— Дорогой Мерз! Я поставлен на эту должность, чтобы помогать президенту, а не перевоспитывать его. Если он прикажет скорректировать курс, я возьму под козырёк. Если нет — увы. Вы рвётесь в Конго немедленно?

— Каждый день играет против нас.

Сурьяканта воротит царственный профиль к окну.

— Вечереет…

Ну да, разница в часовых поясах между Вашингтоном и Банги плюс время перелёта сложились не в мою пользу, достаточно глянуть на часы, а не на солнце. Но министр по-индийски нетороплив.

— С утра прикажу подать спецрейс. Регулярное сообщение нарушено. И, мистер Мерз, приведите документы в порядок. Я не уверен, что вы сами вполне разобрались с аргументами.

В коридоре натыкаюсь на Элеонору. Не видел недели три, поэтому успел подзабыть её порочную красоту.

— С возвращением! О твоём вояже столько слухов и ничего конкретного… Заглянешь?

— Попозже. Не сегодня.

Наверно, после репарасьон и коррекции внешности эту женщину не динамили ни разу. Она даже мысли такой не допускает, в голосе звучит обеспокоенность:

— У тебя всё в порядке?

— Да… Устал. И дел много, с утра опять улетаю.

До неё начинает доходить.

— Похоже, решил сплавить меня во френд-зону? Если не используешь единственный вечер.

Она права! А я веду себя глупо. Если начну хранить верность Камалле, наш американский роман превратится в мелодраму. Самый простой способ перевернуть страницу — он и самый очевидный.

— Забегу, конечно. Только не обижайся, что ненадолго.

С победным видом «то-то же!» Элеонора удаляется, чуть покачивая бёдрами. Естественно, вечером помогает стереть послевкусие сандала, сводя акт любви до сугубо плотского процесса.

Рано поутру, глядясь в зеркало, я неприятен самому себе. «Вот, мистер Мерзкий. Убить хорошее просто. Но трупик — пахнет!»

Такого, воняющего изнутри, маленький реактивный самолёт перебрасывает меня в аэропорт Мейя-Мейя Браззавиля. Огромный и частично сожжённый освободителями муравейник Киншасы раскинулся напротив — на южном берегу реки Конго. Биг Босс покинул Киншасу, осматривает завоевания на юге. В итоге добираюсь до него ещё двое суток.

Президент изволит охотиться на львов в национальном парке Упемба. Когда после бесчисленных проверок армейский джип с моей тушкой, изрядно пострадавшей от тряски по бездорожью, просачивается во внутренний круг безопасности и тормозит на почтительном удалении от высшего генералитета, Биг Босс позирует с биноклем. Надо полагать, высматривает прайд. Львы подло попрятались. Он переводит внимание на стадо буйволов, заметное с нашего холма и без оптики. Но дикие копытные не котируются в качестве трофея. Босс кидает карабин кому-то из челяди, его острый глаз выдёргивает мою персону из толпы в погонах.

— Вас не ожидал увидеть. Через два часа жду с докладом.

Среди саванны разбит палаточный лагерь. Бросаются в глаза системы ПРО и ПВО: грузовики с радарными антеннами, пусковые установки. Не знаю, как массовую атаку, наподобие алжирской, но налёт нескольких дронов, крылатых ракет или Ф-35 они отразят.

Здесь, среди пыльного запаха трав, жаркого ветра и резких птичьих криков царит атмосфера, совершенно не типичная для глухого уголка Африки — атмосфера победы. Причём незаслуженной, несправедливой и временной, только не все это понимают.

Лакированные чёрные ботинки покрываются неопрятным рыжим налётом, сорочка потеряла свежесть, пиджак на плече, галстук распущен. Конечно, здесь война, мог бы нацепить армейский комбинезон без знаков различия, после боя в Банги не привыкать. Но… здесь все такие. Моя задача внести диссонанс. Доморощенный Бонапарт должен узнать, что его Маренго быстро превращается в Ватерлоо. Поэтому мне приходится выглядеть чиновником МИДа, а не членом разбойничьей шайки. К вызову в шатёр гранд-вождя возвращаю пиджак на плечи, удавку на горло, одноразовые салфетки приводят в товарный вид брюки и обувь.

— Разрешите, Ваше Превосходительство?

— Присаживайтесь.

На походном столике вместо карты боевых действий валяется красиво распечатанный дизайн-макет. Озёрам в парке Упемба суждено стать курортной зоной. Увы, не сейчас. Я отбрасываю политесы и перекрываю бумажную мечту Биг Босса своими листиками.

— Разгром агентуры ЦРУ является важным, но частным успехом. Есть проблема глубже.

— Не прибедняйтесь, — обрывает президент. — Камалла сочла ваши заслуги ценными.

— Весьма польщён. Однако осмелюсь подчеркнуть, что мы на краткое время получили доступ к стратегическим планам Вашингтона с инвариантным развитием ситуации в Африке. Прогноз резко отличается от благоприятного, выведенного неделю назад.

Читает. Моложавое лицо темнеет от гнева. Раскладной стул скрипит по песку, подобострастно выражая согласие с возмущением хозяина.

— И вы туда же… Блокада, санкции, изоляция… Военная поддержка оппозиции… Что ещё? Ракетно-ядерный удар?

— Нет, не понадобится. Мы слишком слабы, чтобы решиться на конфронтацию с самой богатой частью планеты. Нас прижмут без ядерного оружия. Не уничтожат — отбросят на годы.

— Мне об этом говорили и без вас. И без ЦРУшных записей. Но бросить завоевания — это признать поражение! Понимаете, вы, один из горе-стратегов?

— В отличие от других советчиков, я точно знаю реакцию на наши действия, господин Президент. И совсем не предлагаю бросить плоды завоеваний, — мои пальцы нервно вытаскивают следующий листик. Во время этой презентации, наверно, самой важной за всю пиар-карьеру, они волнуются не меньше владельца и оттого дрожат. — Вот пошаговый план, он позволит найти компромисс и удержать максимум из возможного.

Я торопливо раскрываю основные пункты: признать миротворческий поход оконченным, объявить о намерении предать территорию Конго под международный контроль (пока — только заявить!), создать буферную зону безопасности между реками Конго и Убанги, управлением ею не делиться ни с кем.

— Там проживают племена азанде, родственные коренному народу Центральной Африки, сравнительно цивилизованные — обращены в христианство, с хоть каким-то минимальным уровнем образования, мотыжное земледелие уступило место более культурному. С язычниками сложнее, их шаманы-комиссары будут вести агитацию, что духи предков недовольны пришельцами с севера. Но карман и желудок проголосуют как надо, и со временем придётся вспомнить о праве наций на самоопределение.

По лицу Биг Босса читаются мысли, словно проносящиеся бегущей строкой на рекламном щите. Он ищет хоть малейшую зацепку не отступать. Так фюрер в сорок третьем не желал покидать Кавказ. Земля — это такой трофей, что не увезёшь в обозе на родину героя.

Заранее знаю, он ничего не скажет. Будет советоваться с некрополем. Чужие соображения важнее собственных! Но я жив, и я здесь, и я не сдаюсь.

— Россияне натолкнули меня на верную идею. Почему никто из развитых стран не препятствует американцам исполнять роль мирового жандарма? Потому что такой жандарм нужен, и больше кандидатов на эту роль не предвидится. Если мы станем сильнее и авторитетнее США, то сами будем решать, выводить ли войска с захваченных территорий. Крупные игроки «выразят озабоченность», а мелкие проститутки промолчат. Кстати, американцы присоединять земли не любят, они предпочитают, чтобы весь мир трудился на них, — я глубоко набираю воздух в натруженные лёгкие и выдаю ключевую фразу, непревзойдённую по наглости даже для рекламщика из Сколково. — Предлагаю комплекс мер, чтобы за ближайшие десять лет вытеснить Штаты с военно-политического и экономического олимпа.

А теперь нужен завершающий штрих. Контрольный выстрел в голову после предупредительного в живот. Отчаянно страшась промазать, я наклоняюсь к нему и доверительно шепчу:

— Последовательными шагами мы построим величайшую империю на Земле. Ведь мы именно её строим, да, Босс?

Потом я падаю кулем в кондиционированное нутро джипа, в теле не хватает энергии даже на озноб. Похоже, главного я добился. Теперь он спросит у мёртвых героев не как захватывать Юг, а как сколотить державу. Смею надеяться, метод планового наступления победит.