Сержант вдруг сделал еле заметное движение рукой, словно показывая, что ему надоело сидеть здесь и выслушивать мою (на первый взгляд неподготовленного человека) чушь, и выдернул провода из разъёмов. Тихо произнёс:

- Концерт окончен. Мне этого достаточно. Уводите.

"Ну и наглость!" - изумлённо подумал я, ожидая, что уж на этот раз офицеры не останутся в долгу, как было раньше. Но, похоже, они не собирались прекращать плясать под его дудку: майор подошёл ко мне и торопливо (кажется, из-за брезгливости) освободил меня от сенсорных щупалец, а полковник распахнул дверь и позвал охранника, который в течение всей проверки (занявшей, кстати, всего несколько минут) топтался у входа в помещение.

"А может, он и не сержант вовсе?.." - пришла неожиданная мысль. Действительно, держался Хаббл так, как будто вся база (вместе с личным (в том числе и офицерским) составом) целиком принадлежала ему одному. В связи с этим напрашивался вывод, что у него либо намного более высокое звание (в чём я, признаться, сомневался: зачем генералу (или кто он там?) играть роль простого сержанта?), либо, что почти то же самое (почти, да не совсем), очень широкие полномочия, и вот это уже казалось гораздо более реальным.

"Может быть, он... тайный агент? Представитель конторы, заменяющей в этих местах ЦРУ?" Возможно. Тогда понятно, почему он присутствовал при "проверке на лживость". Интересно, каким будет его следующий шаг?..

"Вряд ли он остановится на этом допросе с полиграфом, - думал я, под конвоем рядового-блондина возвращаясь к месту временного (в этой жизни вообще всё временное) заключения. - Что-то готовится, что-то нехорошее... но что? Нет, валить отсюда надо, пока он не додумался хотя бы до "сыворотки правды". И на подготовку побега у меня осталось не больше двенадцати-четырнадцати часов... Надеюсь, Дик не передумает..."

И он не передумал.

В этот вечер я прочитал Холлоуэю своё стихотворение до конца, кое-как переведя его на английский.

Я заперт на чужой планете.

Я понимаю, что - в тюрьме.

Тюрьма - не всё, что есть на свете;

Но я сижу в кромешной тьме.

Тюрьма - всего лишь только дом,

Сбежать оттуда можно вроде;

И я бегу, с собой взяв лом, -

Пока один стремлюсь к свободе.

За мной бегут другие люди

И вслед кричат. Я их не жду,

А убегаю прочь оттуда,

Не видя всю их суету.

Но в одиночку не сбежать:

Сейчас ведь в мире дружба в моде;

Осталось друга подождать -

Я не один стремлюсь к свободе.

И вот он, спутник мой и друг,

Я всё же смог его дождаться.

Мы убегаем, а вокруг

Врагов всё больше. Не прорваться.

Не знаем мы, что значит страх,

Но окружает нас лишь бездна;

Средь города наш главный враг,

И с ним сражаться бесполезно.

Но много кто к нам подошёл,

И кажется: мы правы вроде;

Хоть путь у беглецов тяжёл,

Но много нас идёт к свободе.

Мы прорываемся сквозь дым,

Сквозь тучи, ветер и кордоны.

Умрёт пусть кто-то молодым,

Но перепишем мы законы.

Те, кто свободу заслужил,

Имеют право на победу.

И мы бежим изо всех сил,

Пускай враги идут по следу.

Победа, кажется, близка,

Но нас, похоже, догоняют,

И льётся выстрелов река:

Нас всех сражаться заставляют.

И начинается наш бой.

Нам ни за что нельзя сдаваться;

Пусть это наш последний бой,

Но мы не прекратим сражаться.

И вот - всё кончено. Мы ждём,

Когда ж из тучи выйдет солнце.

Свобода пролилась дождём.

За что же нам теперь бороться?

Ответа нет. Борьбе конец.

И всё же нас нашло спасенье:

Свет солнца льётся вниз с небес,

Даруя павшим воскрешенье.

Двенадцать лет назад, когда я на каникулах скучал дома, я изобразил совершенно нереальную ситуацию: несправедливо обвинённые вырываются на свободу и (самое главное) удерживаются там. Но мне бы хотелось, чтобы именно так произошло теперь, когда таким "обвинённым" оказался я сам. И Дик тоже невольно заразился моим желанием.

- Потрясные стихи, - сказал он после того, как я закончил чтение (я даже и не догадывался, что помню произведение полностью - все пятьдесят две строки, и уж тем более не думал, что смогу переложить его на другой язык). - И, что важно, "в тему". Только за одно это я согласился бы тебе помочь.

- Времени у нас немного, - произнёс я (был уже вечер, солдат по базе шаталось немного, так что мы, не стесняясь, разговаривали вполголоса: камеры видеонаблюдения писали изображение, но не звук). - Я так думаю, что этот "сержант" что-то на завтра запланировал в отношении меня; бежать надо сегодня. В ближайшие часы. Пока они не успели ничего предпринять.

- Трудная задача, - проговорил Дик. - База на сто процентов окружена забором из колючей проволоки под током; высота забора - от трёх до пяти метров. Рядом с гауптвахтой - около трёх с половиной. Такое только чемпиону мира по прыжкам с шестом перелететь...

- А если у периметра поставить что-нибудь? Скажем, каменную плиту, а на её край положить доску, другой конец которой будет лежать на верхней нитке проволоки...

- А нас током не ударит? Там же такое напряжение...

- Дерево выступит в качестве изолятора; нам бы только при падении не задеть забор, иначе всё будет насмарку.

- Об этом не беспокойся. Не такой дурак... Да и ты, наверное, тоже...

- Это меня радует. Послушай, что ты должен сделать, когда стемнеет...

Камера видеонаблюдения, висевшая на одиноко стоявшем дереве и державшая под постоянным контролем приблизительно пятьдесят квадратных метров пространства перед зданием гауптвахты, около полуночи (с помощью слабенькой подсветки и маломощного тепловизора) зафиксировала момент, когда охранник, стоявший у каменной плиты у входа в местный аналог тюрьмы, отлип от неё, потянулся и (вместе с автоматом) отошёл куда-то в сторону.

Дежурный оператор системы видеонаблюдения заметил это, пожал плечами и вернулся к своему кроссворду. Часовые ведь тоже люди; а за длинную смену не раз и не два может возникнуть желание посетить всем известное заведение, по глупости проектировщиков построенное лишь в центре базы. Но с поста отлучаться нельзя; вот и находят люди компромисс между уставом и физиологией.

Оператор не заметил, что каменная плита, у которой ранее стоял охранник, во время его недолгой отлучки сдвинулась в том же направлении, исчезнув из поля зрения электронного глаза. Оператор даже не смотрел на дисплей, зная, что, если и случится что-нибудь из ряда вон выходящее (а на территории базы самым серьёзным происшествием за все тридцать лет её существования была кража стимуляторов из медицинского блока), во-первых, это произойдёт без его участия, а во-вторых, он всё равно об этом узнает.

Прошло часа три. Оператор задремал. Именно в тот момент это самое "из ряда вон выходящее" и случилось: охранник, до этого честно нёсший службу под дверью гауптвахты, внезапно поднял свой автомат, нацелив прямо в объектив, и камера в следующую секунду перестала работать.

Через минуту солдат появился в поле зрения камеры у склада. Вырубил и её (а сам тем временем проник внутрь).

Проснувшийся от непонятного чувства тревоги оператор увидел тёмные квадраты вместо важнейших, на его взгляд, изображений и, не раздумывая, включил красной кнопкой сигнал тревоги.