Петрович нахмурился. Борода и шрамы делали его лицо угрожающим, а взгляд холодных глаз и вовсе леденил кровь. Для Петровича стоящая перед ними задача являлась не просто военной проблемой, он воспринимал ее как нечто личное. Из чего следовало, что он будет отважно сражаться, но что осмотрительности ему явно не хватает. Подобные оценки Егер делал автоматически, они давно стали для него жизненной необходимостью.

— А в чем собственно проблема? — резко спросил хорват. — Мы находимся на расстоянии орудийного выстрела от города. Остается лишь подвести артиллерию, открыть огонь и…

Мысль о том, что они станут бомбить здание, построенное в четвертом веке, вызвала у Егера тошноту, но он покачал головой совсем по другой причине.

— Артиллерия не заставит их выйти за стены города, капитан, а лишь послужит причиной для более активных действий. Ящеры займут позиции в горах. Сейчас они сидят на месте; меня это вполне устраивает — до тех пор, пока они ничего не предпринимают.

— Вы не стали бы болтать о терпении, если бы Сплит принадлежал Рейху,

— заявил Петрович.

Тут хорват был прав: Гитлер начинал вопить от ярости, как только Германия теряла хотя бы малую часть своей территории. Однако Егер не собирался говорить об этом вслух.

— У нас есть шанс выбить их из города, а не просто причинить некоторые неудобства. И я хочу быть уверен в том, что мы его не упустим.

Петрович одарил его сердитым взглядом — как и у многих других местных жителей у него было очень подходящее для этого лицо: длинное, худое, с глубоко посажеными глазами. Скорцени похлопал его по спине и сказал:

— Не беспокойтесь. Мы разберемся с мерзавцами. — Его голос звучал весело и уверенно.

Однако если слова Скорцени и убедили капитана, то вида он не подал.

— Вы, немцы, думаете, будто можете сделать все, что угодно, — заявил он в ответ. — И на сей раз вам лучше не допускать ошибок, или… — Он не уточнил, что именно будет с немцами, лишь отошел в сторону, качая головой.

Егер обрадовался, что Петрович ушел.

— Некоторые хорваты ужасные ублюдки, — негромко проговорил он.

Скорцени кивнул. Всякий, кто вызывал у Скорцени беспокойство, заслуживал самого серьезного внимания.

— Нам и в самом деле необходимо выманить ящеров из города, в противном случае Анте Павелич и усташи note 14 заключат союз с ящерами, и будут выполнять их условия до тех пор, пока те позволят им убивать сербов, евреев, боснийцев и…

— …и всех прочих соседей, — закончил за него Скорцени.

Он не стал упоминать о том, что немцы делали то же самое на востоке, только в гораздо более широком масштабе. Конечно, Скорцени не мог этого не знать; просто старался не думать. Егер сталкивался с подобным поведением и других немецких офицеров. Да и он сам вел себя точно так же, пока не понял, что игнорировать приходится слишком многое.

Скорцени взял висевшую на поясе флягу, отвинтил крышку, сделал большой глоток водки и протянул ее Егеру. Тот тоже выпил.

— Zhiveli, — произнес он одно из немногих слов, позаимствованных у сербо-хорватов.

Скорцени рассмеялся.

— Это что-то вроде: «надеюсь, твоя овца девственница», — сказал он, отчего Егер раскашлялся и чуть не подавился водкой.

Эсэсовец сделал еще пару глотков и убрал флягу. Затем огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никто, кроме Егера, его не слышит, и прошептал:

— Вчера в городе мне удалось узнать кое-что интересное.

— Да? — сказал Егер.

Скорцени кивнул.

— Помнишь, когда я отправился в Безансон, мне чертовски трудно было найти ящера, который согласился бы с нами сотрудничать, потому что какой-то большой начальник приказал очистить город от тех, кто пристрастился к имбирю?

— Да, помню, — ответил Егер. — Однако тебе все-таки удалось. — Егер не забыл собственного восхищения, когда увидел Скорцени, с трудом вылезающего из узкого люка танка ящеров.

— Я всего лишь делаю свою работу, — хитро ухмыльнулся Скорцени, отчего шрам у него на щеке изогнулся. — Оказалось, что зовут большого начальника Дрефсаб, или что-то вроде того. Половина ящеров в Безансоне считала, что он поступил замечательно, очистив город от любителей имбиря — а остальные его ненавидели за то, что он так здорово справился со своей задачей.

— Ну, и что из того? — спросил Егер и задумался. — Подожди минутку, дай-ка я сам догадаюсь — этот Дреф-как-там-ero сейчас в Сплите?

— Знаешь, а ты умный парень! — с некоторым разочарованием проговорил эсэсовец, которому не удалось удивить собеседника. — Значит, я не ошибся, захватив тебя с собой. Ты прав, Егер, это тот самый ящер.

— Совпадение?

— Все возможно. — Тон Скорцени говорил о том, что он ни на мгновение не верит в совпадения. — Но если судить по тому, чего он добился во Франции, Дрефсаб должен быть одним из лучших специалистов. К тому же, здесь совсем нет любителей имбиря. Местные жители давно бы начали продавать его ящерам, да и те десять килограмм, которые я привез с собой, не пылились бы здесь, в Клисе. А если Дрефсаб прибыл сюда не из-за имбиря, то зачем?

— Для заключения сделки с хорватами?

Скорцени потер подбородок.

— Лучшего объяснения мне придумать не удалось. Ящерам нужно заключить союз, причем не только для того, чтобы укрепить свое положение здесь, но и потому, что Сплит был оккупирован итальянцами, когда ящеры его захватили. Потом их выбили из города хорваты. Чешуйчатые ребята помогают себе и итальянцам. Но все равно это похоже на песню с перевранным мотивом — что-то здесь не так.

Егер поспешил защитить свою теорию.

— Почему?

— В Безансоне Дрефсаб занимался полицейской работой, или вопросами безопасности — называй, как хочешь. Ты стал бы посылать представителя гестапо для заключения мирного договора?

Теперь пришел черед Егера оглядываться в поисках капитана Петровича, или его людей.

— Если бы мне пришлось иметь дело с Анте Павеличем и его хорватскими головорезами, возможно, я поступил бы именно так.

Скорцени закинул голову и расхохотался. Несколько стрелков, одетых в форму цвета хаки Независимой Республики Хорватия повернули головы — им стало интересно, что такого смешного сказал Егер.