Когда все было готово, я спустился, как обычно по утрам, и прошел через пролом в стене в соседний дом. Как всегда, поднял за собой лестницу. Ни на минуту не оставлял ее висящей. Это был закон, который я ни разу не нарушил. Как и то, что всегда брал с собой пистолет. Вдруг выстрелы раздались совсем близко, на нашей улице. Я слышал крики. Одиночные выстрелы. После этого — звуки шагов бегущих людей. Снова выстрелы. Неужели восстание перекинулось сюда? Не знал, радоваться мне или огорчаться. С одной стороны, может быть, это плохо для восставших. А может, хорошо. Для меня это хорошо, потому что мне не придется ждать до ночи, если бои ведутся рядом.

Я возвратился из соседнего дома и собирался пролезть в пролом в стене, как вдруг увидел двух бегущих людей. Они вбежали в ворота моего дома и остановились на развалинах. Один был ранен. Я видел кровь на его рубашке, он держался за рану рукой. Второй, очень бледный, поддерживал первого. Они вбежали во двор и начали встревоженно озираться. Искали, где бы спрятаться. У них не было оружия. Пока они оглядывались, во двор ворвался немецкий солдат. Он поднял ружье и крикнул, чтобы они остановились:

— Хальт!

До чего же я ненавидел этот язык!

Они стояли на месте. Подняли руки. Солдат хохотал. Я уже знал, что это значит. Это был дурной знак. Я вытащил из кобуры пистолет. Ни о чем не думал. У меня не было никакого плана. Как будто кто-то посторонний думал за меня и управлял моими движениями. Говорил мне, что я должен делать. Солдат прицелился. В ту же минуту прицелился и я. И в то время, как он целился в одного из них, я выстрелил. Выстрелил три раза, один за другим. Парни упали на землю. Видно, подумали, что это стрелял солдат. Один из них выхватил нож и, как сумасшедший, бросился на солдата. Как будто успел бы добежать до него, если бы солдат был жив. И вдруг он остановился, не понимая, что случилось. Меня они не видели.

На солдате была железная каска. Зеленая униформа. Его лицо выражало полное недоумение, когда он вдруг повалился на землю. Ружье выскользнуло из его рук. И солдат опускался на землю медленно, как тряпичная кукла. Только легкая дрожь пробежала по его телу раз или два. Как будто его сотрясали приступы смеха.

Я вышел из пролома в стене. Стрельба на улице слышалась издалека. А через некоторое время смолкла. Одно было совершенно ясно — нам надо было немедленно скрыться. И если за этим солдатом не появятся его товарищи, нам надо тут же избавиться от его трупа.

Парень, который держал в руке нож, спрятал его. Только сейчас он заметил меня. Не придал этому никакого значения. Бросился к солдату, взял его ружье и снял с него патронташ. Я стоял на месте.

— Мальчик! Кто стрелял? — крикнул раненый.

— Ш-ш-ш! Тихо! — проговорил второй. Потом повернулся ко мне и снова спросил:

— Кто стрелял, ты не видел?

— Я, — сказал я ему.

— Мальчик, — повторил человек строго, — ты понимаешь, о чем тебя спрашивают?

Я кивнул головой. Он снова повторил вопрос.

— Да, — ответил я, кивнул головой и поднял пистолет. И быстро спрятал его. Чтобы им не пришло в голову забрать его у меня.

Они смотрели на меня и не верили своим глазам.

— Сначала нам надо найти укромное место и спрятаться, — сказал раненый.

— Где ты скрываешься? — спросил второй, — есть там место для нас?

Я ничего не сказал. Подошел к кабелю и с силой дернул его. Лестница упала вниз. Я показал на нее пальцем. Они быстро подбежали к лестнице. Раненый хотел подняться первым, но не смог.

— Есть у тебя веревка?

Я поднялся наверх и сбросил веревку.

— Позови кого-нибудь из взрослых!

— Здесь никого нет, — сказал я.

Он обвязал раненого товарища и поднялся первым. Потом мы вдвоем подтянули его. Я только предупредил их, чтобы они не проходили мимо окна.

Я быстро поднял лестницу, и мы втроем легли на пол. Я хотел встать и принести воды, но они не разрешили мне. Они не знали, что увидеть меня невозможно. Впрочем, может быть, взрослого человека можно было увидеть от ворот. Этого я не знал.

— Здесь они нас не найдут, — прошептал раненый.

— Но если они найдут солдата, тогда… — он не закончил начатую фразу. Они услышали голоса и крики с польской стороны. Я объяснил им, что это такое. Не знаю, сколько мы пролежали, пять минут или полчаса. В конце концов я решил объяснить им ситуацию. Сказал, что видеть нас невозможно и что у меня есть еда и питье. Спросил, принимали ли они участие в восстании.

— Нет, — сказал тот, что был моложе, — мы только хотели добраться до них. Поляк-подпольщик проводил нас почти до места, мы направлялись в гетто и тут наткнулись на патруль. Нас было десять человек. Не у всех было оружие. Если бы это ружье было у меня полчаса тому назад!

— Болек говорил, что не надо идти короткой дорогой, но Шмулик заупрямился, — сказал раненый. — Потом заметил: — Рана снова кровоточит.

— Кто этот Болек? — спросил я.

— Поляк, — сказал раненый. — Наш польский связной.

— У тебя есть бинты, мальчик?

— Нет, — ответил я.

Я рассказал им о ящике, который видел в одной из квартир соседнего дома. Но невозможно было быть уверенным, что ящик все еще там, и, кроме того, сейчас нельзя было спускаться вниз. Я раскрыл шкаф, достал простыню и взял нож. Начал разрезать ее на полосы. Раненый лежал и стонал. Второй заглянул в шкаф и не мог поверить своим глазам.

— Кто еще здесь живет?

— Никто, — снова повторил я.

Он рассердился. Был уверен, что я скрываю от него правду. Боялся, что нас выдадут или что-нибудь в этом роде.

— Ты что думаешь, мы ничего не понимаем? — злился он.

— Если бы я не доверял вам, — сказал я, — я не спустил бы для вас лестницу.

— Ты тут действительно один?

Теперь уже рассердился я.

— Да, — ответил я и с треском оторвал кусок простыни.

— В другой раз так не шуми, — сказал парень.

Его звали Фреди, а раненого Хенрик.

Фреди перевязал раненого. Потом мы вдвоем перетащили его в шкаф, на мою постель. Он с жадностью пил воду. Фреди тоже напился. Есть они не хотели. Поели перед тем, как пришли сюда.

— Нужно убрать солдата, — сказал Фреди. — Как видно, никто не обратил внимания, что он вбежал за нами во двор. И не заметили его отсутствия.

— Пойдем, помогу, — сказал я.

Мы спустились вниз. Я снова поднял лестницу.

— Кто сделал тебе это укрытие?

— Я все сделал сам. Живу здесь уже два месяца.

— Не верю.

— Не верь.

Я старался не смотреть на то, что делал Фреди. Он раздел солдата.

— Мне пригодится его форма, — извинился он передо мной.

Он собрал вещи в узел, вместе с каской, и спрятал его за большим каменным выступом. Потом взял солдата за ноги и потащил. Он волок его к проему в стене, где впервые увидел меня.

— Замети немного следы, — сказал он мне.

Я засыпал землей лужу крови. Потом пошел по следу и засыпал его мусором, чтобы все выглядело, как раньше.

С большим трудом протолкнули мертвого в дыру. Сделали это вместе. Я не думал, что мне будет так безразлично заниматься подобным делом.

— Что теперь? — спросил я.

— Оставим его в одной из квартир, — ответил Фреди.

— Но, — сказал я, — я ведь здесь живу. Невозможно, чтобы рядом был мертвый солдат. Они его найдут.

Фреди положил труп на пол и сказал:

— Ночью я пойду к восставшим. В основном из-за ружья и пуль, которые я достал. Но Хенрик останется. Рана его несерьезная. Он знает, как перебраться за стену. Там у нас есть связной, и Хенрик сумеет найти его. Он отведет вас в леса. Ты пойдешь с ними. Тебе нечего оставаться здесь одному. Хотя у тебя есть необыкновенное укрытие. Я до сих пор не могу себе представить, что ты все сделал сам. Но ты должен понять — они собираются отдать этот район полякам. Что ты будешь тогда делать? Не сможешь двинуться с места. Не сможешь дышать. Особенно в том случае, если кто-то поселится на развалинах. Ты ведь знаешь, у них плохо с квартирами. И они построят здесь какой-нибудь барак.