«Вокруг имени В. Г. Белинского в русской исторической литературе давно идет горячий, доныне не замолкший спор - преимущественно по вопросу об оценке его значения в истории русской мысли. Ещё недавно Д. И. Чижевский (1894-1977) в своей большой работе «Гегель в России» высказывался в том смысле, что у Белинского репутация совершенно не заслуженная».
Сомнений в этом никаких нет, особенно после того, как Белинский в том же 1840 году очередной раз ляпнул по поводу знаменитого произведения Грибоедова:
«Чацкие всегда будут смешны для меня, и я буду их делать смешными для многих, не заботясь, что мой приятель примет эти нападки за личность и оскорбится ими».
Не только этой ошибочной оценкой, но и наглым хамством Белинского возмутились многие его современники и прозвали его - «неистовый Виссарион».
На этом пути критики вся и всех «неистовый» Белинский познакомился с утопическими взглядами Сен-Симона, и в результате Сен-Симон столкнул с пьедестала Фихте и стал кумиром Белинского настолько, что поглотил «и историю, и религию, и философии» все вместе взятые, и Белинский стал социалистом. И как свидетельствовал Гончаров («Заметки о личности Белинского»), «прогрессивный» Белинский много говорил о коммуне, о коммунизме, «когда самое название «коммуны» было ещё для многих ново».
И теперь «сильно поумневший» Виссарион сказал свои знаменитые фразы:
«Но смешно и подумать, что это может сделаться само собой, временем, без насильственных переворотов, без крови…»,
«Люди так глупы, что их насильственно надо вести к счастью. Да и что кровь тысячей в сравнении с унижением и страданием миллионов».
Эти кровавые убеждения стали бодрящими тезисами и аксиомами всех «неправильных» масонов, террористов и революционеров во всем мире и пролили так много крови… Только на деле, в жизни - как это показали очень убедительно французские революции и особенно русские - унижаются и страдают миллионы, а «кайфует» несколько тысяч насильников, фашистов, назвавших себя демократами и либералами.
Почему кто-то называл Белинского - «белым генералом русской интеллигенции»? Это какая-то издевка, неудачная шутка, - это чёрный кровавый поручик.
Дальнейший «прогресс» В. Белинского виден в 1841 году в его письме к Боткину:
«Я понял и Французскую революцию и её римскую помпу… Понял и кровавую любовь Марата к свободе, его кровавую ненависть ко всему, что хотело отделяться от братства с человечеством…».
Как видите - это уже опасная для людей патология, это уже пациент психиатров и лечебниц. И фамилией этого опасного сумасшедшего фанатика и сегодня названы десятки улиц почти во всех российских городах и даже город…
Через двадцать лет после этих высказываний Ф. Достоевский попытался объяснить доходчиво литературным языком происходящие опасные процессы в обществе - превращение на примере своего «беса» Шигалёва из монстра-нигилиста в монстра-коммуниста. Поэтому и Н. Бердяев в 20-м веке с полным правом сказал:
«В Белинском был уже потенциальный марксист..»,
«Белинский предшественник большевистской морали…».
Можно даже утверждать, что В. Белинский опередил Карла Маркса с его коммунизмом, пока тот ещё ждал, пока появится Энгельс и расскажет, что на планете есть такой класс - пролетариат. Их совпадение объясняется тем, что оба исходили из масонской идеологии «равенства, братства и интернационализма» и из отрицания действительности, в частности - государства как эволюционного способа организации жизни общества, семей, индивидов. И, как и Маркс, Белинский ничего конкретного не предложил вместо разрушения и крови, и после разрушения и крови…
На примере Белинского, Огарева, Герцена мы наблюдаем дальнейшее развитие («прогресс») процесса преклонения перед Западом (и в связи с этим разделение общества на две разные смысловые части), начатого Петром Первым.
Похоже, «неистовый» Виссарион пытался дальше «прогрессировать» и в письме тому же Боткину писал: «Отрицание - мой Бог…», то есть он заменил настоящего Бога своим, а свой нигилизм превратил в свою религию. К. Маркс, правда, пошел дальше и технологичнее - отринув настоящего Бога, объявил новым богом прессу и журналистов.
Но вскоре в результате философских исканий на этом направлении Белинский попал в мрачный тупик, как пытаются объяснить его поклонники - у Белинского случился душевный кризис, поэтому он стал ненавидеть Жизнь и писал о ней: «Жизнь - ловушка, а мы мыши… к чему всё на свете и зачем: ведь все мы помрем и сгинем, для чего же любить, верить, надеяться… умирают люди, умирают народы, умрет и наша планета». - Эдакий маленький Люцифер с убогим фатальным сознанием, протестующий против Бога. И в поисках выхода из этого мрачного тупика Белинский обратил внимание на «женский вопрос» и стал экспериментировать с женщинами, с ними искать смысл жизни.
И на этом этапе своих поисков Белинский прочитал рассказы под названием «Мельхиор» (1832 г.) освободившейся из монастыря и упивающейся свободой «без нелепых предрассудков» на лоне французских революций Жорж Санд (Авроры Дюпен). И Сен-Симон тут же слетел с пьедестала в голове Белинского, и на его место уселась знаток женских душ мадам Санд со своими тезисами:
«Бросим вызов всему миру, и пусть душа моя погибнет.
Будем счастливы на земле, разве счастье быть твоей не стоит того,
чтобы заплатить за него вечными муками»
Здесь для В. Белинского было и родное бунтарство и протестный «героизм в объятиях», и в этом - вызов обществу и власти, и в этом философское укрытие от общества и власти и удобно-приятный смысл жизни: «Быть может, он (человек) лучше отвечал бы намерениям Творца, если бы просто наслаждался настоящим», - подсказывала нежно Ж. Санд.
«Эта женщина постигла таинство любви», - восхищался новым кумиром В. Белинский, теперь для него подруга Шопена и многих французов была всем и вся - «Мы счастливы, очи наши узрели спасение наше, и мы отпущены Владыкою, мы дождались знамений…» - в каком иступленном трансе писал прозревший и постигший какие-то глубины В.Белинский, молясь на новую икону. И бросился искать похожую женщину, - нашел, и даже в 1843 году женился.
И когда после достижения и утоления В. Белинский в 1845 году вернулся к активной публичной критике, то вдруг напал на давно почившего старика Г. Державина, назвав его «поэт наивного эпикурейства». Белинский со своим своеобразным пониманием Бога теперь просто не мог не наскочить и атаковать выдающегося православного мистика, метафизика Николая Гоголя.
Он и раньше его ненавидел, не переносил его «дух», его духовность, «Светоч» В. Белинский в письме Боткину ещё в 1842 году писал:
«Страшно подумать о Гоголе: ведь во всем, что он писал - одна натура, как в животном. Невежество абсолютное. Что наблевал о Париже-то».
В этом же письме Белинский сетовал, что «Выбранные места» Гоголя - это «артистически рассчитанная подлость», и с какой-то непонятной завистью написал, что об очень религиозном Гоголе, что он «всю жизнь обманывал Бога, а при смерти надул сатану», и подло объяснял, что Гоголь своей работой «Выбранные места из переписки с друзьями» хотел понравиться царю; В. Белинский почему-то не допускал, что Гоголь может быть убежденным государственником. Белинский до 1845 года в переписке и в разговорах с друзьями и знакомыми пытался Гоголя очернить, дискредитировать, но публично это сделать боялся, и даже публично, в своих статьях хвалил Гоголя. Но «эволюция» Белинского на месте не стояла и через несколько лет он понял, благодаря Жорж Санд, суть счастья и смысл жизни и необыкновенно осмелев в начале - увидел в «Мертвых душах» Н. Гоголя общественную опасность:
«Великая ошибка для художника писать поэму, которая может быть возможна в будущем и нам как-то страшно…».
