– Я – твой муж, Глори. Ты можешь мне все рассказать.

Женщина покачала головой.

– Прости. Я совсем запуталась. Пожалуйста, уходи, утром мне будет лучше.

– Черт побери, дорогая! Скажи, в чем дело.

Гнев мужа передался Глори.

– Я скажу тебе, в чем дело. Во всем! Я не могу больше оставаться здесь. Не хочу быть с тобой. Мне хочется уехать!

– Но почему?

По щекам Глори катились слезы. Она ничего не ответила.

– Ты казалась счастливой, – взволнованно проговорил Николас. – Я думал… Если я что-то сделал не так, чем-то тебя обидел… скажи мне.

Женщина продолжала молчать.

– Скажи мне, черт возьми! Скажи, почему ты хочешь уехать?

– Потому что я тебе не верю. Я не могу со страхом ждать того момента, когда ты уйдешь, хлопнув дверью, чтобы никогда не вернуться. – Глори душили слезы. – Но больше всего на свете я не хочу любить тебя!

Блэкуэлл обнял рыдающую жену и, осторожно убрав с ее лица волосы, сказал тихим, но решительным голосом:

– Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя больше жизни? Все эти месяцы я не находил себе места, считая, что ты любишь другого. Знаешь, как это было тяжело? Неужели ты думаешь, что мне захочется пройти через это снова?

Глори подняла голову.

– Люблю… другого? Я не понимаю. Кого?

– Мы так мало говорили с тобой, но я просто не могу поверить, что ты ничего не знаешь.

– Не знаю… чего?

– Я думал, Натан твой… я не знал, что он твой брат.

Глори невольно отшатнулась.

– Ты думал, что Натан был… кем?

– Думал, что ты любишь его. В Бостоне я пытался объяснить это.

– Нет, Николас, ты ничего тогда не объяснил. – Она сурово посмотрела на мужа. – Как можно было такое подумать? Заниматься любовью с тобой и в то же время любить другого?

– Не знаю. – Мужчина отвел взгляд. – Я был настоящим идиотом.

– И я не знаю. Дело в том, что я не понимаю тебя, поэтому не могу доверять. Но, самое главное, я не могу позволить себе полюбить тебя снова.

– Черт возьми, Глори. Просто не знаю, что делать.

– Наверное, будет лучше, если я уеду.

– Нет.

– Со временем все переменится.

– Между нами ничего не переменится до тех пор, пока ты не вернешься туда, где должна быть.

Глори с вызовом вскинула голову.

– Интересно, где же я должна быть?

– В моей постели. Настало время доказать тебе мою любовь единственным известным мне способом. – Взяв жену на руки, Николас направился к огромной кровати, стоящей в центре комнаты, и осторожно опустил ее на мягкий матрас.

Глори начала сопротивляться.

– Прошу тебя, Николас. Ты только все испортишь.

– Когда-то я говорил тебе, что сам решу, когда придет время. Может быть, мое тело сможет доказать тебе то, в чем бессильны слова.

Капитан приподнял подбородок жены и поцеловал ее, не обращая внимания на сопротивление. Руки Глори оказались прижатыми к груди мужа, и она почувствовала, как бешено стучит его сердце. Глори тихо застонала. Нужно остановить его. Если не сделать этого сейчас, будет поздно.

– Прошу тебя, Николас, – шептала женщина, пытаясь вырваться.

Под натиском поцелуев сопротивление становилось все более слабым, она поняла: ей совсем не хочется выйти из этой битвы победительницей. Мужчина осторожно снял с жены ночную рубашку, оставив ее совершенно обнаженной и дрожащей всем телом.

– Как ты прекрасна, – тихо шептал он. – Именно такой я вспоминал тебя каждой ночью, в эти долгие месяцы.

– Николас, – выдохнула Глори, не в силах остановиться, – я так по тебе соскучилась.

Капитан отпустил руки жены, и они обвили его шею, ее пальцы запутались в его вьющихся черных волосах.

Блэкуэлл целовал губы жены, ее лоб, глаза, покрывал нежными поцелуями плечи.

Дрожащими пальцами Глори расстегнула рубашку Николаса и прикоснулась к теплой коже его груди.

– Я люблю тебя, милый.

– Я знаю. – Мужчина продолжал ласкать жену, пока она не потянула его к себе со всей требовательностью неудовлетворенной страсти…

Они снова и снова любили друг друга. Каждый стремился пробить брешь в долгих месяцах одиночества. Потом Глори положила голову на грудь мужа и притворилась спящей. Только теперь, став настоящей женой Николаса, она, наконец, смогла принять решение.

Глори открыла глаза, привыкая к яркому солнечному свету, льющемуся через открытое окно, и вспомнила события предыдущего вечера. Вздрогнув, женщина повернула голову и увидела Николаса, который смотрел на нее, опершись на локоть. Он убрал спутанный во сне завиток волос с лица жены, продолжая молчать, словно в некоторой неуверенности.

– Все еще хочешь уехать? – наконец, спросил мужчина, стараясь придать голосу беззаботный тон. Его лицо казалось настороженным, словно он боялся услышать ответ жены на вопрос, который все же должен быть задан.

– Нет.

– Сожалеешь о случившемся?

Глори покачала головой. Николас несколько смягчился, хотя женщина была искренней только наполовину. На самом деле, ее продолжали терзать сомнения и раскаяние за то, что снова полюбила Блэкуэлла. Каждый день начинался с таких мучительных раздумий, ни на минуту не оставляющих ее в покое.

– Я твоя жена, – сказала она, робко улыбнувшись, – и буду ею столько, сколько ты этого захочешь.

Стремительно повернувшись, Николас обнял любимую.

– Даже целой вечности мне будет мало. – Он наклонился и поцеловал Глори. Это был страстный, глубокий поцелуй, поцелуй-раскаяние за все причиненные обиды.

Если бы только она могла в это поверить!

Они снова любили друг друга, сначала нежно, потом страстно и неистово, пытаясь наверстать упущенное. Когда больше не осталось сил, Глори приникла щекой к груди мужа, прислушиваясь к ровному биению сердца, и ее светлые волосы рассыпались по его обнаженному торсу диковинным золотистым покрывалом.

– Николас, я должна кое-что тебе сказать. – Глори села в постели и повернулась лицом к мужу.

Блэкуэлл накручивал на палец ее непокорный локон.

– Да, милая?

– Это касается нашего ребенка.

– Не нужно говорить об этом сейчас. Подождем, когда ты будешь готова.

– Мне кажется, такое время никогда не наступит.

Николас поднес к губам ее ладонь, стараясь утешить, если не словами, то лаской.

– Я напрасно обвиняла в случившемся тебя, – заговорила Глори, – ты ни в чем не виноват. – Она судорожно перевела дыхание и отвернулась, чувствуя нестерпимую боль, начавшую было затихать.

– Глори, послушай… – Капитан сел в постели рядом с женой и сжал ее похолодевшие руки.

– Пожалуйста, дай мне закончить. Я знала, все не так просто. Доктор предупреждал, что ребенок занимает неправильное положение, и советовал быть предельно осторожной. Я никому об этом не рассказывала, даже тете Флоу, потому что не поверила в опасность. Конечно, старалась беречься, но, видно, недостаточно. Виновата в случившемся я, а не ты или еще кто-то.

Глори не замечала, что плачет, пока Николас не привлек ее к своей груди.

– Я хочу, чтобы ты перестала винить себя. Мы не знаем точно причины случившегося. Значит, на все воля Божья. У нас будут другие дети, работа над этим, как ты знаешь, уже началась.

Женщина улыбнулась сквозь слезы.

– Да.

– Конечно же, да. – Он припал щекой ко лбу жены. – И я намерен добиваться осуществления цели, используя для этого любую возможность. – Николас повернул Глори к себе и крепко поцеловал ее, доказывая правоту своих слов.

Когда они, наконец, вышли из спальни, день начинал клониться к вечеру.

– Я хочу, чтобы твои вещи перенесли в нашу общую комнату.

Эта просьба и обрадовала, и испугала Глори. С каждым днем она все сильнее привязывалась к мужу. Выбор сделан, причем, как всегда, вместо нее решил Николас. К своему удивлению, молодая женщина поняла, что это ей даже нравится. Дальнейшие размышления прервал громкий стук во входную дверь.

На пороге стояла красивая, элегантно одетая и причесанная женщина под руку с франтовато одетым джентльменом, выглядевшим на несколько лет старше спутницы. Дама пронеслась мимо озадаченного Айзека так стремительно, что тот не успел преградить ей путь. Глори переводила взгляд с Николаса, ставшего чернее тучи, на незнакомку, буквально пожиравшую его глазами, и мужчину, который был откровенно раздосадован происходящим.