— Бах! Прости, дядя Ян.

— Попался, дядя Ян, — сказал Стив.

Мы вытащили из карманов пули и стали катать их по столу. Сияющие цилиндрики с острыми кончиками, чтобы протыкать кожу. Маузер притягивал нас к себе и друг к другу, будто он был магнитом, а мы — металлом. Мы еще долго сидели на полу, уперевшись в него ладонями, даже когда нам больше уже не хотелось потрогать маузер. А когда мы слышали какой-то подозрительный звук, мы больше не волновались — ведь у нас был маузер, и мы могли выстрелить в сторону звука и подстрелить того ублюдка, что к нам подкрадывался.

* * *

Первый раз в жизни мы ночевали одни, без деда. Кирк помог мне перетащить матрас в их спальню и разложить его между кроватями. Он положил маузер рядом со мной, рукояткой на мою подушку.

— Миссис Маузер будет спать с тобой, — сказал он.

Я натянула одеяло на себя и на пистолет. Кирк свесил руку с кровати, чтобы касаться оружия даже ночью.

Рано утром, в сероватых сумерках, я открыла глаза и увидела Кирка с пистолетом в руках.

— Я положу его на место, — прошептал он.

— Не забудь взять стул.

* * *

Следующим утром матушка Марджи привезла деда домой в своем «додже».

— Возила его в больницу в Эчуке, — сказала она, когда я вышла их встретить.

— Ты в порядке, дед? — спросила я. У него на лбу виднелся ряд черных стежков.

— Гребаные деньги, — проворчал он.

— Забудь об этом, Роберт, — сказала ему Марджи. — Это была просто пьяная болтовня.

— Дерьмо! Это все Ян начал.

— Остынь. Пусть все успокоится.

— Черт с ним, со спокойствием, — процедил дед.

Матушка Марджи покачала головой и вернулась к «доджу». Она уехала, а дед зашел в дом и скрутил папиросу с «Белым волом».

— Все дело всегда в гребаных деньгах, — проговорил он, поднося спичку к папиросе. Веки у него опухли, и он был бледен. Под рядом из черных стежков запеклась кровь. — Вот так, Джастин. Больше ты к ним не пойдешь. И твои братья тоже. За тем придурком должок. — Он затянулся дымом.

Дед разговаривал со мной так же, как и отец. Вроде бы они обращались ко мне, но говорили при этом сами с собой. Я была не больше чем повод.

* * *

Эта катастрофа произошла два года назад. С тех пор Уорлли и Ли стали врагами, словно на войне, на которой дед был в сороковых годах. «Я и Сэнди против чертовых обезьян. Они были сделаны не из того же теста, бог знает, что у них текло в венах, но точно не кровь». Теперь мне приходилось ходить по Хенли-трейл в одиночку.

5

С одной стороны дороги, ведущей к остановке, шел лес. За ним, за разбухшими от влаги эвкалиптами, сквозь Удавку бежала река. Там же было и мое убежище.

— О, верные Богу,^[4] — пела я. Услышав крик какаду, я подняла пистолет. Бах! И птица упала на землю. — Радостно ликуйте!.. — Бах! Бах! Бах! — и вниз попадали дерево, облако и солнце.

Я дошла до камня, который дед положил на дороге, чтобы я знала, где остановиться, и пнула его. Глядя на дорогу, я все засовывала язык в дырку в зубах и высовывала его. В автобусе, скорее всего, уже будут сидеть Уорлли. До катастрофы мы сидели все вместе. Теперь в автобусе Уорлли не обращали на меня внимания, будто я была невидимкой.

На дороге показался автобус, и я подошла ближе к обочине. Он остановился и забуксовал, грязь хлюпала под колесами и разлеталась по сторонам. Когда я шагнула в проход между сиденьями, Уорлли отвели взгляд. Они не знали, дома папа или нет, поэтому безопаснее всего было со мной не связываться. Но они знали о том, что у деда есть маузер, — видели, как он его чистит, и слышали, как дед рассказывал о братьях-пистолетах: и какая у них дальность стрельбы и что для попадания хватило бы одной пули.

Пока автобус сворачивал с Хенли-трейл на Йоламунди-роуд, я, опустив взгляд, выбрала себе одно из передних мест. Сквозь стекло пригревало солнце. Я слышала, как кузены Уорлли болтают и смеются на заднем сиденье, но постепенно автобус собирал все больше детей с остановок, они рассаживались между мной и Уорлли, и больше я их не слышала. Я прижалась носом к стеклу. Еще один день — и папа вернется домой. Я засовывала язык в дырку между зубами и вынимала его, снова и снова, пусть даже из-за этого мне было больно.

6

Автобус вскоре доехал до школы. Я вышла из него и, не оглядываясь, пошла по дорожке к входной двери. Во дворе перед начальной школой Нуллабри были желтые игровые площадки и зеленый участок травы под турниками с лесенкой; еще одна площадка овальной формы, обсаженная кустами вместо ограды, находилась позади школы. Ученики непрерывным потоком тянулись через ворота к зданию школы. На площадке, прислонившись к лесенке, стояли Доун и Норина. Норина — главная среди нас, и у нее длинные волосы с зеленым ободком, который подходит под цвет школьной формы.

— Привет, Джастин, — сказала Доун.

— Привет, — ответила я.

— Джастин, ты сегодня причесывалась? — спросила Норина.

Я потянула за колтуны на затылке.

— Вроде того, — ответила я.

Прозвенел звонок, и мы пошли в класс миссис Тернинг.

* * *

Миссис Тернинг стояла у доски и ждала, пока мы рассядемся по своим местам. Я села рядом с Кэти Уорлли. Она отвела взгляд.

— Доброе утро, класс, — сказала миссис Тернинг.

— Доброе утро, миссис Тернинг, — ответили мы.

— Я надеюсь, что вы все выполнили домашнюю работу, потому что сегодня мы начнем с записи слов по буквам. — Миссис Тернинг приехала из Англии, она сама показывала нам ее на карте указкой. «Очень далеко отсюда, совсем другая страна, во всех смыслах!»

— Достаньте, пожалуйста, рабочие тетради, — велела она.

Кэти и я вытащили их из-под парты.

— Мы начнем с буквы «а», и далее по порядку. Пожалуйста, откройте чистую страницу, и мы приступим.

При миссис Тернинг все вели себя тихо. Она работала в школе со дня ее основания. Волосы у нее были седые, она собирала их в тугой узел у самой шеи.

Я поставила карандаш на тетрадную страницу и нажала на него.

— Дети, запишите по буквам слово «арбуз». А-рб-у-з, — произнесла миссис Тернинг.

Кэти начала записывать. Я прикоснулась карандашом к бумаге и нажала на него. Я видела буквы задом наперед. «С» была впереди «п», «т» появлялась перед «д», «и» стояла раньше «б».

В первом классе начальной школы Нуллабри нашей учительницей была миссис Беттсбоуэр. Когда миссис Беттсбоуэр спросила: «Кто хочет отвечать первым?» — я подняла руку. Миссис Беттсбоуэр сказала: «Джастин, можешь найти в коробке слово „друг“?» Я поднялась, подошла к коробке, стоявшей в передней части класса, но не смогла найти нужное слово. Миссис Беттсбоуэр попросила: «Джастин, посмотри-ка повнимательней». Но я и так смотрела во все глаза. Где же оно? «С какой буквы начинается слово „друг“, Джастин? Подумай-ка. Можешь найти слово, которое начинается с буквы „д“?» Я смотрела, искала, но не видела ни единого слова, которое начинается на «д». Я видела другие слова: «ток», «ьсуг», «я», «асил». Но там не было «друга». Миссис Беттсбоуэр нахмурилась. Она сказала: «Садись на место, Джастин». Я почувствовала, как жар заливает мне лицо, и пошла к своему месту. Я смотрела себе под ноги. Миссис Беттсбоуэр сказала, что в коробке было это слово, оно лежало прямо у меня перед глазами, но я не смогла его найти. Больше я никогда не поднимала руку на уроке.

Это все потому, что я родилась ногами вперед. Слова для меня тоже шли задом наперед, как и я сама. Когда заканчивался очередной учебный год, я не могла поспеть за остальными. В любом задании, в котором были слова или ряд чисел, мне приходилось угадывать правильный ответ. Я следила за другими детьми в поисках намеков и подсказок. Я стояла позади всех и смотрела за тем, какую линию выписывает карандаш, слышала начало ответа — и порой этого было достаточно, чтобы я знала его конец. Но не всегда.