Михаил Жестев

Открытие

Поезда шли мимо Серебрянки и днём и ночью. Они грохотали на стрелках и, не сбавляя хода, скрывались за семафором. Только местный пассажирский останавливался у низенькой деревянной платформы, но и тот через минуту трогался в путь. Такая уж маленькая станция Серебрянка. Она была расположена у самого леса, и в непогоду над ней шумели вековые сосны.

За лесом начиналась деревня. На её ближайшем к станции краю жил Алёша Свиридов. Летом, в каникулы, он помогал матери ухаживать за телятами на колхозной ферме или вместе с отцом — путевым обходчиком — ходил по железнодорожному пути, постукивая молоточком по рельсам, внимательно приглядываясь, нет ли где трещины, и помогая отцу подвинчивать на стыках слегка ослабевшие гайки.

Однажды, вернувшись в полдень с обхода участка, Алёша, не заходя домой, побежал на речку. Там он кубарем скатился с высокого берега и крикнул ребятам:

— Шагающий повезли, сам видел! Он по частям разобран и все равно махина!

— Больше дома? — спросил Тимоша, который мечтал быть плотником и уже умел строгать рубанком.

— Тоже спрашиваешь! Да дом перед ним, что козявка перед паровозом. Ковш всю платформу занимает, стрела — перекинь через речку — мостом ляжет, а кабинка не меньше клуба!

— А вы знаете, куда повезли? — перебил его Гриша Иванюк. Он сильнее всех был в географии и мог сказать, как из Серебрянки проехать хоть на Камчатку.

— На Волгу, — ответил Алёша. — На вагоне написано: «Сталинград — великой стройке коммунизма».

С этого дня серебрянские ребята перенесли место своих игр на луг, к самой железной дороге. Едва из-за леса доносился шум поезда, они всей ватагой бежали к станции и, выстроившись вдоль насыпи, смотрели, как мимо проносятся вагоны, громкими криками «ура» встречали они те, на которых глаз едва успевал прочесть одно слово: «Сталинград».

Там, далеко на Волге, возводились великие стройки коммунизма. О них писали в газетах, передавали по радио. Об этом вели бесконечные разговоры и серебрянские ребята. И как было не вести эти разговоры, когда каждый день мимо станции на юг шли платформы с лесом, рельсами, углём и какими-то невиданными машинами!

На Волге строители еще только рыли первые котлованы, а на лугу Серебрянки, под тенью редкого ивняка, ребятам уже чудились грандиозные плотины и величественные здания гидростанций. И каждая гидростанция казалась им земным солнцем, встающим над степью.

Алёша больше всех знал о великих стройках коммунизма. Частенько с отцом он заходил в дежурку, где у стола сидел сам начальник станции Григорий Иванович. Начальнику станции было под шестьдесят, но он очень любил читать журнал «Техника — молодёжи». Завидя Алёшу, Григорий Иванович брал со стола свежий номер журнала и протягивал мальчику. Алёша, примостившись у окошка, перечитывал всё, что было там о стройках волжских гидростанций. И всё, о чём он узнавал, что поражало его воображение, хорошо или плохо поняв, Алёша спешил передать ребятам.

— А ты, Гриша, знаешь, — спрашивал он Иванюка, — какое электричество из Сталинграда в Москву будут передавать? Такое, как наше, думаешь?

— А какое же?

— Четыреста тысяч вольт! Как молния!

— И с громом? — пытался дознаться Гриша.

На это Алёша не мог сразу ответить, потому что в журнале ничего на этот счёт не говорилось, но потом чуть шутливо сказал:

— Не иначе, как с громом. Молнии без грома не бывает.

Часто, лёжа на траве, ребята мечтали: вот бы поехать на Волгу строить гидростанцию или поступить на завод, где делают турбины, электрические машины!

Но эта мечта была пока неосуществима. Кто же примет десятилетних и одиннадцатилетних мальчиков на стройки, на завод? Да и образование у них еще слабоватое; там, говорят, нужно самое меньшее — семилетнее.

Эх, если бы жили они в Сталинграде или в таком городе, где большие заводы, тогда бы другое дело! И хотя никто не мог сказать, что бы тогда случилось, всё же было обидно ребятам, что они живут в далёкой Серебрянке, которая не имела никакого отношения к великим стройкам коммунизма. Вот если бы открыли в Серебрянке что-нибудь такое, особенно важное, — мечтали ребята. Но что можно открыть в Серебрянке? Такая же земля, как всюду, и стоит взглянуть на речной обрыв, — сразу видно, что ничего особенного в ней нет: песок да галька, опять песок, ну ещё глина… Никакого открытия и быть не может.

Так думая, они смотрели на проносящиеся мимо поезда, а поезда стучали на стыках рельс колёсами своих бесчисленных вагонов, растягивались, словно гармонь, и шли и шли без конца. Они даже не сбавляли хода у станции, словно не желая обращать внимания на какую-то там Серебрянку и на ребят, стоящих у насыпи.

Однажды июльским вечером ребята помогали взрослым колхозникам стоговать сено. На горизонте то появлялись, то исчезали грозовые тучки. Когда был почти смётан последний стог, из-за леса донёсся шум приближающегося поезда. В другое время ребята немедленно побежали бы на насыпь, но сейчас они торопились закончить работу и только издали смотрели на станцию. Вот паровоз прогудел у семафора, вырвался на открытое поле, и, когда казалось, что состав, как всегда, пронесётся мимо, неожиданно вагоны сбавили ход, и паровоз, тяжело вздохнув, затормозил, состав остановился.

Пропустить такое событие ребята, конечно, не могли и со всех ног бросились к поезду.

Несколько платформ было загружено огромными машинами. Колёса у них были такие же, как у грузовых автомобилей, только намного больше, а сама машина напоминала огромный рубанок. Это была та самая машина-землекоп, которая заменяла сразу сотни рабочих. Её снимок Алёша видел в журнале, и сейчас он готов был многое отдать, чтобы ему разрешили залезть на платформу и потрогать чудо-землекопа.

Поезд остановился потому, что испортился один из вагонов. Его отцепили от состава, и паровоз загнал его в тупик, к самому лесу. И ребята видели, как там, на стыке рельс, вагон слегка тряхнуло и откинулась железная створка окна.

Когда поезд ушёл, они начали внимательно исследовать аварийный вагон. С виду он был цел, на колёсах, с обеих сторон имел буфера и сцепления.

Ещё с весны в серебрянском тупике стоял какой-то сломанный старенький товарный вагон. Он был изучен ребятами вдоль и поперёк, и поэтому они теперь считали себя в вагонных делах превеликими знатоками.

— Не иначе, как буксы загорелись, — заявил Алёша.

— И вовсе нет, — громко потянув носом, возразил Тимоша, — совсем не пахнет гарью. Наверное, в рессорах что-нибудь лопнуло.

— А может быть, ось трещину дала? — сказал Гриша Иванюк и заглянул под вагон.

Но тут ребята увидели на дверях вагона знакомую надпись: «Сталинград — стройке коммунизма». Сразу были забыты разногласия. Главное было в том, что вагон имел отношение к Сталинградской гидростанции, был её маленькой частицей. И этот вагон потерпел бедствие!

Ребята уселись на рельсы около вагона. Алёша сказал:

— Ось трещину дала или что с рессорами случилось, — приедут слесаря — разберутся. А сейчас надо будет узнать, — от нас ничего не требуется, чтобы вагон поскорее ушёл?

— А что мы можем сделать? — спросил Тимоша. — Вот если бы требовалось подстругать что-нибудь рубанком, я бы помог, а тут оси да рессоры — одно железо.

— Мало ли чем! — возразил Алёша. — Надо у Григория Ивановича узнать. Ты, Гриша, как считаешь?

— Иди на станцию к Григорию Ивановичу, а мы подождём…

Алёша вскочил с насыпи и побежал к станции. Он вскоре вернулся и, не доходя до вагона, крикнул:

— Айда шпалы таскать! — И, уже ведя за собой своих друзей, сказал Тимоше: — А ты спрашивал, что можем сделать! Поднесём шпалы к вагону — слесаря быстрее рессору отремонтируют…