Иенсен-Джонсон-Ионеску-Ивандопуло недовольно пожевал губами и промолчал.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться? — с полной официальностью спросил Яшка.

— Спрашивайте, матрос Букин! — ответил Витька.

— Какие будут распоряжения насчет обеда?

— Да, поесть было бы неплохо, — сказал Витька. — Давайте-ка займемся, ребята. Алек, тебе Хаугланд объяснил, где лежат продукты?

— Они в том ящике, — сказал Алек, указывая на ящик, на котором сидел Иенсен-Ивандопуло.

— Пожалуйста! — сказал Иенсен. — Если вам нужен этот ящик, то пожалуйста! — Он встал и хотел отойти в сторону, но в этот момент плот сильно качнуло, и торговец марками был вынужден снова присесть.

— Ой, господа, мне так нехорошо! Я всегда плохо переносил морские путешествия, а здесь так сильно качает… Я лучше лягу.

Иенсен с трудом добрался до расстеленного на полу спального мешка и повалился на него бесчувственной тушей.

С непривычки ребята тоже испытывали дурноту от качки, особенно Алек, но все они стойко справлялись с этим неприятным ощущением. Во всяком, случае, качка не помешала им плотно пообедать консервированными продуктами. Здесь было все, что угодно, начиная от упакованных в запаянные банки бутербродов и целых комплектов завтраков до банок с ананасами, которые оказались точно такими же, как те, которые продаются в Москве в Гастрономе № 1 на улице Горького. Ребята предложили закусить и Иенсену, но он только застонал в ответ.

Плот медленно плыл, увлекаемый экваториальным течением, тихо покачиваясь на океанских волнах. Слабый ветер едва надувал парус. Ребята сидели на палубе. Над ними было безоблачное синее небо тропиков, совсем непохожее на бледное, как будто разбавленное молоком, небо северных стран. Поднявшееся уже довольно высоко солнце стало припекать сильнее. Витька оказался прав — здесь, в Тихом океане, было раннее утро. Ребята сняли рубашки и башмаки и, оставшись в трусиках, блаженствовали, подставив спины ветру и солнцу. После обеда наступило состояние мирного покоя. Все треволнения этого суматошного дня остались позади; они осуществили первую часть своего плана, а впереди их ждали такие приключения, которые бывали только в старых книгах.

— Ребята, а который час? Не пора ли нам Серегу сменить?

— Рано еще!

— А кто будет сменять?

— Я, — сказал Витька.

— Не нравится мне этот румынский грек! — сказал Яшка. — Не может быть, чтобы он случайно к нам на плот попал, что-то у него на уме.

— Не румынский грек, а норвежский турок! — лениво сказал Алек и растянулся на животе в тени паруса, подложив руки под голову. — Ничего особенного. Торговцы, они все такие.

— Надо пойти посмотреть, что он там делает, — сказал Яшка и направился в каюту.

Витька посидел еще немного, прислушиваясь к шуму волн и поскрипыванию снастей, и пошел на корму сменить Серегу у руля.

По дороге он заглянул в каюту. Иенсен лежал на прежнем месте, а Яшка мирно похрапывал, растянувшись на спальном мешке у другой стенки. Витька прошел на корму. Серега клевал носом, облокотившись на румпель. После консервированного обеда и целой банки компота из ананасов на него напало такое же дремотное состояние, как и на остальных ребят.

— Серега, иди отдыхать! Я тебя сменю, — сказал Витька.

— Да я ничего… ещё не устал.

— Ладно, иди. Следующим будет дежурить Алек. Я его сам разбужу. А ты можешь быть свободен.

Серега побрел в каюту.

Витька уселся на деревянный ящик и облокотился на руль. Чтобы не задремать, он стал перебирать в памяти все события дня. «Конечно, — думал он, — с плотом получилось как-то не очень складно. Формально-то мы правы. Мы ведь предупреждали Хаугланда, что хотим перенестись вместе с плотом в Тихий океан. Мы честно и настойчиво несколько раз повторили, что можем это сделать на самом деле. Это его, Хаугланда, ошибка, что он нам не поверил и, очевидно, подумал, что мы просто шутим, и решил сам нас разыграть. Но все-таки получилось нехорошо. Наверное, надо было еще раз ему все толком объяснить или, еще лучше, надо было дать самому испытать действие прибора — перенестись вместе с ним куда-нибудь недалеко, только чтобы он мог убедиться, что мы не шутим, а в самом деле можем нарушать законы физики. Тогда он поверил бы и, наверное, не позволил нам забирать плот и отправляться на нем в Тихий океан. Хотя, может быть, и позволил бы. Ведь, в конце концов, мы можем вернуть плот на место в полной сохранности и даже, если пустить время обратным ходом, в тот самый момент, когда мы отправились в свое путешествие. Правда, если с обратным временем получится все, как надо. Только как-то трудно в это поверить, очень уж все нелепо получается. Во всяком случае, надо внимательно следить, чтобы на плоту все было в полном порядке. Съеденные консервы — это мелочь. В конце концов, можно будет прислать из Москвы посылку. Подумаешь, много ли съедят за два дня четверо ребят?.. Да, а теперь к нам навязался еще этот румынский турок Ивандопуло. Фамилия-то какая нелепая!..»

Витька сидел, опершись на рулевое весло, и задумчиво следил за тем, как от кормовых бревен сбегали пенистые струйки воды.

«Вообще-то странная штука — этот трансформатор… — продолжал Витька свои размышления. — Действует он исправно, но пока от перемены физических законов ничего путного не получилось… Ну, с трением — это понятно. Можно было и самому догадаться, что, если полностью отменить трение, ни одна машина не сможет работать, вообще неизвестно, как можно будет двигаться… Ну, а потом? Правда, тут пошла такая неразбериха — то пришлось включить обратное время, то этот Васька начал мудрить с трансформатором. Это все еще не настоящие опыты. Интересно попробовать еще что-нибудь переключить, только надо это делать не как попало, а серьезно и обстоятельно…»

Плот мерно покачивался на волнах вверх — вниз, вверх — вниз. Витька начал клевать носом.

«Что там еще есть? — вспоминал он, стараясь представить себе панель трансформатора. — Вот если, например, отменить закон инерции: «Всякое тело стремится сохранить состояние покоя или равномерного движения…» Предположим, я сейчас еду по пустыне на мокром верблюде. Верблюд очень большой, и идет он очень медленно. Медленно, медленно… И качается, как на качелях, вверх — вниз… вверх — вниз… Верблюды идут вереницей, один за другим, и солнце жарит, и верблюды идут и качаются вверх — вниз…»

Витька проснулся, когда его сильно захлестнуло волной. Рулевое весло вырвалось из рук, и плот стал поворачиваться бортом к волне. Витька изо всех сил навалился на весло, но повернуть плот ему было не под силу.

— Ребята-а! — закричал он. — На помощь!

Но ребята спали.

Витька снова покричал, но так как никто не приходил, пришлось пытаться самому выправить плот. Упираясь ногами в скользкие бревна, он старался повернуть рулевое весло, чтобы плот снова стал по ветру. Но это было очень трудно: требовалось большое усилие. Парус полоскался и громко хлопал. Должно быть, этот шум и усилившаяся качка разбудили Алека. Он появился на корме заспанный и не сразу понял, в чем дело. Витька крикнул ему, чтобы он поднял остальных ребят. Но они уже проснулись сами и бежали на корму. Получился настоящий аврал. Тут было уже не до команд и не до игры в моряков, надо было по-настоящему спасать положение. Общими усилиями ребятам удалось наконец развернуть плот по ветру. Все вымокли с головы до ног, но были довольны.

— Вот это я понимаю! — воскликнул Серега. — Настоящая морская жизнь!

Какой мальчишка не мечтает о суровой жизни моряка! О борьбе со штормами, героических подвигах, далеких плаваниях, белых парусах и соленом ветре!

В любой деревне, где есть хоть маленькая речка, пруд или просто большая лужа, ребята непременно начинают строить плот. Через это увлечение неизменно проходит почти каждый. Должно быть, это просто в крови у мальчишек. Некоторым удается не растерять свою страсть к Неизвестному, удается пронести ее через всю жизнь. Из таких мальчишек выходят со временем Колумбы и Нансены, Чкаловы и Гагарины. Если отвлечься от научных проблем, то путешествие Хейердала на плоту через Тихий океан было тоже своего рода реализацией мальчишеской мечты о плавании в Неизвестное.