Постоянное сближение на опасно короткое расстояние и постоянное отталкивание "грани произведения" и - "регулятивной идеи" здесь - в философии - особенно насущны и особенно затруднены.
Замечу только, что в XX веке, когда культура сдвигается в эпицентр вседненного бытия и когда две основные регулятивные идеи все острее - и именно в своем сопряжении - тревожат наше сознание, в этих условиях особое значение приобретает поэтика философского произведения как единого целого, но не как компендиума различных идей и мыслей. В философию (и в ее понимание не-философом) все глубже проникает та игра читателя и автора, та сознательность развертывания и - снова - замыкании целостного космоса (композиции) философских трудов, что столь характерна для поэтики личности, для искусства, в частности. Или, скажу так: такая игра должна глубоко проникнуть в философию, если та хочет реально жить в ключе культуры XX века.
Но детально говорить об этом - в данном контексте - невозможно.
Сейчас я конкретизирую регулятивную идею философской логики только в одном плане: продумаю эту идею не отдельно (как идею поэтики), не обособленно (это завело бы нас в волосо-расщепляющие, но для строго философского разговора необходимые понятийные детали), а исключительно в ключе сопряжения двух регулятивных идей в духовной жизни индивида150. Духовная жизнь индивида и есть, собственно говоря, поле взаимонапряжения этих двух стремлений, интенций, двух форм несовпадения индивида с самим собой: индивид-личность; индивид, обладающий всеобщим разумом!
Характеризуя регулятивную идею личности, я подчеркивал, что эта идея включает - мысленно, предположительно, в форме сомнения - в земной срок данной человеческой судьбы все мое прошлое и все мое будущее (то есть прошлое и будущее человечества) - как определения настоящего, как возможность и насущность личной ответственности за... судьбу и историю человечества (Эдип, Гамлет...). И именно в этом плане происходит - в первой регулятивной идее - переработка, преображение сил внешней детерминации в феномены самодетерминации. Ответственность за мой поступок (...за всю мою жизнь, как одно деяние, осуществляемое из какой-то одной точки - "акме", или "момента исповеди", или...), такая ответственность совпадает (?) с ответственностью за судьбу человечества. Это - страшно сложный и трудный процесс. Каждый раз - уникальный. Но в моем сознании, в моей совести такое совпадение (осуществляемое в феноменах культуры...) неизбежно и необходимо. Насущно. Свободно. Об этом я только что детально писал.
Вторая регулятивная идея духовной жизни индивида - это, как мы только что кратко определили, идея философской логики, идея моего всеобщего разума...
В пафосе философской логики понять бытие (бытие мира и - мое собственное бытие, то самое - индивидуальное и уникальное) означает понять возможность (основание) бытия, то есть понять бытие там, где его нет, понять бытие как мысль. Но и обратно: понять мысль означает понять потенцию мысли, понять мысль там, где ее нет, понять не-мыслимое бытие. Речь, конечно, идет о том пределе мышления, когда мысль отвечает - логически - за самые начала (всеобщие, единственные) бытия и мысли, когда мысль выходит в те невозможные точки, где и мысль и бытие предполагаются несуществующими. В этих точках мой (?) разум впервые - во взаимообосновании - полагает эти начала. Начала бытия мира, начала моего собственного бытия и мышления. Здесь мое индивидуальное "Я" просто (еще или уже...) не существует. В этих точках индивид обнаруживает - в своем разумении - начало тех начал мысли, что полагают (скажем осторожнее - предполагают) его собственное бытие. Предикат и субъект странно меняются местами.
В таком (философско-логическом) пафосе индивид жертвует идею "быть личностью" идее всеобщего разума, идее, требующей понять нечто иное, чем "Я", понять себя как иное, не индивидное, но - всеобщее.
Но коренные регулятивные идеи (идея личности и идея всеобщего разума) все же не исключают, но дополняют, предполагают друг друга в сознании, и мышлении, и бытии индивида (в контексте культуры, в "горизонте личности").
Вот что я имею в виду:
Всеобщность моего мышления, необходимость его начал и выводов для меня самого, доведение моих суждений до всеобщего смысла и всеобщей, объектной, бытийной необходимости, основательности ("порядок идей таков, как порядок вещей" - это синоним любой логики, в каком бы смысле ни понимать "идеи", "вещи", "порядок"...) - все это, вместе взятое, есть единственное условие собирания в точку (в точку перерешения судьбы) всех отдельных перипетий моей жизни. Это - единственная возможность увидеть, услышать, осознать и в конечном счете - осмыслить всю мою жизнь со стороны, в изначалии, то есть понять себя в возможности быть, но, значит, в возможности быть иным, прожить свою жизнь иначе. Это значит, далее, понять меня там, где меня вообще не существует, где я небытиен, где мое бытие только мыслимо. И - там, где сама мысль только возможна, где ее еще (и - уже...) нет, где есть лишь не-мыслимое (и - внеличностное) бытие.
Возможность самому перерешить свою (уже завершенную) жизнь - судьбу коренится в возможности всерьез помыслить себя и мир еще (уже) не существующим. Помыслить себя - "бесконечно возможным", готовым к бытию и небытию. Но этот корень и есть идея философской логики.
Жертвуя идею "быть личностью" идее "всеобщего разума", я обретаю возможность изменить (переопределить) свою судьбу (прежде всего - в своих произведениях), я полностью обретаю исходную регулятивную идею личности. Такова хитрость разума культуры.
Обращу это утверждение. Только в горизонте личности, только в решении последних вопросов бытия, только в сосредоточении своего собственного (и соответственно космического, исторического, предвечного) бытия в точке "акме", или в точке "исповеди", или в "точке" (в "дефисе") романа возможно индивиду обладать всеобщим разумом. Всеобщим мышлением. Ведь всеобщий разум есть "атрибут", становящийся субъектом тогда, когда индивид живет в "горизонте личности".
Если соотнести развиваемый здесь подход с основными идеями гегелевской логики, можно сказать так: не всеобщий разум претворяет себя в индивидах, но именно индивид - в эстетическо-нравственном "горизонте личности" - способен мыслить всеобще и - мыслить всеобщее. В этом смысле (...в "горизонте личности") только индивид полагает (всеобщий) разум - разум, способный "со стороны..." понимать, и формировать, и приобретать мир индивида. Наверно, разум вообще можно определить как способность индивида (в "горизонте личности"...) мыслить (понимать) всеобщее. Это и понятно: лишь с "точки зрения" особенного и уникального возможно предположить небытие всеобщего, то есть возможность (начало) его бытия, что и означает - возможно помыслить (обосновать) всеобщее. Но это мое утверждение возможно и необходимо обратить.
Разум есть "способность" индивида мыслить и понимать всеобщность индивидуального, этого, уникального, единственного. Индивид всеобще мыслит об индивиде.
В этой связи одно логическое отступление.
Что означает и как возможно, и возможно ли понимать уникальное, то есть мыслить уникальное как всеобщее? Не будет ли это (по самому смыслу рационального понимания) сведением уникального к некоторому усредненному общему или к... иному предмету (не этому), более "понятному", "основательному", исходному и т.д.?
Прежде всего, что здесь подразумевается под идеей понимания (если развивать эту идею в ключе культурологическом).
1) Понимание есть рациональное (разумом осуществляемое) "постижение" (?) предмета в его вне-логическом бытии. 2) Это "постижение" есть формирование в уме, мысленно, - некоего понятия, мысленного предмета. Понятие может осуществляться, воспроизводя (в уме) предмет "о-пределивания" (античность), или предмет "причащения" (средние века), или - предмет познания (Новое время). Или - воспроизведя в понятии культурологическое сопряжение всех этих форм понимания (канун XXI века). В античности в понятии сосредоточивается СУЩЕСТЬ вещей, в средние века - их ПРИСУЩЕСТЬ (всеобщему субъекту), в Новое время - СУЩНОСТЬ вещей и явлений (то, что, подобно "силе", стоит за действием, за явлением). 3) Каждое такое понимание (формирование понятия) предполагает определенную логическую форму "возведения во всеобщность". Вот это-то возведение и кажется невозможным для понимания уникальности, единственности этого предмета, феномена. Но именно всеобщее (а не "общее") и есть выход из трудностей. Здесь - Родос, здесь надо "прыгать"!
