Был бы убит Расс, молодой человек из Чикаго, ехавший в автомобиле, если бы столкнулся с одним полицейским? Маловероятно. Один офицер (пусть даже один офицер в пылу преследования) не торопился бы и вызвал подкрепление. Именно обманчивая безопасность численного перевеса стала причиной бравады трех офицеров, которые бросились к машине. «Нужно сдерживать развитие событий, — говорит Джеймс Файф. — Мы учим офицеров, что время на их стороне. В случае с Рассом адвокаты одной из сторон говорили о стремительно развивавшейся ситуации. Но она стала таковой только потому, что копы позволили ей так развиваться. Парня остановили, хотя он и не собирался никуда бежать».
Полицейских офицеров учат не попадать в такого рода ситуации, избегать риска временного аутизма. Например, при перехвате автомобиля офицеров учат останавливать свою машину сзади. Если это происходит ночью, машину подозреваемого можно ярко осветить фарами. Полицейский подходит к машине со стороны водителя и останавливается за ним, светя фонарем через плечо на его колени. Я попадал в такую ситуацию, и у меня всегда возникало ощущение, что меня не уважают. Почему офицер не может встать и поговорить, глядя мне прямо в глаза, как нормальный человек? Причина в том, что меня практически невозможно выхватить пистолет, если офицер стоит за моей спиной. Офицер светит мне прямо на колени, и ему видны мои руки на тот случай, если я потянусь за оружием. И даже если я все же возьму оружие, мне придется почти полностью развернуться в кресле, высунуться в окно и выстрелить в офицера из—за дверной стойки (и не забудьте, я ослеплен светом его фонаря) — и все это у него на виду. Процедура действий полицейского мне во благо: это означает, что офицер применит ко мне оружие только в том случае, если я проделаю все перечисленное.
Джеймс Файф руководил проектом в округе Дейд, штат Флорида, где происходило слишком много столкновений с применением насилия между офицерами полиции и гражданами. Можете себе представить, какую напряженную обстановку породили эти столкновения. Общественные организации обвинили полицию в жестокости и расизме, полиция отреагировала резко и стала защищаться. Насилие, сказали полицейские, является трагической, но неизбежной частью их работы. До боли знакомый сценарий! Джеймс Файф абстрагировался от противостояния и провел исследование. Он посадил наблюдателей в патрульные машины, и они регистрировали, насколько поведение офицеров соответствовало методам, которым их обучали. «Они смотрели: пользуется ли офицер преимуществами имеющегося укрытия? — рассказывает он. — Мы учим офицеров, чтобы они представляли собой труднодоступную мишень, и пусть плохой парень решает, сто?ит стрелять или нет. Мы отмечаем: использует ли офицер доступное укрытие или идет прямо к передней двери? Направляет ли он все это время свой пистолет в сторону от человека? Держит ли фонарь не в „ведущей“ руке? В случае звонка об ограблении — перезванивает ли он, чтобы получить больше информации, или просто говорит „сообщение принял“? Просит ли он подкрепления? Координирует ли свои действия с напарником (ты будешь стрелять, а я тебя прикрою)? Осматривают ли они соседние дома? Ставят ли еще одну машину за домом? Когда они заходят в здание, держат ли офицеры фонарь сбоку? Потому что если парень окажется вооружен, он будет стрелять на свет фонаря. В случае задержания автомобиля осмотрят ли они заднее сиденье, прежде чем подойти к водителю? Вот такие вещи».
Джеймс Файф обнаружил, что офицеры ведут себя очень правильно, когда находятся лицом к лицу с подозреваемым или когда подозреваемый под стражей. В этих ситуациях они поступали «правильно» в 92 % случаев. Но приближаясь к месту преступления, они вели себя неверно, действуя по правилам всего в 15 % случаев. В этом и заключалась проблема. Они не предпринимали тех действий, которые необходимы, чтобы исключить временный аутизм. И когда округ Дейд взялся за отработку правильности действий офицеров до встречи с подозреваемым, количество жалоб на полицию и травм среди полицейских и гражданских лиц резко сократилось. «Вам не следует ставить себя в такие условия, когда единственный способ защититься — это кого—то застрелить, — объясняет Файф. — Если вы предпочтете положиться на рефлексы, кто—то пострадает и пострадает необоснованно. Если же вы воспользуетесь преимуществами разумного подхода, вам почти никогда не придется принимать инстинктивных решений».
В выводах Джеймса Файфа интересно то, что он переворачивает обычное обсуждение полицейской стрельбы с ног на голову. Те, кто критикует поведение полиции, всегда обращают внимание на мотивы отдельных офицеров. Защитники полиции, с другой стороны, всегда ссылаются на то, что Файф назвал синдромом действий в отсутствие времени. Действительно, офицер всегда выезжает на место преступления как можно скорее; он видит плохого парня; нет времени на размышления; он действует. Такой сценарий подразумевает, что ошибки должны восприниматься как неизбежность. В конечном итоге обе эти позиции проигрышные. В них подразумевается, что, когда разворачивается критическая ситуация, ничего нельзя сделать, чтобы остановить или проконтролировать ее. Но эта позиция ошибочна. Наше бессознательное мышление в одном важном аспекте не отличается от осознанного мышления: в обоих случаях мы можем развить способность принимать быстрые решения, используя навыки и опыт.
Неизбежны ли повышенное возбуждение и слепота разума в условиях стресса? Разумеется, нет. Гэвин де Беккер, фирма которого обеспечивает безопасность общественных деятелей, обучает своих телохранителей по программе «Прививка от стресса». «В наших тестах объект (т. е. человек, находящийся под защитой) говорит: „Идите сюда, я слышу какой—то шум“, вы заходите за угол и — бабах! — раздается выстрел. Это не настоящее оружие. Патрон представляет собой пластиковый детонатор, но у вас появляется ощущение. И вы должны действовать дальше. Потом мы говорим: „Вам надо повторить все сначала“, и на этот раз в вас стреляют, как только вы входите в здание. К четвертому или пятому разу, когда вас застрелят во время имитации, вы будете в полном порядке». Гэвин де Беккер проводит аналогичные упражнения со злой собакой. «В начале их сердечный ритм составляет сто семьдесят пять ударов в минуту. Они не могут четко анализировать ситуацию. На второй или третий раз это уже сто двадцать ударов, потом сто десять — и тогда они способны действовать». Такого рода подготовка, которую проводят снова и снова, в сочетании с реальным опытом кардинально меняет поведение офицера полиции в опасной ситуации.
Чтение мыслей — способность, которая совершенствуется с практикой. Силван Томкинс, один из величайших специалистов в этой области, настаивал на обязательной практике. Когда родился его сын Марк, он взял в Принстоне годичный отпуск. Все это время он провел в своем доме в Джерси—Шор, подолгу и внимательно всматриваясь в лицо своего сынишки и выявляя признаки эмоций — циклы интереса, радости, печали и гнева, мелькавшие на лице младенца в самые первые месяцы его жизни. Он составил коллекцию из тысяч фотографий человеческих лиц со всеми мыслимыми выражениями и научился понимать логику бороздок, морщинок и складок, обеспечивающих тонкое различие между состояниями перед улыбкой или плачем.
Пол Экман разработал серию простых тестов на способность к чтению мыслей. В одном из них он воспроизводит короткую запись, на которой дюжина людей, утверждает, будто они совершили нечто, чего на самом деле не совершали. Участники эксперимента должны вычислить, кто из этих людей говорит неправду. Этот тест оказался на удивление трудным. Большинство участников в конечном итоге полагаются на догадку. У кого же получается лучше всех? У людей, которые практиковались. Например, люди, перенесшие инсульт и вследствие этого утратившие способность говорить, — просто виртуозы, поскольку их недостаток вынуждает их быть внимательнее к информации, отраженной на лицах. Люди, у которых было трудное детство, тоже справляются с задачей очень хорошо. Ведь они тоже вынуждены были осваивать трудное искусство чтения мыслей, в их случае — мыслей пьющих или жестоких родителей.
