– Видно, зря я все это затеял. Думал, ты увереннее держишься на воде.

– Я держусь на воде замечательно! – отфыркиваясь, заявила Маргрит. – Ты меня просто напугал, вот и все.

В ушах оглушительно стучал пульс. Она и так бултыхала ногами сильнее, чем нужно, а когда Густав обвил их своими, отчаянно забилась, стараясь высвободиться.

– Что с тобой, солнышко? Разве ты не умеешь плавать? Вы, Вестберги, всегда казались мне настоящими тюленями.

– Разумеется, я умею плавать… – Маргрит чуть не задохнулась от возмущения, поэтому слова вышли едва слышными.

Густав засмеялся.

– В чем же тогда дело? Или ты боишься, что я опять возьмусь за старое, вот так?

Прежде чем она успела увернуться, он притянул ее к себе и в тусклом мерцании звезд безошибочно отыскал ее рот. Маргрит ощутила приятный вкус озерной воды и некоторую твердость его нижней губы.

Она рванулась и сразу почувствовала, что уходит под воду с головой. Густав не ослабил хватки и не оторвал рта от ее губ. Он оттолкнулся от дна, и, когда они снова всплыли на поверхность, руки Маргрит отчаянно сжимали его плечи, а его язык настойчиво пытался найти лазейку в ее рту.

Вдобавок он плотнее обвил ее ноги своими, и теперь они были настолько тесно прижаты друг к другу, что молодая женщина ощущала малейшее движение его мышц.

Она неистово вцепилась в него, пытаясь вывести из равновесия и улизнуть. Их разделяла только ее тонкая хлопчатобумажная майка, и Маргрит с болезненной остротой чувствовала его твердый живот, грудью ощущала волосы на его коже, а губами – его приглушенный смех.

Молодая женщина удвоила усилия. Ей совсем уже удалось выскользнуть, но Густав одной рукой обхватил ее за плечи и вновь привлек к себе. Его страсть невероятно возбуждала Маргрит, но она упрямо пыталась обрести свободу. Однако только наглоталась воды.

Его руки чуть разжались.

– Так лучше? – прошептал он.

– Густав, милый, не…

Он не дал ей договорить, и Маргрит пришлось молча подчиниться его соблазнительно-настойчивому желанию. Темная неподвижная вода разомкнулась, когда его рука соскользнула с ее спины и проникла спереди под майку.

Поводив пальцами по затвердевшему, как нераспустившаяся почка, соску, Густав накрыл грудь всей ладонью. Ее тело мгновенно отозвалось на ласку.

– Густав… – только и выговорила Маргрит тихим срывающимся голосом.

Он убрал руку и стал подгребать ею к берегу, другой придерживая молодую женщину и не давая ей плыть самой. Когда Густав вновь остановился, стало ясно, что сам он стоит на твердом дне, но для нее здесь было еще глубоко. Оставалось только ухватиться за него, но руки скользили по гладкой мокрой коже, хотя Маргрит и вдавливала кончики пальцев в его упругие мышцы. Ее ноги висели свободно, и Густав, опустив руку, обвил их вокруг себя. А потом эта же рука легла ей на поясницу и, чуть помедлив, протиснулась под шорты.

От этого интимного прикосновения Маргрит снова забилась и всхлипнула в бессвязном протесте.

– Маргрит, Маргрит, радость моя, перестань, – хрипло произнес он. – Ты утопишь нас обоих.

Отвернув голову, она стала брыкаться, стараясь вырваться из его рук.

– Не надо, Густав, ну!

– Да ты и впрямь струсила, – изумленно пробормотал он и неохотно отпустил ее.

Отплыв подальше от него, Маргрит запоздало огрызнулась:

– Мне лучше знать!

Наконец ее ноги коснулись дна, и молодая женщина, скользя по мягкому вязкому илу, выбралась на берег.

– У меня на тебя рефлекс. Не забывай: я видела тебя в действии!

С ее ресниц капала вода. В темноте Маргрит зацепилась за железную жаровню и громко выругалась.

Густав, неслышно подкравшись сзади, шлепнул ее.

– Выбирай выражения, девочка!

Она резко повернулась к нему лицом.

– Я не играю в такие игры, Густав Бервальд.

Если это все, что у тебя на уме, будь добр, держись отсюда подальше, пока я не вернусь в Стокгольм.

Повисла гнетущая тишина, и Маргрит не успела вовремя отбросить прочь возникшие у нее сомнения. Итак, он стал к ней приставать.

Но пусть не рассчитывает заняться своим любимым «водным» видом спорта. Ничто не заставит ее на это пойти! Здесь она должна решить свою судьбу и в личном, и в профессиональном плане, а для этого надо как следует сосредоточиться. Вряд ли пойдет на пользу ночь с мужчиной, который, по его же словам, предпочитает случайные связи.

Густав навис над ней, поблескивая мокрой кожей. Маргрит почти физически ощущала исходящие от него волны раздражения. Он схватил ее, притиснул к своему холодному твердому телу, и в этом прикосновении не было уже никакой ласки.

– Твоя ошибка в том, что ты смешиваешь меня с другими мужчинами, Маргрит, – процедил он. – Но если ты думаешь обо мне только так, если такое впечатление ты пронесла через все эти годы, то мне, пожалуй, лучше поддержать свою репутацию!

Отчаянно пытаясь защититься, Маргрит не стала церемониться.

– Все эти годы? – презрительно усмехнулась она. – Какой же ты, однако, самонадеянный! Да я забыла, что ты и на свете-то существуешь!

Это была явная ложь, но Маргрит уже не владела собой.

Его мокрые волосы серебрил свет луны, на гладких плечах посверкивали капельки воды.

Как завороженная, она не отрывала глаз от его лица, пока оно темным пятном не заслонило звездный небосвод. Густав приблизил рот к ее мягким беззащитным губам, и агрессивный язык попытался прорвать их слабую оборону.

Это было безмолвное первобытное единоборство: его мужское начало стремилось утвердить свое превосходство над женским.

Наконец Маргрит выдохлась, обмякла в его руках, признавая свое поражение, и почувствовала, что и его мышцы становятся мягче, а натиск постепенно ослабевает. Правда, ей показалось, что ослабевает он слишком уж медленно, что губы его все не могут оторваться от ее рта, а руки что-то уж очень неохотно отпускают ее тело… Но все это Маргрит приписала своему воображению. Она была чересчур потрясена, чтобы сердиться, слишком измотана, чтобы почувствовать облегчение. – Прежде чем уйти, Густав коротко выругался, потом столь же коротко извинился, но она не услышала ни того, ни другого. Он направился к своему грузовичку, развернулся на поляне и уехал в ночь.

Маргрит долго не могла заснуть, потом все же забылась тяжелым сном. Едва пробудившись, она тотчас вспомнила о Густаве, но решительно прогнала от себя эти мысли. Сегодня лучше не давать себе ни минуты покоя. Иногда полезно заняться самоанализом, но было совершенно ясно, что сейчас не тот случай.

Дорога до деревеньки Зюдерхольм заняла чуть больше четверти часа, и пролегала она по красивейшим местам острова. Проезжая мимо въезда на ферму Густава Бервальда, Маргрит машинально снизила скорость. Ферма раскинулась на берегах небольшой бухты, и молодая женщина всегда видела только ту ее часть, что просматривалась с дороги. Но ей никогда не приходило в голову поинтересоваться, велико ли хозяйство на самом деле…

День прошел великолепно, Маргрит такого даже не ожидала. Она бродила по полузабытым улочкам, заглядывала в лавочки, посетила старую церковь, где ее поразило качество резьбы на дверях. Живя и работая в Стокгольме, она как-то совсем забыла о них.

Краткий визит в отделение банка напомнил ей, что она не может вечно баловать себя. Рано или поздно ей придется вернуться в Стокгольм, а там либо выйти замуж за Александра, либо расстаться с работой. В последнем случае все нужно будет начинать с нуля.

Впрочем, на раздумья у нее еще оставалось несколько дней. А пока обо всем этом следовало забыть. С подобными решениями лучше не спешить. Гораздо проще избежать неприятностей вначале, чем долго и мучительно разбираться с ними потом.

Добравшись до дому и выйдя из машины, Маргрит сразу почуяла запах дыма, услышала какое-то шипение и только после этого заметила, что между деревьев стоит знакомый грузовичок.

– Привет! А я начал готовить мясо, как только услышал, что открываются ворота. Надеюсь, ты не потеряла аппетит по дороге?