– Даша, но ты же уже большая девочка и должна понимать, что мать запила и что она просто деградировала.

– Если мы здесь останемся, то все деградируем. Я хочу заработать денег, чтобы отсюда уехать, ее пьяную рожу не видеть и забыть про всю эту жизнь, как про страшный сон.

Неожиданно Дашка замерла, и на ее лице появился испуг. Громко закричав, она сделала резкое движение, бросилась на меня и вместе со мной упала на землю. Ничего не понимая, я тут же подняла голову и увидела, как с места сорвалась стоящая неподалеку от моего дома машина, стремительно поехала по нашей улице. Я беспомощно отстранила от себя навалившуюся на меня Дашку и увидела, как из ее расстегнутого на груди топика сочится кровь.

– Дашуля... Дашка...

Димка отнес на руках Дашку в машину, я села на заднее сиденье, положив ее голову к себе на колени, и, взяв у Димки аптечку, бинтовала ей простреленную грудь, пытаясь хоть как-то остановить кровь.

– Дима, быстрее! Пожалуйста, быстрее! – кричала я на Димку, который мчался на бешеной скорости в больницу, и гладила Дашку по волосам.

– Дашуля, ты как? – теребила я волосы сестренки, боясь, что сейчас она закроет глаза и больше никогда их не откроет.

– Больно, – задыхаясь, стонала Дашка.

– Где больно?

– Грудь.

– Потерпи. Сейчас приедем в больницу, и все будет хорошо. Вот увидишь! Я тебе обещаю.

– Оля, тебя хотят убить, – прохрипела Дашка.

– Меня?

– Стреляли в тебя. Я видела. Я случайно увидела, как у стоящей недалеко от нашего дома машины с тонированными стеклами открылось окно. Человек, сидящий в машине, был в маске.

– В маске?

– Да. Лица не было видно. Все так быстро произошло... Он наставил оружие на тебя.

– Зачем ты на меня бросилась? Дуреха, зачем? – Я плакала, и мои слезы капали прямо на Дашкино лицо.

– Я просто очень тебя люблю. Ты прости меня, пожалуйста, за все. Прости...

– Дашулька, все будет хорошо. Я сниму квартиру, вы с Тонькой перейдете в другую школу. – Я и сама не знала, кого успокаиваю – себя или свою сестру. – Мать закодируется и бросит пить.

– Оля, у тебя есть враги. Будь осторожна, – снова прохрипела сестренка. – Кто-то хочет тебя убить.

– Да кому я нужна? – растерянно пожала я плечами и всхлипнула. – Может быть, меня с кем-то перепутали?

– Тебя хотят убить, – стояла на своем Дашка. – А помнишь, как мы всей семьей на озеро ходили купаться? Помнишь?

– Помню, милая. Помню!

– Мама тогда еще почти не пила. От нее всегда вкусно пахло. А ее руки были самыми родными и любящими. Она меня всегда по голове гладила. Жалела, прямо, как ты сейчас...

– Дашулька, тебе, наверно, сейчас тяжело говорить?

Но Дашка меня не слушала и говорила, говорила... Словно хотела выговориться или, скорее, наговориться, потому что чувствовала, что скоро не произнесет ни единого слова.

– Знаешь, как мне все эти годы не хватало мамы и маминых рук? Как же мне не хватало... Ведь она живая, а такое ощущение, словно она давно умерла и ее нет вовсе. Оля, а ты нашего отца помнишь?

– Плохо.

– А я его вообще не помню.

– Как ты можешь его помнить? Когда мать от него ушла, и ты и Тонька еще мелкие были.

– А почему у нас даже его фотографий нет?

– Мать все сожгла.

– А как ты думаешь, он нас помнит?

– Думаю – нет, – честно ответила я.

– Почему ты так думаешь?

– Если бы он нас помнил, то обязательно нашел бы и поинтересовался, как мы живем. А чего ты про него говорить стала?

– Сама не знаю. Я ведь его совсем не помню. Хотела бы узнать, какой он. Мать сказала, что он женился. У него два сына родились.

Дашка попыталась улыбнуться, но улыбка получилась какой-то болезненной и вымученной.

– Оля, ты никогда не пей.

– Дашуля, да что ты такое говоришь???

– Когда у тебя дети будут, никогда не пей.

– Даша, ты как могла такое подумать?

– Ты же сама знаешь, как страшно, когда мать пьет. Мы же с тобой дети без детства. – Сестренка облизала пересохшие губы и вновь попыталась улыбнуться.

– Дашуля, сильно больно?

– Грудь сдавило...

– Димка, ну что так долго едем???

– Оль, немного уже осталось, – взволнованно сказал Димка и, оглянувшись, чуть не попал в аварию, чудом в последний момент вывернув руль.

– Не отвлекайся, пожалуйста. Дашулька, ты слышала? Уже почти приехали. – Я гладила сестру по волосам и говорила сквозь слезы:

– Дашенька, я тебя очень сильно люблю. Это, наверно, я сама виновата. Так мало уделяла вам с сестрой внимания. Можно сказать, что бросила вас на произвол судьбы.

– Ерунда, – прошептала сестренка. – Ты молодец. Ты вырвалась. Пусть даже ненадолго, но все равно вырвалась. Знаешь, а я все то озеро вспоминаю...

– Какое озеро?

– Куда мы семьей ездили. Мама тогда почти еще не пила. Так хорошо тогда было. Помнишь, я чуть не утонула? Поплыла и ощутила, как ноги сводит, закричала от страха, а ты меня спасла. Ты следом за мной в воду прыгнула и из воды вытащила.

– Да как же я могла тебя не спасти? Ты же моя сестра.

– А как же я могла тебя сегодня не спасти?

В эту минуту Даша закрыла глаза и застонала. Нетрудно было понять, что невыносимая боль разрывает ей грудь.

– Дашенька, только дыши. Я тебя умоляю, дыши. – Я взяла руку сестры и попыталась нащупать пульс. – Я понимаю, что тебе очень тяжело говорить, но ты говори. Говори хоть что-нибудь, чтобы я знала, что ты жива. Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь?

– Усталость, – прошептала Дашулька. – Я очень сильно устала... Оля, я тебя не вижу.

– Как не видишь???

– Темнота...

– Какая темнота? На улице светло. Дашулька, открой глаза!

Сестренка открыла глаза и посмотрела на меня отрешенным взглядом.

– Вот видишь. Не пугай. На улице еще светло. Время-то обеденное. Ты меня видишь?

– Темнота... – вновь прошептала сестренка. – Голоса... Я устала... Ты будешь ко мне приходить?

– Куда? В больницу? Конечно, буду. Спрашиваешь тоже! Да я из твоей больницы вылезать не буду.

– Приходи. Я буду скучать. Помнишь, какие мои любимые цветы?

– Конечно, помню – лилии. Ты в них постоянно нос пачкала, с самого раннего детства. Дашулька, а что это ты про цветы заговорила? При чем тут цветы? Я тебе палату всю лилиями заставлю. Просто они немного аллергичные, хотя у тебя никогда аллергии на цветы не было.

В эту секунду Дашулька постаралась улыбнуться и даже приподняла голову, словно она увидела чье-то лицо, которое хотела увидеть, и услышала чей-то голос. Мне даже показалось, что она как-то обрадовалась и захотела встать. Я обернулась, всхлипнула, а когда посмотрела на сестренку, ее глаза были вновь закрыты.

В эту минуту Димка остановил машину у больницы, быстро заглушив мотор, открыл заднюю дверь и попытался взять Дашку за руку. Я сидела неподвижно и по-прежнему гладила ее волосы.

– Сестренка... Любимая...

– Оля, помоги мне! – кричал Димка в беспамятстве.

Но я сидела и не двигалась: я знала, что моя сестра умерла. Я это знала, потому что я ее чувствовала. Мы с ней одной крови, и я всегда знала, как она себя чувствует, хорошо ей или плохо, а теперь я знала, что она умерла. Не дождавшись от меня никакой помощи, Димка вытащил из машины мертвую Дашку, взял ее на руки и понес в приемный покой. Выбравшись из машины, я села прямо на асфальт и, обхватив руками согнутые колени, наконец дала волю своим чувствам. Я почему-то вспомнила яркое солнышко, природу, пение птичек и дачу – все это уже почти стерлось из моей памяти. Я увидела молодую ухоженную маму, которая стоит рядом с высоким красивым отцом и помогает жарить ему шашлыки. Они о чем-то разговаривают, иногда целуются и посматривают в мою сторону. А я сижу в беседке и наблюдаю за своими двумя маленькими сестренками: Тонечкой, сидящей с соской в красивой кружевной коляске, и Дашулькой, которая уже научилась ходить и пытается везти коляску с младшей сестрой. Я поправляю Дашульке кофточку, машу рукой родителям и жестом показываю, что уже сильно хочу шашлыков...