— Ты что это, Дэви? — спросил Эдди.

— Ничего.

— Вот и хорошо, — сказал Эдди. — Такие слова и слушать приятно. Слезай с рук, чертова перечница, кончай хныкать и дай отцу спокойно выпить.

Дэвид стал рядом с ним, вытянувшись во весь рост.

— А в отлив здесь можно ловить рыбу? — спросил он Эдди.

— Лови, никто тебя не тронет, — сказал Эдди. — Мурены попадаются. Но крупнее их ничего не будет. В малую воду крупная рыба сюда не проходит.

— Папа, можно мы в отлив опять сюда приедем?

— Что ж, если Эдди разрешит. Эдди теперь главный командир.

— Да ну вас, Том, — сказал Эдди. Он был счастлив, и его губы, красные от меркурохрома, были счастливы, а счастливее всего были его налитые кровью глаза. — Кто не сумел бы врезать этой паршивой акуле из той штуки, тому эту штуку надо выкинуть подальше от беды.

— Здорово ты этой акуле врезал! — сказал Томас Хадсон. — Просто замечательно. Так врезал, я и выразить не могу.

— И не выражайте, — сказал Эдди. — Я эту мерзкую сволочь до конца дней своих буду помнить — как она извернулась брюхом вверх. Видели вы когда-нибудь такую мерзость?

Они сидели в ожидании ленча, и Томас Хадсон смотрел на море, на Джозефа — как он подплывал в шлюпке к тому месту, где акула ушла под воду. Джозеф перегнулся через борт и смотрел в оптическую трубку.

— Видно что-нибудь? — крикнул ему Томас Хадсон.

— Глубина слишком большая, мистер Том. Она под риф ушла. Лежит, наверно, на самом дне.

— Эх, достать бы ее челюсти! — сказал Том-младший. — Отбелить бы их и повесить. Да, папа?

— Меня бы, наверно, кошмары из-за них мучили, — сказал Эндрю. — Очень хорошо, что у нас нет этих челюстей.

— Вот был бы трофей! — сказал Том-младший. — Его бы в школе показать.

— Если бы мы достали эти челюсти, их получил бы Дэв, — сказал Эндрю.

— Нет. Их бы получил Эдди, — сказал Том-младший. — Но если бы я попросил, думаю, он бы мне их отдал.

— Он отдал бы их Дэви, — сказал Эндрю.

— Пожалуй, не стоит тебе опять идти в воду, Дэв, — сказал Томас Хадсон.

— Да это же не скоро, еще сколько времени после ленча пройдет, — сказал Дэвид. — Ведь надо ждать отлива.

— Я говорю о подводной охоте.

— Эдди сказал, что можно.

— Да, знаю. Но я все еще не отошел от испуга.

— Но Эдди-то знает.

— А может, ты сделаешь мне такой подарок и не пойдешь?

— Если хочешь, папа, пожалуйста. Но я так люблю плавать под водой. Больше всего на свете люблю. И если Эдди говорит, что…

— Хорошо. И вообще подарки выпрашивать не полагается.

— Да нет, папа, я, может, не так сказал. Если ты против, я не пойду. Но Эдди говорит…

— Ну а мурены? Эдди говорил про мурен.

— Папа, мурены всегда бывают. Ты сам учил меня не бояться мурен, говорил, как их отгоняют, и откуда их ждать, и в каких ямах они живут.

— Да, правильно. Но я же позволил тебе плавать там, где была эта акула.

— Папа, ведь мы все там были. Не взваливай на себя какую-то особенную вину. Я просто слишком далеко заплыл, у меня сорвалась хорошая сельдь с гарпуна и напустила в воду крови, а ее кровь почуяла акула.

— А как она примчалась — как гончая, — сказал Томас Хадсон. Он пытался освободиться от волнения. — Мне приходилось видеть, как они мчат на такой скорости. Одна жила недалеко от Сигнальной скалы и каждый раз приплывала на запах наживки. Мне стыдно, что я не попал в эту.

— Твои пули ложились почти в цель, — сказал Том-младший.

— Вот именно, почти, а убить ее я все-таки не убил.

— Папа, она не за мной примчалась, — сказал Давид. — Она за рыбой.

— Заодно и с тобой бы расправилась, — сказал Эдди. Он накрывал на стол. — Не обольщайся, миленький, и ты бы не уцелел. От тебя пахло рыбой, и рыбья кровь в воде. Она бы и на лошадь напала. На все бы напала, что ей ни подвернись. О господи! Перестань болтать, хватит. Придется мне еще выпить.

— Эдди, — сказал Дэвид. — А в отлив правда не опасно?

— Конечно, нет. Я же тебе говорил.

— Ты это для того, чтобы доказать что-то? — спросил Дэвида Томас Хадсон. Он успокоился и перестал смотреть на море. Он знал: Дэвид поступает так, как ему нужно; зачем, почему — не важно; и он знал, что не должен тут быть эгоистом.

— Да папа, просто я больше всего на свете это люблю, и день сегодня такой подходящий, и как знать, а вдруг налетит…

— И Эдди говорит… — перебил его Томас Хадсон

— И Эдди говорит… — во весь рот улыбнулся Дэвид.

— Эдди говорит, пропадите вы все пропадом. Садитесь ешьте, пока я всю еду за борт не выбросил. — Он стоял, держа на подносе салатницу, блюдо с подрумяненной рыбой и картофельное пюре. — Где этот Джо?

— Он поехал искать акулу.

— Вот псих!

Когда Эдди спустился вниз, а Том-младший стал передавать по столу тарелки с едой, Эндрю шепнул отцу:

— Папа, Эдди — пьяница?

Томас Хадсон пододвинул к себе холодный салат из картофеля под маринадом, посыпанного черным перцем крупного помола. Он научил Эдди готовить его, как готовили в Париже у «Липпа», и это было одно из лучших блюд, которыми Эдди угощал на катере.

— А ты видел, как он подстрелил акулу?

— Конечно, видел.

— Пьяницы так не стреляют.

Он положил салата на тарелку Эндрю и потом взял себе.

— Я потому спрашиваю, что мне отсюда виден камбуз, и, пока мы тут сидим, он уже раз восемь прикладывался к бутылке.

— Это его бутылка, — пояснил Томас Хадсон и положил Эндрю еще салату. Эндрю был сверхбыстрый едок. Он говорил, что научился этому в школе. — Энди, ешь помедленнее. Эдди всегда приносит на катер собственную бутылку. Хорошие повара почти все немножко выпивают. А некоторые и сильно пьют.

— Он восемь раз прикладывался, я видел. Стойте. Вот уже девятый.

— Иди ты к черту, Эндрю, — сказал Дэвид.

— Перестаньте, — сказал им обоим Томас Хадсон.

Вмешался Том-младший:

— Замечательный, прекрасный человек спасает жизнь твоему брату, но стоит ему сделать глоток или несколько глотков из бутылки, как ты обзываешь его пьяницей. Не место тебе среди людей, Энди.

— Я не обзывал его, а просто спросил папу, пьяница он или нет. Я не против пьяниц. Просто мне хочется знать, кто пьяница, а кто не пьяница.

— Как только у меня заведутся деньги, я куплю Эдди бутылку того, что он любит, и разопью ее с ним, — величественно объявил Том-младший.

— Это что такое? — Над трапом появилась голова Эдди с сигарой в уголке смазанного меркурохромом рта и в старой фетровой шляпе, сдвинутой на затылок, так что осталась белая полоска над загорелой частью лица. — Если я увижу, что вы не пиво пьете, а спиртное, смертным боем вас изобью. Всех троих. И хватит этих разговоров. Хотите еще картофельного пюре?

— Пожалуйста, Эдди, — сказал Том-младший, и Эдди спустился в камбуз.

— Вот уже десятый раз, — сказал Эндрю, глядя вниз.

— Замолчи, наездник, — сказал ему Том-младший. — Имей уважение к достойному человеку.

— Возьми еще рыбы, Дэвид, — сказал Томас Хадсон.

— А где тут моя большая сельдь?

— По-моему, она еще не поджарена.

— Тогда я возьму вот эту.

— До чего же они сладкие.

— Когда ловишь гарпуном, они еще вкуснее, если сразу есть, потому что из них вся кровь вышла.

— Папа, можно я позову Эдди выпить с нами? — спросил Том-младший.

— Конечно, — сказал Томас Хадсон.

— Он уже пил с нами. Вы разве не помните? — перебил их Эндрю. — Мы пришли, и он сразу с нами выпил. Помните?

— Папа, можно я позову его выпить с нами еще раз и поесть с нами тоже?

— Пожалуйста, — сказал Томас Хадсон.

Том-младший сбежал вниз, и Томас Хадсон услышал, как он сказал:

— Эдди, папа говорит, чтобы вы приготовили себе стаканчик, поднялись наверх и выпили и поели с нами.

— Да ну, Томми, — сказал Эдди. — Я среди дня никогда не ем. Позавтракаю утром, а потом вечером чего-нибудь пожую.

— Ну хоть выпейте с нами за компанию.

— Я уже парочку пропустил, Томми.

— Давайте со мной выпьем, а я буду пить пиво.