Мы способны абсолютно верно понять психологические мотивы, которыми руководствуются герои древнегреческой трагедии, мы смеемся в тех же сценах комедии, где смеялась публика тех времен. Крылатые слова, произнесенные, к примеру, две тысячи лет назад римским полководцем, являются и для нас крылатыми словами. Остроумию древних греков и римлян присуща некоторая классическая строгость, лаконичность, простота, больше ценится удачное и меткое слово, нежели забавный житейский анекдот.

Кто-то из военных однажды так нехорошо вел себя во время похода, что Август на него разгневался и приказал ему вернуться домой. Провинившийся пришел в ужас и стал молить о прощении.

– Что я скажу своим, чем оправдаю свое возвращение домой?

– Скажи, что ты остался мной недоволен, – посоветовал ему Август.

Фракийский царь Риметакл изменил Антонию и перешел к Августу. Когда впоследствии он вздумал этим хвастаться, Август сказал про него:

– Измену иногда приходится терпеть, но изменников я не терплю.

Однажды, встретив какого-то приезжего юношу, который чрезвычайно походил на него по наружности, Август, пораженный этим сходством, спросил у своего двойника: не бывала ли, дескать, твоя мать в Риме?

Сметливый и остроумный юноша тотчас понял ловушку и отвечал, что мать его в Риме не бывала, но отец был.

Придворные как-то раз передали Августу, что сенат и народ решили поставить ему в Риме очень дорогостоящий памятник. Август спросил цену, а когда ее назвали, сказал:

– За такие деньги я и сам готов встать на пьедестал вместо памятника!

Однажды император купил у ремесленника ворона, который умел кричать:

– Да здравствует Август, победитель, император!

Соблазнившись этим примером, сосед ремесленника тоже поймал ворона и принялся обучать его говорить. Но ворон молчал. Тогда сосед сказал в сердцах:

– Напрасно старался, дурак!

И все-таки понес ворона во дворец, чтобы продать по дешевке придворным гадателям. Но Август велел выгнать его, сказав, что во дворце уже скопилась целая стая ворон, которые прославляют императора. И в это время ворон крикнул:

– Напрасно старался, дурак!

Император засмеялся и купил и эту птицу.

Кто-то однажды позвал Августа на обед, но приготовил угощенье совсем уж не кесарское, а самое обыденное, словно принимал у себя первого встречного. Цезарь на прощанье сказал ему:

– Я и не думал, что мы с тобой так коротко зна комы!

После смерти одного знатного римлянина, который был обременен ужасными долгами, Август отдал неожиданный приказ – приобрести для него подушку, на которой спал покойный. Конечно, услышавшие о таком распоряжении не утерпели, чтоб не спросить, какими оно вызвано соображениями.

– Очень любопытно, – объяснял Август, – владеть этой подушкой, на которой человек мог спокойно спать, имея на шее столько долгов.

Один сановник, крепко страдавший подагрой, все бодрился и уверял, что ему становится день ото дня лучше, хотя на самом деле было наоборот. Один раз он хвастливо утверждал, что в тот день прошел пешком целую стадию.

– Что ж удивительного, – заметил Август, – теперь дни становятся все длиннее.

Август охотно сочинял разные вещи и, между прочим, написал трагедию «Аякс», но она ему не понравилась, и он ее стер губкой с таблиц, на которых она была написана. Когда кто-то спросил у него об «Аяксе», он ответил:

– Мой Аякс умертвил себя, бросившись на губку, – намек на обычный у римлян способ самоубийства: падать на меч.

Известные комические актеры Пилад и Гикас, жившие в царствование Августа, беспрестанно между собой ссорились, и их распря принимала такие размеры, что ей невольно занималась вся римская публика. Это не нравилось кесарю и он сделал актерам выговор.

– Ты к нам несправедлив, государь, – сказал ему один из них, – для тебя же самого лучше, чтобы публика была занята нами.

Поэт Пакувий, большой попрошайка, однажды выпрашивал у Августа денежную подачку и при этом упомянул, что, мол, все уже давно болтают о том, что цезарь наградил Пакувия.

– Это вздорные слухи, ты им не верь, – ответил Август.

В другой раз какому-то военному, который просил награды и при этом уверял, что ему не дороги деньги, а дорого то, чтобы все знали, что он взыскан милостью императора, Август сказал:

– Ты можешь всем рассказывать, что я тебя наградил, а я не стану противоречить.

Сохранилось также немало рассказов из семейной жизни Августа. Так, Макробий пишет, что его дочь Юлия однажды предстала перед ним в слишком открытом костюме, что не понравилось ему. На другой день она была уже в другом, более скромном одеянии, и Август сейчас же заметил ей, что такая одежда гораздо более пристала дочери кесаря. Юлия нашлась и отвечала, что накануне она была одета для мужа, а теперь для отца.

В другой раз, войдя к дочери в то время, когда рабыни одевали ее, он увидал на ее одеждах седые волосы; она начинала уже седеть и приказывала своим женщинам тщательно вырывать у нее каждый седой волос. Август спросил ее:

– Скажи, что ты предпочла бы: быть седой или быть лысой?

Юлия отвечала, что лучше желала бы поседеть.

– Так зачем же ты позволяешь своим служанкам делать тебя лысой, вырывая твои волосы?

Очень остроумна проделка одного греческого поэта, поднесшего Августу свои стихи. Август все не принимал его стихов и не награждал его, и так повторилось много раз. Однажды, в ответ на новое подношение, Август быстро написал сам небольшой стишок на греческом языке и подал его поэту. Тот сейчас же прочитал произведение кесаря и сталь громко восхвалять его, а потом подошел к Августу и, подавая ему несколько монеток, сказал:

– Прости, государь, дал бы больше, да не имею.

Выходка, насмешившая всех присутствовавших, понравилась и кесарю, который выдал греку крупную денежную награду.

Какого-то старого отставного воина за что-то тянули к суду, и он умолял Августа помочь ему. Кесарь назначил ему искусного защитника. Но старый солдат заметил, что когда надо было защищать кесаря, то он самолично шел в бой, а не посылал кого-либо вместо себя. Август так убоялся показаться неблагодарным, что принял на себя лично защиту старого служаки на суде.

Однажды, присутствуя на каком-то общественном зрелище, Август увидал знатного человека, который без стеснения закусывал на глазах у публики. Кесарь велел ему сказать: «Когда я хочу есть, то ухожу домой».

– Хорошо ему говорить, – отвечал тот, – он кесарь, его место в цирке за ним останется, когда он уйдет, а мое мигом займут, стоит мне отойти.

Г. де Леррес. Аполлон и Аврора

Среди других римских кесарей можно отметить не так уж много остроумцев. Кое-какие острые слова приписываются Юлию Цезарю, Веспасиану, Диоклетиану, Галлиену.

Юлий Цезарь будто бы сказал какому-то воину, хваставшемуся своими подвигами и, между прочим, полученной им раной на лице:

– Когда бежишь с поля битвы, никогда не надо оглядываться.