— И я не знаю, справимся ли мы с этим, — ответил Романов, но тут же добавил: — То, что справимся, я понимаю, но вот какой ценой?

— Но мы же не можем оставить наших детей в Польше, — сказал Милютин.

— Не можем, — согласился Романов. — И уступать позиции британцам мы больше не можем. Уход России с Балкан почти все восприняли, как однозначный провал России и начало её заката.

— И что будем делать, Александр Петрович?

— Думать, Иван Иванович, — ответил кесарь. — Для начала очень много думать. Ошибиться нам сейчас нельзя.

Глеб проснулся первым около половины седьмого и разбудил меня. Пришлось вставать за полчаса до будильника. На друга было невозможно смотреть без жалости: он выглядел очень помятым и несчастным.

— Тебе нехорошо? — поинтересовался я.

— Нехорошо не то слово, — ответил Глеб, добрался до холодильника, вытащил оттуда недопитую бутылку с лимонадом и чуть ли не залпом осушил её.

— Тебе бы к лекарю.

— Зачем? Я сам себя сейчас в норму приведу. Вот только умоюсь.

Друг направился в ванную, где некоторое время плескался, а потом затих. Я за это время из остатков вчерашнего ужина приготовил завтрак на двоих и сварил кофе. Хотя у меня были сомнения насчёт того, сможет ли Глеб завтракать — очень уж он плохо выглядел.

Но как оказалось, сомневался я зря. После примерно пятнадцати минут пребывания в ванной, друг вернулся в совершенно другом состоянии — он был бодр, свеж и просто излучал энергию и здоровье. И лишь помятая одежда напоминала, что накануне он напился почти до потери сознания.

— Сильно! — не удержался я от замечания.

— Так у меня же лекарский талант, — ответил Глеб. — Ты забыл, что ли? Хоть я его особо и не развиваю, но в порядок себя привести могут.

— А чего ты вчера перед сном так не сделал? — удивился я.

— С ума сошёл? — не меньше моего удивился друг. — А какой смысл тогда напиваться?

— Ты хочешь сказать, что смысл в том, чтобы тебе было плохо, и ты в одежде завалился спать?

— Смысл в том, чтобы хоть на один вечер и на одну ночь забыть про всё вот это, — ответил Глеб. — Поверь, это того стоит! А если не веришь, можешь сам проверить.

Мне оставалось поверить другу на слово, потому что проверять не хотелось. Впрочем, Глеб был старше меня на два года и имел более богатый жизненный опыт — поэтому вполне можно было и поверить, что это здорово. Хотя, вспоминая его вид после того, как он проснулся, верилось с трудом.

Мы не спеша позавтракали, поболтали о всякой ерунде и покинули общежитие. Я отправился на занятия, а Глеб сказал, что пропустит первую пару, и поехал домой переодеваться. И судя по его настрою, я понял, что возвращаться в этот день в академию он не собирается.

На всех парах я только и думал, что про Аню и Глеба — ничего из сказанного преподавателями просто не шло в голову. В свете того, что Глеб собрался назначить меня свидетелем на их свадьбе, нужно было как можно скорее предупредить Аню, что мы с ним — друзья. Было бы очень некрасиво, если бы она и её родители узнали об этом от Денисовых. Хотя сама идея быть свидетелем на свадьбе своей бывшей девушки и друга казалась мне дикой. Но отказаться я не мог. Разве что можно было вообще не прийти на свадьбу по очень уважительной причине.

Я думал о том, как теперь это всё рассказать Ане, и злился на себя, что не взял у неё номер телефона. Можно было пойти к ней в подготовительную группу, но это выглядело бы слишком подозрительно и точно выдало бы, что мы знакомы. Поэтому оставалось лишь подкараулить её в столовой и договориться о встрече, на которой всё рассказать. Но и там надо было соблюдать осторожность — тот же Глеб вполне мог вернуться к обеду в академию.

В столовую я пришёл одним из первых, взял свой обед, расположился напротив входа и начал не спеша есть, наблюдая за теми, кто входит в помещение. Растягивать обед пришлось почти час, пока наконец-то не пришла Аня. Она взяла поднос и направилась набирать еду. Я быстро направился к ней.

— Привет, — негромко сказал я, подойдя к бывшей подруге.

— Привет, — ответила Аня. — Но мы же договорились, что между нами всё кончено.

— А ты быстрая, — не удержался я от колкого замечания.

— Зачем ты так? Мне очень трудно смотреть на тебя как на чужого, а разговаривать, как с чужим, вообще больно.

— Извини, но поговорить нам ещё разок придётся.

— Рома, не заставляй меня жалеть, что всё тебе рассказала. Я тебя люблю, но приняла решение спасти семью. Мы не можем быть вместе.

— Ты всё рассказала, да я не всё.

— Я тебя не понимаю.

— Аня, не тупи! Потому и прошу о встрече, чтобы не спеша всё рассказать в нормальной обстановке.

— Что рассказать?

— Встретимся — узнаешь, — ответил я, положил на поднос Ани бумажку с номером моего телефона и добавил: — Здесь мой номер, позвони, договоримся о встрече.

— Мы не можем встречаться, это опасно. Если мой жених узнает, что между нами что-то было, то свадьба сорвётся.

— Твой жених — мой лучший друг, и он хочет, чтобы я был свидетелем на вашей свадьбе, — сказал я, поняв, что иначе мне не уговорить Аню на встречу и разговор.

Звон разбитой посуды раздался на всю столовую — Аня как держала поднос, так и выпустила его из рук.

— Что ж Вы, девушка, так неаккуратно, — сказал я довольно громко и наклонился, чтобы собрать осколки посуды на поднос и найти среди них свою записку.

Аня присела рядом и испуганно прошептала:

— Этого не может быть. И что теперь делать?

— Ничего страшного, всё решаемо. Я ничего Глебу не рассказал, всё понимаю. Насчёт меня, вообще, можешь не переживать. Просто надо встретиться и нормально обсудить этот момент.

Я поднял записку, сунул её в руку Ане и добавил:

— Не потеряй мой телефон. Как будешь готова поговорить, позвони, решим, когда и где встретиться. И не переживай! Мы с тобой через такое прошли, что нынешние проблемы — мелочи.

Бывшая подруга кивнула, соглашаясь со мной, и мы молча собрали осколки, после чего я отнёс поднос с разбитой посудой к мусорной корзине, а Аня пошла за новым.

Больше в этот день ничего особенного не случилось, лишь ближе к вечеру позвонил Милютин и сообщил, что утром мы едем к кесарю. Причину поездки Иван Иванович не назвал, предоставив мне возможность до самого утра мучиться догадками.

Утром меня забрали в девять и, к моему удивлению, Милютин уже сидел в машине. Мы сразу же поехали в резиденцию кесаря. Половину дороги мы молчали, а затем я не удержался и сказал:

— Иван Иванович, разрешите спросить у Вас совета?

— Конечно, — ответил Милютин. — Ты же знаешь, я всегда всем, чем могу, помогу.

— Благодарю Вас за такую поддержку. Вы ведь помните мою подругу, с которой я сбежал из Польши, которая оказалась в итоге дочкой Васильевых?

— Ну если бы я такие делали забывал за три недели, то меня точно пора было бы списывать, — улыбнувшись ответил Иван Иванович. — Никак не можешь её забыть?

— Нет, с этим всё нормально, мы сразу решили, что у наших отношений нет будущего и нам лучше не пытаться их восстанавливать.

— Очень грамотное решение. Полагаю, что болезненное, но грамотное.

— Если честно, с Милой расстаться было больнее, — сказал я. — Но дело не в этом. Тут неожиданно выяснилось, что Аню выдают замуж за моего друга Глеба.

— Денисова?

— Да. И я вот думаю…

— Не рассказывай ему ничего! — перебил меня Милютин, даже не дав мне сформулировать вопрос.

— Мы и не собирались. Там в другом проблема — Глеб хочет меня сделать свидетелем на свадьбе.

— Тебе нельзя на неё идти, — отрезал Иван Иванович. — Вас вычислят. Как бы вы ни старались, там будет много одарённых эмпатов с высоким уровнем, они почувствуют ваши отношения.

— Да их у нас особо уже и нет, хотя Аня говорит, что любит меня. Но, мне кажется, это всего лишь несерьёзная влюблённость.

— Достаточно одного взгляда и вспыхнувшего при этом воспоминания, чтобы подать сигнал, который опытный эмпат сразу прочитает и расшифрует. А за невестой на свадьбе будет наблюдать не один эмпат. По уму ей бы надо почистить память, чтобы она вообще думала, что видит тебя впервые.