— Эй ты! А ну убери от нее руки! — К ним шли двое парней и две девушки.

Ромиль развернулся и уставился на говорившего. Светловолосый атлет, симпатичный. С ямочкой на подбородке, аккуратно одет. Парень с рекламного плаката о здоровом образе жизни.

— Отойди от нее! Пат, иди сюда. — Он протянул руку к девушке.

Но Патрисия лишь хмуро взглянула на него.

— Не лезь, Дэвид.

— Как это, не лезь? Всякий… непонятно кто хватает тебя за руки посреди кампуса. Ты же не думаешь, что я это позволю!?

— А кто тебя спрашивал? Кто? — Патрисия в сердцах топнула ногой. — Я не твоя жена! Чего ты за мной ходишь?

— Но Пат…

— И мне не нравится эта собачья кличка!

— Патрисия, уймись… — негромко сказала одна из девушек, крепенькая миловидная шатенка. — Нам всем пора на занятия. Вы ведь не хотите, чтобы она опоздала на лекцию? — последние слова она адресовала непосредственно Ромилю.

Он мог бы честно ответить, что ему плевать, опоздает ли Патрисия. Он предпочел бы, чтобы она совсем не ходила на лекции. Ромиль взглянул в глаза Патрисии и подумал: я хочу увести ее отсюда. Запереться в номере отеля и заниматься с ней любовью. Потом писать ее. Этот поворот головы, эти волосы. Ее тело. Потом… он с удивлением осознал, что перед его мысленным взором вдруг промелькнул дом, похожий на те шале, что он видел в Швейцарии. И за домом были горы и озеро. И Патрисия смотрела на него с высокого крыльца. Она не улыбалась, и у него сжалось сердце. Он отпустил руку девушки и сказал:

— Как она хочет.

Патрисия взирала на него с некоторым удивлением, даже лепестки губ приоткрылись, и Ромилю вдруг показалось, что она каким-то образом догадалась, о чем он думал, прочла его мысли. Пауза затягивалась. Патрисия шагнула к нему, и Ромиль уже готов был торжествовать, но она положила руку ему на грудь, приподнявшись на цыпочки, коснулась губами щеки, и он услышал: «Завтра у дуба». Она сразу же отстранилась, улыбнулась, махнула рукой и пошла прочь.

Парни медлили, и Ромиль уставился на них, оскалив зубы в вызывающей насмешке.

— Чтоб я тебя… — начал Дэвид, но Патрисия остановилась и резко крикнула:

— Ну, ты идешь? Кто теперь собирается опоздать на лекцию, муженек?

Подружки захихикали, и молодые люди пошли вслед за ними, пару раз обернувшись и бросая мрачные предупреждающие взгляды на Ромиля, который продолжал торчать на дорожке. Это была дорожка из желтых плит.

* * *

Конечно, он нашел тот дуб. Это оказалось историческое дерево. Местное предание гласило, что именно под этим дубом проходили встречи «Сынов свободы» — патриотической организации, которая была создана в 1765 году, когда по американским колониям прокатилась волна недовольства, вызванная налоговой политикой Англии. «Сыны свободы» играли роль рупора и, как водится в небольших городках, все знали, кто именно собирается под старым дубом. Но местные молчали, с тихой радостью наблюдая, как горят дома английских чиновников, или чучела, изображающие ненавистных политиков. Обернись все по-другому, история сохранила бы сведения о кучке недовольных, которые пытались нарушать закон и порядок. Но революция победила, и «Сыны свободы» получили свою долю славы и почета, особенно после того как выяснилось, что в их рядах числился и Джон Адамс, один из отцов-основателей США, ставший вторым президентом независимого государства.

Дуб был могуч. Он возвышался над ровным газоном, и в качестве почетного знака удостоился низкой оградки из цепей и витых металлических столбиков. Когда-то это место находилось далеко от города и годилось для тайных встреч заговорщиков. Сегодня новые кварталы подступили почти к самому дубу, дорога проходит в паре десятков метров от его могучего ствола и столбиков ограды. Сюда часто приезжают экскурсии, и потому неподалеку имеется парковка, туалет и закусочная «У дуба». Это можно рассматривать как парадокс нашего времени: раньше заговорщики искали уединения вдали от города. Сегодня тайную встречу проще всего устроить в большом городе, потому что среди толпы легко затеряться. Постоянный поток людей укроет вас лучше любой листвы или стволов деревьев.

Ромиль провел полдня, сидя в закусочной и слоняясь вокруг дуба. Он даже нарисовал его, просто потому что делать больше было нечего. Патрисия появилась только во второй половине дня. Он сел в ее красный «додж», и они поехали туда, где можно было остаться вдвоем.

Через несколько дней Ромиль переселился в пригородный мотель — так было удобнее, чтобы не мозолить глаза в городе. Они старались проводить как можно больше времени вдвоем. Вместе ездили на этюды. Она рисовала мило, воздушно, но без особой искры. Ромиль делал вид, что пишет, но дальше набросков никогда не продвигался.

Настоящая работа начиналась только с приходом боли. Когда рука ныла как оголенный нерв, он делался все беспокойнее и спешил остаться наедине с мольбертом. Постепенно боль становилась невыносимой, он сжимал зубы и старался сконцентрироваться на холсте, увидеть, что нужно сделать, чтобы избавиться от тяжести и ноющей боли. А потом наступал провал, темный период, когда художник творил, не осознавая, что и как делает, и лишь в конце бывали моменты просветления, когда освобождение от боли наполняло его душу и ослабевшее тело экстазом.

15

— По поводу вашей просьбы, профессор Райтвелл, — Синтия дождалась, пока последний студент покинет аудиторию, и лишь тогда подошла к преподавательскому столу.

— Да-да? — Он даже не пытался скрыть свое нетерпение.

— Я не могу вам помочь. В клинику попасть невозможно, дед отказал в моей просьбе. А бабушка… она тоже не заинтересована в том, чтобы ворошить прошлое.

— Жаль, очень жаль… — Райтвелл опустился на стул. Вот черт! Парень соскочит с крючка. Может, отправить его в Париж? Но где гарантия, что монах-сторож захочет с ним разговаривать? Нет-нет, даже мысль о том, чтобы сообщить кому-то о пережитом на крыше собора ужасе, пугала профессора. Ему казалось, что таким образом он протянет ниточку к себе и, кто знает, вдруг те твари как-то доберутся до него? Что-то подсказывало Райтвеллу, что Атлантический океан, отделяющий Старый Свет от Нового, не станет серьезным препятствием для его ожившего кошмара.

Опомнившись, он поднял голову и встретился глазами с Синтией. Девушка смотрела на него внимательно и как-то… изучающе.

— Зачем вам нужен одержимый, профессор? — спросила она.

— Я же объяснил…

Девушка передернула плечами и пошла к двери.

— Мне нужно вызвать демона, — неожиданно для себя самого выпалил Райтвелл.

Синтия вернулась, положила книги на стол и присела на скамью.

— И зачем же вам демон? — вкрадчиво спросила она. — Собираетесь продать душу?

— Нет. Это, собственно, нужно не мне, а одному моему знакомому…

Постепенно она вытянула из него всю историю, потом задумалась и сказала:

— Я постараюсь договориться с одной женщиной. Она колдунья и у нее есть… определенные способности. Но вы должны быть готовы потребовать со своего клиента большую сумму. И половину этой суммы получу я.

Некоторое время они торговались, но в конце концов все же сошлись в цене.

* * *

Местечко, где обитала потомственная ведьма миссис Лумос, называлось Клэрити, и ехать туда от Массачусетса было долго, несколько часов. Райтвел вел машину по очереди с Синтией, Ромиль сидел сзади, невидящими глазами глядя в окно. Он не мог разговаривать, не мог думать — он просто ждал.

Миссис Лумос встретила их на пороге маленького и не слишком опрятного дома, обитого грязно-серым сайдингом. Во дворе, огороженном сеткой-рабицей, копошились куры. Напротив одноэтажного домика стоял ржавый пикап без колес. Некоторый смысл его существованию придавали два мелких чумазых ребятенка, игравших в такси — они по очереди рулили и тарахтели, изображая звуки мотора. Завидев чужую машину, они убежали, прихватив с собой руль.