Агата КРИСТИ
* ОЖЕРЕЛЬЕ ТАНЦОВЩИЦЫ *
Жена приходского священника вышла из-за угла своего дома, примыкавшего к церкви, сжимая в руках охапку хризантем. Комья жирной садовой земли пристали к подошвам ее грубых башмаков; на носу были пятнышки такого же происхождения, но она этого не подозревала.
Ей пришлось немного повозиться, открывая заржавленные ворота, наполовину сорванные с петель. Налетевший порыв ветра сдвинул ее потертую фетровую шляпу, придав ей еще более лихой излом, чем раньше.
- Ах ты, пропасть! - сказала Банч.
В порыве оптимизма, вызванного рождением малютки, родители поэтично нарекли ее Дианой, но никто с самого раннего возраста не называл ее иначе, как Банч. Придерживая хризантемы, она пересекла церковный двор и подошла к дверям храма.
Ноябрьский воздух был сырым и теплым. По небу проносились облака, оставляя там и сям голубые просветы. В церкви было темно и холодно: там топили только во время службы.
- Бррррр! - выразительно произнесла Банч. - Придется поторопиться, если я не хочу здесь окоченеть до смерти.
С быстротой, приобретенной благодаря постоянной практике, она собрала все необходимое: вазы, кувшин с водой, подставки для цветов. "Хотелось бы мне, чтобы у нас были лилии, - подумала Банч. - Мне так надоели эти чахлые хризантемы".
Ее ловкие пальцы проворно размещали цветы, и в скором времени убранство церкви было завершено. В нем не было и намека на оригинальность или артистичность, но и в самой Банч Хармон не было ничего оригинального и артистичного. Однако цветы придали церкви очень уютный и приветливый вид. Осторожно неся вазы, Банч поднялась в боковой придел и направилась к алтарю. В этот момент выглянуло солнце.
Его лучи пробивались сквозь сине-красную гамму витражей, украшавших восточное окно, дар богатого прихожанина викторианских времен. Впечатление было неожиданным и удивительно ярким. "Как драгоценные камни", - подумала Банч. Вдруг она остановилась, глядя прямо перед собой. На ступенях, ведущих к алтарю, лежала какая-то темная, скорчившаяся фигура. Стараясь не помять цветы, Банч положила их на пол, подошла ближе и наклонилась. Это был мужчина, лежавший ничком. Банч опустилась рядом с ним на колени и медленно перевернула его лицом кверху. Ее пальцы нащупали пульс; он был такой слабый и неровный, что не оставлял места для сомнения, так же как и зеленоватая бледность лица: Банч поняла, что человек при смерти.
Ему можно было дать лет сорок пять; одет он был в темный потрепанный костюм. Опустив его безвольную руку, которую она подняла, чтобы пощупать пульс, Банч посмотрела на вторую руку человека: он держал ее на груди, сжав в кулак. Банч пригляделась и увидела что-то вроде тампона или платка, который пальцы человека крепко прижимали к груди. Вокруг все было покрыто бурыми пятнами: засохшая кровь, догадалась Банч. Она присела на корточки и нахмурилась.
Глаза человека, до сих пор закрытые, внезапно раскрылись и остановились на лице Банч. Взгляд его не был блуждающим, бессознательным, он казался живым и осмысленным. Губы шевельнулись; наклонившись вперед, Банч услышала только одно слово:
- Убежище.
Ей показалось, что слабая улыбка осветила лицо человека, когда он выдохнул это слово. Не было сомнения в том, что именно он произнес, потому что он повторил:
- Святое.., убежище.
Затем он тихо, протяжно вздохнул, и глаза его закрылись. Банч опять нащупала его пульс. Он все еще бился, но стал более слабым и прерывистым. Она решительно встала.
- Не двигайтесь, - сказала она, - и не пытайтесь встать. Я иду за помощью.
Человек снова открыл глаза; теперь его внимание было приковано к радужным лучам, пробивавшимся сквозь восточное окно. Он пробормотал что-то, но Банч не разобрала. Это напоминало, с удивлением подумала она, имя ее мужа.
- Джулиан? - переспросила она. - Вы пришли сюда, чтобы встретиться с Джулианом?
Ответа не последовало, мужчина лежал с закрытыми глазами; дыхание медленно, тяжело вырывалось из его груди.
Банч повернулась и быстро вышла из церкви. Бросив взгляд на свои часы, она удовлетворенно кивнула; так рано доктор Гриффитс не мог еще уйти. Его дом был в двух шагах от церкви.
Она не стала ни звонить, ни стучать; прошла через приемную и вошла прямо в кабинет.
- Вам придется сразу пойти со мной, мистер Гриффитс, - сказала Банч. В церкви умирает человек.
Несколько минут спустя, бегло осмотрев умирающего, доктор поднялся с колен.
- Можно перенести его в ваш дом? - спросил он. - Мне было бы удобнее наблюдать его там, хотя, по правде сказать, надежды все равно нет.
- Конечно, - ответила Банч. - Я пойду вперед, чтобы все подготовить, и пришлю Харпера и Джонса. Они помогут вам отнести его.
- Спасибо. Я позвоню от вас, чтобы прислали санитарную машину, но боюсь, что пока она придет... Он не закончил.
- Внутреннее кровоизлияние? - спросила Банч. Доктор кивнул.
- А как он попал сюда? - поинтересовался он.
- Скорее всего пробыл здесь всю ночь, - подумав, ответила Банч. Харпер открывает церковь по утрам, когда идет на работу, но обычно он не входит туда.
Минут пять спустя, когда доктор Гриффитс положил телефонную трубку и вернулся в комнату, где раненый лежал на поспешно приготовленной кушетке, он застал там Банч, которая принесла таз с водой и убирала после осмотра.
- Все в порядке, - сказал Гриффитс, - я вызвал санитарную машину и сообщил в полицию.
Он стоял нахмурившись и смотрел на умирающего. Тот лежал с закрытыми глазами, левая рука его конвульсивно сжималась и разжималась.
- В него стреляли, - сказал Гриффитс, - причем с очень близкого расстояния. - Он скомкал свой платок и заткнул им рану, чтобы остановить кровотечение.
- Мог он далеко уйти после этого? - спросила Банч.
- О да, это вполне возможно. Известны случаи, когда смертельно раненные люди поднимались и шли по улице, как будто ничего не случилось, а пять или десять минут спустя внезапно падали. Поэтому нельзя утверждать, что в него стреляли в церкви. О нет, это могло произойти и на некотором расстоянии от нее. Конечно, не исключено, что он сам выстрелил в себя, уронил револьвер, а потом, шатаясь, добрел до церкви. Но я не понимаю, почему он направился туда, а не к вашему дому.