завтрак, к которому пригласил и Илью.

— Скажите, за что вас посадили? — спросил начальник у почтенного старика.

— За слово «знаю»! Известно вам, что его величество никогда не скажет, куда именно ехать, но я беспрестанно поворачиваюсь к нему, и он мне кивнет то направо, то налево, то прямо. Не понимаю, как сорвалось у меня с языка сказать: «Знаю, ваше величество».

Государь вдруг сказал мне с гневом: «Кучер ничего не должен знать, кроме лошадей!»

И отправил меня на гауптвахту.

* * *

На Каменном острове, в оранжерее, император Александр I заметил однажды на дереве лимон необычайной величины. Он приказал принести его к себе тотчас же, как только он спадет с дерева. Усердные начальники приставили к лимону караульного офицера. Наконец лимон свалился. Караульный офицер спешит с ним во дворец. Было далеко за полночь, и государь уже лег в постель, но офицер приказывает камердинеру доложить о себе. Его призывают в спальню.

— Что случилось, — спрашивает встревоженный государь, — не пожар ли?

— Нет, ваше величество, — отвечает офицер, — о пожаре ничего не слыхать. А я принес вам лимон.

— Какой лимон?

— Да тот, за которым ваше величество повелели иметь особое строжайшее наблюдение.

Тут государь вспомнил и понял в чем дело. Вспыльчивый Александр Павлович в шею вытолкал усердного офицера, который с тех пор получил кличку «лимон».

* * *

Проезжая в 1824 году через Екатеринославскую губернию, император Александр остановился на одной станции пить чай. Пока ставили самовар, государь разговорился со станционным смотрителем и, увидев у него на столе книгу Нового Завета, спросил:

— А часто ли ты заглядываешь в эту книгу?

— Постоянно читаю, ваше величество.

— Хорошо. Читай, читай, — заметил император, — это дело доброе. Будешь искать блага души, найдешь и земное счастье. А где ты остановился?

— На Евангелии святого апостола Матфея, ваше величество. Государь выслал за чем-то смотрителя и в его отсутствие проворно развернул книгу, отыскал одну из страниц Евангелия от Матфея и, положив в нее пять сотенных ассигнаций, закрыл книгу.

Прошло несколько недель. Возвращаясь обратно по той же дороге, государь узнал станцию и приказал остановиться.

— Здравствуй, старый знакомый, — сказал он, входя, смотрителю, — а читал ли ты без меня свое Евангелие?

— Как же, ваше величество, ежедневно читал.

— И далеко дошел?

— До святого Луки.

— Посмотрим. Дай сюда книгу.

Государь развернул ее и нашел положенные им деньги на том же месте.

— Ложь — великий грех! — сказал он, вынув ассигнации.

* * *

Во время Отечественной войны к князю Багратиону подскакал однажды адъютант главнокомандующего с приказанием немедленно начать отступление, так как «неприятель у нас на носу». А у Багратиона был очень длинный нос.

— На чьем носу? — пошутил Багратион. — Если на твоем, так недалеко, а на моем, так еще отобедать успеем!

* * *

Знаменитый князь Горчаков, участвуя однажды в игре в вопросы, на заданный вопрос: «Что такое постель?» — отвечал:

— Таблица умножения.

* * *

У князя Долгорукова был парадный обед, на который среди прочих был приглашен генерал Ваульбарс. Он запоздал и явился, когда все уже сидели за столом. Среди гостей началось движение, чтобы дать у стола место вновь прибывшему.

— Не беспокойтесь, господа, — пошутил князь Долгоруков, — немец везде и всюду сыщет себе место!

* * *

В 1812 году, после соединения наших армий у Смоленска, российские генералы не знали, на что решиться: продолжать ли отступление или идти навстречу неприятелю. Совет проходил в деревне Таврики. Барклай-де-Толли сидел среди двора на бревнах, приготовленных для постройки. Князь Багратион большими шагами расхаживал по двору. При этом они ругали один другого. «Ты немец, тебе все русское нипочем», — говорил Багратион. «Ты дурак, и сам не знаешь, почему называешь себя русским», — возражал Барклай. Они оба обвиняли друг друга в том, что потеряли из виду французов и что собранные каждым из них сведения через своих лазутчиков одни другим противоречат. В это время Ермолов, начальник штаба у Барклая, заботился только об одном, чтобы кто-нибудь не подслушал разговор полководцев, и потому стоял у ворот, отгоняя всех, кто близко подходил, сообщая лишь, что главнокомандующие очень заняты.

* * *

В России во время царствования Александра! служили три родные брата Беллинсгаузены: первый — адмирал Фаддей Фаддеевич, второй — генерал Иван Иванович, третий — действительный статский советник Федор Федорович, а отца их звали «Карлом». Конечно, такое могло случиться только в России, и произошло это следующим образом: Фаддей воспитывался в морском корпусе. «Как тебя зовут?» — спрашивают его при приеме. «Фаддеем». — «А по отцу?» Беллинсгаузен, плохо знавший по-русски, не понял вопроса. Он подумал и повторил опять: «Фаддей». «Пишите: Фаддей Фаддеевич». И записали так. То же самое призошло и с Иваном, который стал Ивановичем, и с третьим — Федором. Так записаны они были в корпусах, так выпущены на службу, служили и умерли.

* * *

В сражении при Кульме был взят в плен известный своей жестокостью генерал Вандам.

Вандам сказал государю: «Несчастье быть побежденным, но еще более — попасть в плен; при всем том считаю себя благополучным, что нахожусь во власти и под покровительством столь великодушного победителя». Государь отвечал ему: «Не сомневайтесь в моем покровительстве. Вы будете отвезены в такое место, где ни в чем не почувствуете недостатка, кроме того, что у вас будет отнята возможность делать зло».

* * *

После победы в войне 1812 года, проезжая мимо Вандомской колонны в Париже и взглянув на колоссальную статую Наполеона, воздвигнутую на ней, император Александр I сказал: «Если б я стоял так высоко, то боялся бы, чтоб у меня не закружилась голова».

* * *

Однажды в Таганроге, незадолго до кончины, император Александр I шел по улице и встретил совершенно пьяного гарнизонного офицера, шатавшегося из стороны в сторону и никак не попадавшего на тротуар. Государь подошел к нему и сказал:

— Где ты живешь? Пойдем, я доведу тебя, а то встретит Дибич (начальник главного штаба) в этом положении, тебе достанется — он престрогий.

С этими словами государь взял его под руку и повел в первый переулок. Разумеется, пьяный офицер, узнав императора, тотчас протрезвел.