Я испугалась. Мало ли что с ним может случиться? Конечно, слезть к морю по верёвке из водорослей ему раз плюнуть, он это уже делал, однако столкнуть с камней даже самую маленькую из лодок будет нелегко. А если Реймо и удастся без ущерба для себя спустить каноэ на воду, сумеет ли он провести его вокруг песчаной косы, где очень быстрое течение?

Представив себе все опасности, я побежала перехватить брата.

Однако по дороге задумалась: может, лучше не мешать ему? Неизвестно, когда за нами придёт корабль. А до его прихода мы будем на острове совершенно одни, и Реймо всё равно придётся повзрослеть раньше срока, ведь мне во многих случаях понадобится его помощь.

И вместо юга я внезапно повернула на север и пошла по тропе к Коралловой бухте. Если Реймо сумеет спустить каноэ в море и справится с водоворотами около косы, он войдёт в залив, когда солнце уже начнёт припекать. А на берегу его буду ждать я. Какая радость в путешествии, если потом тебя никто не встречает?

Я выкинула Реймо из головы и принялась собирать на камнях мидии[14]. Думала я о том, какие запасы нам предстоит сделать и как уберечь их в наше отсутствие от бродячих собак. Ещё я думала о корабле, стараясь припомнить, что именно сказал Матасейп. Тут я впервые усомнилась, вернётся ли за нами корабль. Отдирая от скалы ракушки, я поддалась неуверенности и время от времени разгибала спину, чтобы окинуть тревожным взглядом пустынное море, простиравшееся до горизонта и далее.

Солнце передвинулось в небе чуть выше, а Реймо всё не появлялся. Я забеспокоилась. Между тем у меня набралась целая корзина мидий, и я отнесла её наверх, на плато.

Осмотрев с высоты залив, я перевела взор вдоль берега к песчаной косе, что выдавалась в море наподобие рыболовного крючка. Там виднелись лизавшие отмель небольшие волны, а за ними, в том месте, где завихрялись течения, – извилистая полоса бурунов.

Я ждала на плато, пока солнце не достигло зенита. Тут я побежала домой, надеясь, что Реймо вернулся в селение за время моего отсутствия. В хижине никого не было.

Я торопливо выкопала яму для собранных ракушек, привалила её валуном, чтобы не добрались собаки, и помчалась в южную часть острова.

Туда вели две тропы, с разных сторон огибавшие продолговатую песчаную дюну. Не встречая Реймо на своей тропе, я подумала, что он может в это время идти по соседней, и несколько раз на бегу громко окликала его. Никто не отзывался. Зато я слышала – далеко впереди – лай собак.

По мере моего приближения к обрыву лай усиливался. Иногда собаки умолкали, но после короткого перерыва снова принимались гавкать. Лай доносился с противоположной стороны дюны, поэтому я сошла с тропы и залезла на самый верх песчаного холма.

Сразу за дюной, у края обрыва, я увидала стаю диких собак. Их было великое множество, и все они ходили кругами около одного места.

Посредине этого круга лежал мой брат. Он лежал навзничь, и я разглядела у него на шее глубокую рану. Реймо не двигался.

Я поняла, что брат умер, как только взяла его на руки. Всё тело Реймо было искусано. Он умер давно и, судя по следам на земле, так и не дошёл до обрыва.

Рядом с Реймо лежали две собаки, у одной в боку торчал обломок его дротика.

Я понесла брата домой. Добралась я туда уже к вечеру. Собаки всю дорогу шли следом, но стоило мне положить тело Реймо в хижине и выйти к ним с дубинкой, как они затрусили прочь, на ближайший холм. Вожаком у них был громадный серый пёс с длинным пушистым мехом и жёлтыми глазами. Он отступал последним.

Начали сгущаться сумерки, и всё же я поднялась за собаками на холм. Они неторопливо и без единого звука двинулись дальше. Я гнала их через две горы и одну долину, пока мы не поднялись на третью гору, которая представляла собой уступ скалы. Сбоку этого уступа находилась пещера. Собаки одна за другой скрылись внутри.

Вход в пещеру был слишком широкий и высокий, чтобы его можно было заложить камнями. Тогда я набрала сушняка и развела костёр, рассчитывая задвинуть его потом внутрь пещеры. Я собиралась просидеть тут всю ночь, подбрасывая хворост и передвигая костёр всё глубже и глубже. Однако хвороста оказалось слишком мало.

Когда взошла луна, я ушла от пещеры и через две горы и одну долину вернулась в селение.

Ночь я просидела рядом с телом брата. Я поклялась себе когда-нибудь снова пойти к пещере и истребить бродячих собак, всех до одной. Я сидела и придумывала способы, как это лучше сделать. Но больше всего я, конечно, думала о своём брате Реймо.

Следующий отрезок времени не оставил о себе почти никаких воспоминаний. Я только помню, что солнце вставало и закатывалось много-много раз, а я обдумывала, как мне теперь жить одной. Из дома я не выходила, во всяком случае, пока не подъела запасы морских ушек, да и потом лишь затем, чтобы набрать ещё.

Но я хорошо помню тот день, когда решила навсегда покинуть селение.

С утра над островом стоял густой туман, из бухты доносился глуховатый рокот прибоя. Никогда раньше я не замечала тишины, воцарившейся у нас в Галас-ате. Туман заползал в покинутые хижины и выплывал наружу. Из его клочьев образовывались разные фигуры, которые напоминали мне об умерших и об уехавших. В шуме прибоя чудились их голоса.

Я вглядывалась в фигуры и прислушивалась к голосам до тех пор, пока не взошло солнце и не разогнало туман. Тогда я подожгла стену одной хижины. Когда дом сгорел дотла, я устроила поджог в другой хижине. Так я один за другим уничтожила все дома, и на месте Галас-ата не осталось ничего, кроме кучек пепла.

Брать с собой тоже было нечего, и я налегке, захватив лишь корзину припасов, двинулась прочь и до наступления темноты дошла туда, где собиралась ждать возвращения корабля.

Облюбованное мною место находилось на мысу, примерно в полулиге к западу от Коралловой бухты. Там росли два чахлых деревца и возвышалась каменная глыба. За глыбой было небольшое, шириной примерно в десять шагов, укрытое от ветра пространство, откуда открывался вид на залив и на океан. В ближайшем ущелье тёк ручей.

Ночь я провела на камне. Верхушка его была плоская и позволяла лежать, вытянувшись во весь рост. Ещё она была достаточно приподнята над землёй, так что можно было не волноваться, что тебя застигнут врасплох бродячие собаки. Кстати, с тех пор как они растерзали Реймо, я ни разу не видела их, но была уверена, что теперь они непременно объявятся.

На скале было также безопасно хранить припасы – те, что я принесла с собой, и те, что удастся раздобыть в будущем. Поскольку стояла зима и за мной со дня на день мог прийти корабль, делать лишние запасы не имело смысла. Таким образом у меня освободилось время для изготовления оружия. Я предчувствовала, что рано или поздно придётся отбиваться от собак, и намеревалась со временем уничтожить их всех.

У меня была дубинка, найденная в одной из хижин, но нужны были ещё лук, стрелы и длинное копьё. Обломок дротика, который я вытащила из тела убитой собаки, был слишком мал. Он мог кое-как сойти для рыбной ловли, но не годился ни на что другое.

По галас-атским законам, женщины нашего племени не имели права сами изготавливать оружие, поэтому я пошла искать, не осталось ли чего-нибудь от мужчин. Прежде всего я сходила туда, где было наше селение, и порылась в золе, ища наконечники для копий. Не обнаружив ничего подходящего, я спустилась с обрыва туда, где были спрятаны каноэ, – в надежде, что вместе с запасом воды и продуктов в лодках схоронили и оружие. Там тоже ничего не оказалось.

Тогда я вспомнила про сундук, доставленный с парусника алеутами, и направилась к Коралловой бухте. Во время битвы сундук стоял на берегу, и я не помнила, чтоб охотники забирали его, когда торопились на корабль.

Сейчас на берегу не было ничего, кроме выброшенных штормом длинных плетей водорослей. Вода стояла низко, и мне ничего не стоило подойти прямо к тому месту, где я видела сундук.