Когда, наконец, удалось выбраться на главную дорогу, она увидела людей, везущих на повозке сено. Старый слуга, управлявший лошадью, поспешно спрыгнул с телеги и помог девушке усесться. Глори была несказанно рада, что хоть кому-то еще небезразлична. Промокшие насквозь ноги болели, грязная амазонка порвалась в нескольких местах, когда девушка продиралась сквозь кусты и виноградную лозу. Вновь и вновь она проклинала Николаса Блэкуэлла. Почему отец не предостерег ее от этого человека?

– Папа, как ты мог? – Глори кричала на отца, называя его, как и в детстве, папой, обращаясь к нему так, только когда была печальна или рассержена. – Я уверена, ты прекрасно знал, что это за человек! – Девушка босиком стояла в кабинете отца перед его массивным столом из розового дерева. С подола ее амазонки продолжала стекать грязь.

– Скажи мне еще раз, что именно сделал Николас? Он что-нибудь предлагал тебе? Применял к тебе силу? – В голосе отца слышалась ирония.

– Конечно, нет! Я уже рассказала тебе, что произошло. Он бросил меня там, и мне пришлось пройти весь путь пешком!

– Все дело в твоем безрассудстве. Ведь ты подвергла риску не только себя и его, но и жизни животных. А это ценные лошади, Глори. Они заслуживают к себе лучшего отношения, и ты прекрасно это понимаешь.

? Не хочу больше об этом говорить. – Глори выпрямилась. – Николас Блэкуэлл – хам и прохвост. Я нисколько не удивлюсь, если Мириам окажется права и он, действительно… спит с Лавинией Бонд!

– Глори! – Отец девушки вскочил с кресла.

– Все это правда, отец. Я уже взрослая и все понимаю.

– Что «это»? – раздался с порога голос Николаса. По его изумленному лицу можно было понять, что он слышал каждое слово из их разговора. С беспечным видом капитан прислонился к дверному косяку.

– Я уверена, вы найдете это таким же интересным, как и наш с вами сегодняшний разговор, – зло отрезала девушка.

– Вы выглядите несколько усталой, мисс Саммерфилд, – заметил Николас. – Может быть, езда верхом слишком для вас утомительна?

– Почему же, вы…

– Прекратите это сейчас же, вы оба! – прикрикнул на них Джулиан.

Расправив плечи и дерзко посмотрев капитану в глаза, Глори вихрем пронеслась мимо него к выходу. Выскочив из кабинета, с шумом захлопнула за собой тяжелую дверь.

– Ну, Николас… – Джулиан указал капитану на мягкое кожаное кресло перед столом. – Я начинаю верить в серьезность твоих слов, что женитьба тебя ничуть не интересует.

Николас, удобно устроившись в кресле, положил свои длинные ноги на диван.

– Я и в самом деле говорил серьезно. Но мне не хотелось бы становиться источником проблем между вами и дочерью.

Джулиан рассмеялся.

– Выпьешь немного виски с содовой?

Николас кивнул.

– Это мне сейчас совсем не помешает.

Джулиан налил в высокие хрустальные бокалы немного виски, добавил содовой и подал один из бокалов Николасу.

–Я никогда ее такой не видел, – признался Джулиан. – По крайней мере, не с мужчиной. С ними Глори просто смеется, скромно опускает глазки, и ты никак не можешь догадаться, о чем она в этот момент думает, хотя можно сказать с полной уверенностью: уж точно не о том молодом человеке, с которым разговаривает. Со мной она, конечно, еще может повоевать, но с другими… – Он покачал головой. – Во всяком случае, ты слегка оживил ее.

– О, жизни в ней предостаточно, – ответил Николас. – Помоги Боже тому человеку, который женится на ней. Если она своими сладкими речами не заставит делать все, что захочет, значит, втопчет его в грязь, но своего добьется.

– Жаль, что ты нашел мою дочь такой малопривлекательной. – Джулиан смотрел на капитана поверх своего бокала.

Николас приподнял бровь.

– Ваша дочь красива, и вы это знаете. Она умна и обаятельна. А еще избалована, своенравна, капризна, упряма и эгоистична.

– Только не эгоистична, мой мальчик, только не это. Глори готова отдать последнее, если кому-то это понадобится.

? Я не спорю, у нее есть сотни хороших качеств, – сказал Николас, хотя ему и трудно было говорить такие вещи. – Она загадочная особа, это уж точно. И если бы речь шла не о вашей дочери, я нашел бы способ укротить ее. Но женитьба? Об этом не может быть и речи. Мой отец испытал на себе весь этот ад, и большинство женатых мужчин, которых я знаю, придерживаются того же мнения. Хочу оставаться холостым. И если вы так умны, как говорят, то будете держать свою дочь от меня подальше.

И опять Джулиан засмеялся вибрирующим, здоровым смехом.

– Ты убедился, как нелегко удержать Глори от того, что ей хочется… Но у тебя прекрасно получается другое – заставлять ненавидеть себя. Что ж, продолжай в том же духе.

Девушка пролежала в теплой, пенистой ванне около часа. Вода немного успокоила ее нервы и сняла напряжение. Как мог ее отец принять сторону этого ужасного человека? Эрик Диксон никогда бы так не поступил. Он отдал бы ей свою лошадь, а сам пошел бы к дому пешком.

Однако, как ни хотела Глори, пришлось признать одно – отец и капитан были правы: не следовало гнать лошадь на живые изгороди в такую грязь. Конечно, нужно было подумать о том, что мерин может покалечиться. Она любила его и всех других лошадей в конюшне отца. Теперь же все было позади, но легче умереть, чем признаться капитану Блэкуэллу в своих промахах.

К вечеру Глори совсем успокоилась и более тщательно, чем обычно, занялась своим туалетом, решив привести капитана в замешательство. Эйприл, служанка девушки, завила ее волосы кольцами и помогла надеть муаровое бледно-голубое платье с глубоким вырезом, которое выгодно подчеркивало яркую голубизну глаз Глори. Ни мать, ни отец не видели еще на ней этого платья. Оно хранилось для особого случая. Ее месть и стала таким событием. Больше всего на свете девушке хотелось увидеть Николаса Блэкуэлла смущенным и ерзающим на стуле.

Когда Глори вошла в столовую, мать, отец и красавец-капитан уже сидели за длинным столом из красного дерева. Мягкий, приглушенный свет витых свечей в хрустальных канделябрах заполнял комнату; тонкий, с позолотой, фарфоровый сервиз на столе поблескивал, отражая многочисленные язычки пламени. Заметив Глорию, мужчины встали.

– Добрый вечер, мама, отец, капитан Блэкуэлл. – Последнее имя девушка произнесла с несколько подчеркнутой любезностью, которая вырвалась помимо воли и только раскрыла неискренность ее слов. Начало было неплохим.

– Добрый вечер, моя дорогая, – ответил отец.

Николас пододвинул девушке стул.

– Вы чудесно выглядите. – Его взгляд скользнул по фигуре Глори и остановился на груди, едва прикрытой лифом.

Отец девушки слегка покраснел, но потом его губы тронула едва заметная улыбка, и он поднял свой бокал, словно ничего дурного не произошло. Миссис Саммерфилд нахмурилась.

– Благодарю вас, капитан, – сказала Глори. – Хотя я и удивлена тем, что вы это заметили.

На этот раз улыбнулась мать девушки, а отец нахмурился.

– Капитан Блэкуэлл, – обратилась к Николасу Луиза, краем глаза наблюдая, как две высокие негритянки подавали обед: жареного цыпленка, форель, кукурузу, черные бобы и свежеиспеченный хлеб. – Почему бы вам не рассказать, что сейчас происходит на Севере? Вы так много путешествуете, должно быть, слышали что-нибудь новенькое о янки. – Темные волосы Луизы Саммерфилд, аккуратно причесанные и уложенные кольцами по обеим сторонам шеи, придавали ей какую-то независимость, и со стороны казалось, что смотрит она на Николаса свысока, хотя и была на целый фут ниже.

– Мне кажется, обсуждать политику за обеденным столом вряд ли уместно, – заметил Джулиан, передавая Николасу блюдо с дымящимся цыпленком, хотя стол был накрыт по-королевски, блюда подавались по-домашнему, и капитану было от этого необычайно приятно.

– Янки, – сказал Николас, сделав акцент на этом слове, – слишком обеспокоены последствиями наводнения, чтобы испытывать сейчас какое-либо беспокойство по поводу южан.